Деревенские разговоры - Иван Полоник

молодым и пригожим – Фёдором звали , а главное в городской одежде и дюже грамотный, ну, может и не дюже грамотный, а говорил он складно. Говорил о деревнях, о земле, о судьбе крестьян, о власти народной и прочее. С того времени и пошли вечерние сходки в деревне, расшатывание деревенских мужиков, выбор председателя сельского совета и другие замороки. Пробыл уполномоченный около года в деревне, сколотил ячейку. Принялся за организацию общего хозяйства в Соловках. А вот кого раскулачивать, не знали. В деревне мужики почти все жили ровно, у каждого своё хозяйство, лошадь, корова, какой-никакой инвентарь. И всё началось с Громка Филиппа. А как же, мельница, несколько лошадей, работники на мельнице и прочее. Как говорят,– на кого Бог, на того и люди. Хотя зла на Громка, никто из односельчан не держал. Был он хозяином справным и брал за помол по -божески, никогда дальние помольцы и односельчане не слышали от него плохого слова. Всё же раскулачили Громка, но молоть-то зерно нужно и не только для жителей их деревни, а и рядом расположенных поселений. Таким образом, оставили пока Филиппа на мельнице, не сослали на какие-то Соловки, а сама мельница перешла из его рук в руки общественность. Но самим главным горем Громка было то, что приехавший уполномоченный приглянулся Дашеньке, его дочери и они стали тайком встречаться. Взбешенный отец вместе с сыном Владимиром провели с ней беседу на тему, кто- есть кто. Дарья молчала. Отец и сын подумали что пояснили ей хорошо, но уже через несколько дней опять увидел её брат с уполномоченным Фёдором вместе в лесу поблизости мельницы когда они прогуливались и доложил отцу.

Как вышло?.. Никто не знает, но в скорости, нашли Дашу чуть ниже омута утопшей… Взбешенный уполномоченный арестовал Филиппа и его сына Владимира, увёз их в волость, только не доехали они туда, по дороге кто-то убил уполномоченного Фёдора и нарочного ездового вызванного из ЧК района который правил лошадью. Четвёртого дня после такого события, понаехало чекистов в Соловки, разбирались, трясли всех. Грозились всё опять же сослать на какие-то Соловки, но так и не нашли виновных и самого Громка с сыном.

Вскорости, в тайге, стала действовать банда во главе с Громком Филиппом. С ним был и его сын Владимир. Что только он и не выделывали?.. Расстреливали, вешал активистов по деревням, а однажды Громок заявился в свою деревню днём, собрал всех жителей на сход, окружив толпу односельчан конными вооруженными своими людьми, коротко сказал,– вы меня простите сельчане, но мельницу свою я сожгу. Она моя, а вы пошли супротив меня за уполномоченным. Я ему дочь свою в подстилки не отдал, а мельницу и тем более. После чего без обиды распустил всех соловковцев по домам, а сам поехал с сыном и ординарцем на кладбище, где была похоронена дочь. Пробыл там немного, после чего заехал к себе домой посадил свою жену на конь, приказал сыну поджечь свой дом, после чего скрылись в тайге. А две ночи спустя, сгорела и мельница. Долго ещё мстил Громок власти Советам по разным населённым пунктам в тайге, но деревню Соловки не трогал. Чем он руководствовался? – Бог знает… Только не появлялся больше он в ней. Всё же краснюки потеснили его, хорошо потрепали где-то его отряд, многих поубивали. С тех пор ни какого слуху о нём. Правда, пронеслась однажды молва по деревне, что Громка убили красные, а его сын Владимир и жена, то есть мать Владимира, скрылись в Китае, с огромадными богатствами. Так или нет, но мельница сгорела и мужики стали молоть зерно руками каждый на своих ручных жерновах если у кого они были. Колхоза так и не организовали, только деревня Соловки стала бригадой рядом образованного колхоза "Коммунар" в более крупной деревни Свищевке.

Как и что произошло с Дашей, никто не узнал, да и дознаваться было некому? Погибшая Даша считалась членом семьи кулака-бандита.

Только люди поговаривали, что Филипп и его сын Владимир сами ночью утопили дочь и сестру в омуте, за то, что она не отказалась от уполномоченного Фёдора. После этого случая проходившие иногда ночью люди мимо омута, где была мельница, поговаривали о том, что видится иногда девушка молодая на его берегу, точь-в-точь похожая на Дарюшку. Одеяния на ней только и было, что одна белая, белая ночная рубашка. Правда это или нет неизвестно, может быть это только деревенские разговоры…

Подойдя к самому берегу, Медников огляделся. У воды, на самом бурлящем её месте, недалеко друг от друга, сидели: старик Ощепков со своим внуком Ванюшкой, далее, у самого конца водоворота, находился глухой старик Овсей Лещев. За ним, у самого переката, на коряге, сидели Юрка Лугинин, когда-то лучший механизатор колхоза и Белостоков Павел, сосед Лугинина. У спокойной воды, после омута сидели с удочками Сорогин Митрофан и бывший при совках кореспондент областной газеты " Труд в пользу" Ломов Олег. В данное время пенсионер и жил в отцовском доме в Соловках, занимался литературой, что-то вроде малоизвестного писателя. Далее, у небольших мысков, где закручивалась немного вода, сидели ещё односельчане.

Все они забрасывали свои удочки казалось в туман, который ещё держался над водою в образе какого-то сказочного дракона, хвост которого спускался вниз по реке. Стараясь не создавать лишнего шума у омута, Лаврентий Медников присмотрел себе место в нескольких метрах от старика Ощепкова, положил у воды снасти, сачок и раздвижной стул, воткнул в воду рогульки из проволоки, и размотал на удочках леску, положил удилища на них. Потом достал банку из-под кофе где были черви, принялся наживлять их на крючки. Проделывал он это неспешно, качественно, как и всякую деревенскую работу. Нанизал черви на крючки, старательно поплевал на них на удачу, и закинул под свист удилищ крючки с грузками в воду. Грузила чмокнули о поверхность воды и поплавки насторожились. Вытирая руки о тряпку, доставшую из кармана, медников прошептал, – Дай мне Дарюшка улов! После чего стал рассматривать остатки мельницы и другой берег реки. Осматривая подумал,– Вот какова жизнь, Громка нет, а память о нём осталась и он ощупал взглядом останки мельницы из лиственницы. Хорошим хозяином он был. Долго ещё стоять будет эта память ему… Потом прокряхтел по-стариковски, присел на раскладной стул. Свои движения закончил вздохом, – э-хэ-хэ…

Проходило время, два белых поплавка в синюю полоску стояли на воде не подвижно, туман постепенно таял, и за густыми вершинами леса показались первые лучи солнца. Медников иногда посматривал на соседей-рыбаков, которые нет-нет