Дикарь - Дмитрий Сергеевич Мануйлов

— Где он?!

Девушка сквозь слёзы с ненавистью смотрела на своего отца. Она не хуже Павла понимала, что в бою с элементалем ступени Повелителя у них нет ни шанса. Но, в отличие от брата, у неё была причина попробовать.

Тело девушки ярко полыхнуло светло-оранжевым, когда она кометой бросилась навстречу отцу. Стоявших между ними людей она отшвырнула походя, так, словно крупные мужчины ничего не весили. Павел втянул воздух сквозь зубы: несмотря на кажущуюся хрупкость, его двадцатилетняя сестра была невероятно талантлива. Сам он в её возрасте подобными навыками похвалиться не мог.

И всё же перед их отцом это не имело никакого значения.

— Уже Старший маг? — удивлённо протянул элементаль. Его широкая мозолистая рука легко перехватила кулачок дочери буквально в нескольких сантиметрах от лица, и теперь он с любопытством рассматривал изящный доспех из пляшущих в воздухе язычков светло-жёлтого пламени. А затем по слогам произнёс, прожигая её взглядом гораздо более яростным, его собственный огонь: — Какая бесполезная трата.

Он рванул её за перехваченную руку, и колено бугрящейся мускулами ноги с силой врезалось дочери в живот.

— Кха!

Изо рта Ангелины вылетела тонкая нитка слюны. Отец совсем не сдерживался, нанося удар, и теперь девушка оседала на землю, судорожно пытаясь вдохнуть воздух в лёгкие. Остальные присутствующие тоже, казалось, перестали дышать: боясь шевельнуться, все молча наблюдали за дракой отца и дочери.

— С кем ты его отправила? — с силой сжав узкий подбородок, элементаль поднял голову дочери вверх. — Тянешь время, пока его решили от меня спрятать? Ты же знаешь, что это бесполезно. От меня не сбежать.

«Конечно, она знает. Ей ведь не удалось», — подумал Павел, с тоской глядя на сестру.

Ему отчаянно хотелось помочь ей хоть чем-нибудь, однако против отца он был бессилен. Даже напав на него сейчас, Павел бы ничего не добился, — только настроил бы отца ещё и против себя, — а потому ему оставалось лишь молча наблюдать за происходящим. На большее он, к сожалению, способен не был.

— Не хочешь говорить? Ну и ладно, — в голосе Главы Дома появились скучающие нотки. — Справлюсь и сам. Я собирался тебя вырубить и вернуть домой, — доверительно сообщил он, — Но, пожалуй, не стану лишать тебя сознания. Хочу, чтобы ты видела последствия, к которым привёл твой гонор. Подайте цепи!

Последнее слово было небрежно брошено им через плечо. Из-за спины Павла вышел рунист и торопливо достал из кармана длинную цепочку из светлого, почти белого металла. Ангелина с ужасом посмотрела на неё и попыталась встать, однако отец мощным ударом в солнечное сплетение остановил её попытки сопротивления.

Рунист ловко примотал руки девушки к телу, так плотно, что звенья толщиной почти с палец врезались в домашнюю белую футболку. Из девушки будто выдернули стержень: стоило концам цепи скрепиться небольшим замком за её спиной, как лицо Ангелины побледнело.

— Не слишком приятно, верно? — довольно, будто учитель, преподающий ребёнку важный урок, сказал отец. — Даже мне родий до сих пор причиняет неудобства. Впрочем, ради единственной дочери я готов потерпеть, — с этими словами он одним движением закинул Ангелину на плечо, словно он был фермером, а она — пыльным мешком картошки. — Идём! Нужно проверить оставшиеся комнаты и подвал.

Павел замер. Он готов был поклясться, что в тот момент, когда отец проходил мимо него, Ангелина умоляюще посмотрела ему в глаза и кинула взгляд на комод, стоявший у стены в спальне. Павел окинул помещение взглядом. В комнате оставались лишь он и рунист.

«Может, кое-что я сделать всё же смогу», — Павел решительно развернулся на пятках и бросился к комоду.

Верхний ящик был заполнен всякими женскими вещами вроде фена, плойки и различного рода косметичек, как будто одной могло оказаться недостаточно. Второй — стопками полотенец. А вот в третьем обнаружилась причина, из-за которой и была затеяна вся сегодняшняя операция.

На бережно сложенном одеяле, заботливо накрытый наволочкой, лежал ребёнок не старше года от роду. Удивительно, но никакой шум не смог его разбудить — похоже, мать напоила своё дитя каким-то снотворным, чтобы мальчик не заплакал и не выдал своего местоположения.

Смутное движение за спиной заставило Павла резко обернуться, чтобы увидеть, как рунист быстрыми движениями руки чертит в воздухе какой-то знак.

Элементаль не позволил ему закончить: с пальцев Павла сорвался неяркий поток огня, разрушив формирующийся в воздухе узор. Рунист вскрикнул и закрыл лицо. Тыльная сторона ладоней покрылась внушительных размеров волдырями.

Павел аккуратно задвинул ящик на место и подошёл к рунисту. Тот лежал на полу, испуганно глядя на приближение элементаля.

— Почему? — прежде чем прикончить предателя, Павел хотел узнать причину. На самом деле, он не особо-то надеялся на ответ, но рунист неожиданно выпалил:

— Да потому что это был мой единственный шанс сбежать от вашего отца!

Павел начал было заносить над собой полыхающую огнём руку, как вдруг замер. Рунист был прав: сейчас Глава Дома уничтожил целую Семью и обходил здание, будучи уверенным, что всё находится под его полным контролем. Более подходящее время для побега трудно представить.

«Похоже, я всё-таки смогу помочь», — с непривычной для себя решимостью подумал Павел. В его голове стремительно формировался план — чрезвычайно рискованный, а потому — единственный, что мог сработать.

Подумав о том, что произойдёт, если его идея не сработает, Павел внутренне содрогнулся. Но он не собирался отступать. Просто не мог.

— Я отпущу тебя и даже помогу сбежать, — без предисловий начал он, обернувшись к опешившему от такого заявления рунисту. — Но сначала тебе придётся кое-что для меня сделать.

Всё, что он запомнил, это боль.

Чудовищная, сокрушающая волю, подавляющая любые мысли, выжигающая саму сущность человека дотла. От боли он не мог вспомнить ни своего имени, ни места, где находился. Ему хотелось покончить с собой, чтобы прекратить безумные мучения, однако пошевелиться было невозможно — агония, заполнившая тело, надежно его парализовала.

А потом всё вдруг прекратилось.

Дрожа от пережитых ощущений, он опустил взгляд вниз. Ноги ниже колена не было: её отрубил мужчина, один из тех, что сопровождали Прометея. Внешне они были весьма похожи — такой же грубо очерченный подбородок, светло-карие глаза и нос