Цифровая реальность. Журналистика информационной эпохи: факторы трансформации, проблемы и перспективы - Олег Самарцев

Аудитория СМИ влияет в новой среде не только на тематику, но и на процесс формирования информационной повестки дня, то есть приобретает ранее недоступный для нее статус «привратника» (gatekeeper), наравне с журналистами и издателями. Структура любой многоаспектной новости дискретна за счет постоянного приращения базового факта (случилось нечто) квантами дополнительных новых сведений (в такое-то время, при таких-то обстоятельствах, с такими-то героями и т.д.), журналисты заполняют «мозаику» события постепенно, до достижения максимальной информационной полноты. Сетевая технология Web 2.0 открыла каналы неограниченному числу корреспондентов через социальные сети, блоги и комментирование публикаций, теперь новые сведения поступают не только от информагентств, но и от самой аудитории, нивелируя преимущественное право журналиста на доступ к первоисточникам. В определенной степени за счет этого решается главная методологическая проблема традиционной журналистики, о которой в «Универсальном журналисте» писал редактор британской «Observer» Дэвид Рендалл: «Так уж повелось, что чуть не у каждого есть свое мнение (интересное или нет – другой разговор), но лишь немногие обладают свежей информацией» [6]. Теперь в новой информации недостатка не бывает. Проблема современного медиа-пространства – не недостаток, а, напротив, избыток сведений, зачастую лишенных структуры и достоверности, но крайне разнообразных. Приращение информации в сети происходит именно за счет интерактивного участия самой аудитории, которая становится незаменимым и крайне удобным источником новых информационных квантов. При этом современной аудитории безразлично, кто именно опубликовал фото или видео с уникальными сведениями (любого характера) – случайный очевидец или профессиональный репортер.

«Гражданская журналистика» («сivic journalism» или «citizen journalism») отменяет информационную исключительность СМИ, однако качественный отбор, оценка событий и их интерпретация, проверка фактов (fact checking), требующие профессиональных компетенций, пока остаются прерогативой профессиональных редакций.

Существенны и социальные факторы, в том числе и ролевая инверсия участников массовой коммуникации. Социальная пирамида потребителей СМИ сегодня меняется как в сфере увеличения доступности информации (практически не претерпевая изменений в отношении ее содержания – элита по прежнему стремится к потреблению качественной информации, масса – информации облегченной и массифицированной), так и смещения акцента в инициативе создания контента. Масса становится не менее, если не более, активным автором информационного поля, а поскольку основополагающее свойство массы – расти [7], то и тенденция эта год от года усугубляется. «Освобождение авторства» [8] (mancipation of authorship), как полагает известный медиааналитик А. Мирошниченко, происходит экспоненциально: если за всю историю человечества до наших дней публичных авторов насчитывалось около 200 миллионов, то уже сегодня их более 2,5 миллиардов [9]. По сути дела, за последние 25 лет произошло приращение числа авторов более чем на порядок, без необходимости приобретения для этого каких-либо профессиональных компетенций.

Таким образом, журналистика, традиционно занимавшая промежуточное положение между элитой и массой, теряет монополию системы-посредника и вынуждена эту функцию реализовать в новых условиях, со значительно меньшей эффективностью. Характерно, что уже на этой стадии всплеска интереса к блогосфере – ближайшего конкурента журналистики – начинает работать селективный механизм обособления новой «медийной элиты», продвижения части акторов соцсетей к вершине информационной пирамиды, что заставляет государство принимать весьма спорные законы, уравнивающие их со СМИ, а аудиторию – менять отношение к журналистике, оказываясь «более восприимчивой и открытой блогерам, а не профессиональным журналистам» [10]. С практической точки зрения, любая форма журналистики доступна в равной степени и блогосфере, однако речь о замене одной системы на другую пока не идет [11].

По всей видимости, исключительность в информационной среде интернета журналистике вернуть не удастся, а поскольку и самой глобальной сети в нынешнем виде эксперты предрекают скорую гибель [12], то и изменения в масс-медиа будут продолжаться не одно десятилетие.

Тем не менее, журналистика как одна из базисных социальных систем общества в новых условиях вынужденно адаптируется в направлении расширения профессиональных компетенций и попыток репутационного отрыва от волюнтаризма социальных сетей. Учитывая, что модернизация собственных социальных функций от журналистики не зависит, поскольку определяется исключительно потребностями социума, то ближайшие трансформации следует ожидать внутри самой системы «журналистики 2.0» – в технологиях, принципах и формах реализации общественных ожиданий.

§2. Фактор массовизации

Возникновение «нового журнализма» Д. Пулитцера и Р. Херста довольно точно совпало по времени с индустриальной революцией начала ХХ века. Индустриализация вывела широкую массу из информационной периферии, чтобы сделать ее главной движущей силой эпохи и основным потребителем газет и журналов и, как следствие, безусловным диктатором информационной повестки дня. Странно ли, что не только форма, но и содержание прессы, дотоле стремившейся к диалогу, убеждению и просвещению, естественным образом претерпели системные изменения, которые Рендольф Херст довольно откровенно постулировал в несложных правилах. Читатель, утверждал он, интересуется, прежде всего, событиями, «которые содержат элементы его собственной примитивной природы – самосохранение, любовь и размножение, тщеславие». «Новый журнализм», привлекательный в силу простоты и декодируемости для любой аудитории, изменил и критерии оценки качества журналистики. Непреложным правилом новых изданий стала формула: один элемент из списка Р. Херста делает текст хорошим, два – еще лучше, а наличие всех трех обеспечивает первоклассный информационный материал. Форма и содержание журналистского текста стали приспосабливаться к новой структуре информационного потребления. Начался процесс таблоидизации, узаконивший стандарт перевернутой пирамиды и обособленность броского заголовка (headlin), иллюстративность и уменьшенный формат полосы. Как следствие, унификация и клиппирование текстов стали естественным трендом с учетом упростившихся потребностей аудитории.

Тогда же Д. Пулитцером была сформулирована и универсальная формула газетного успеха. Она успешно применялась в изданиях его ученика и вечного соперника Уильяма Р. Херста, который небезосновательно полагал, что главный и единственный критерий качества газеты – тираж. Формула увеличения тиража, сформулированная Пулитцером, довольно проста: политический скандал + расследование + разнообразные сенсации + спорт + женские рубрики + иллюстрации + юмор + реклама обеспечивают высокий тираж. Современное телевидение с успехом эту формулу реанимировало и надежно эксплуатирует по сей день, вызывая рвотные спазмы у взыскательного зрителя. Если учесть, что телевидение значительно моложе печати и совершило юношеское «открытие велосипеда», ориентируясь на классиков жанра, это вполне объяснимо.

Кстати, состояние массового сознания и культуры начала ХХ века, отличавшееся определенным нравственным консерватизмом и наличием здравого смысла, сдержало потребителя от тотального отказа от традиционной диалогической журналистики. В определенной степени, оно даже стимулировало закрепление системы нравственных и этических норм, их формализацию, а также позволило свободно формироваться широкому многообразию жанров и особому газетно-журнальному стилю.

Масса, хлынувшая на информационное пространство интернета вначале нового тысячелетия, напротив, оказалась совсем не взыскательной и совершенно не консервативной, поскольку и социально, и интеллектуально оказалась не готова к восприятию абсолютной информационной свободы. И не столько свободы потребления, сколько свободы активного соучастия и безмерного креатива. Коммуникативная ролевая инверсия – интерактивность – создала уникальную ситуацию, сходную с появлением печатного станка. Маклюэновская «галактика Гуттенберга» в интернете приобрела гипертрофированный размах, при котором «печатный станок» стал доступен каждому без исключения, что само по себе явилось запредельным нравственным и социальным искушением для подавляющего большинства доселе лишенной права публичного голоса массы. И масса публично заговорила привычным для нее «шершавым языком», нимало не заботясь о культурологическом вреде тиражирования речи «окраин» и, тем более, возведении ее в речевую норму. Характерно, что массовый потребитель не просто плохо воспринимает сложные тексты, но и достаточно откровенно обвиняет их авторов в заумности, бессодержательности и многословии популярной «олбанской» идиомой «много букаффф».