Иванов и Рабинович, или Ай гоу ту Хайфа - Владимир Кунин

— Что я могу сделать? — Арон печально выпил стакан.

— Закуси, зайчик, — Клавка тут же сунула ему бутерброд.

— Я просто не могу больше здесь жить… — заплакал Вася.

— Арон! Ты видишь, в каком он состоянии?! Сделай что-нибудь! – повторила Ривка.

— Что я — простой работяга — могу сделать, если они русского интеллигентного человека довели до того, что он хочет покинуть свою родину?.. — Арон постепенно от печального настроя переходил в зоологическую свирепость: — А я вот в гробу их всех видел в белых тапочках! И хрен им в грызло, вообще никуда отсюда не двинусь!!! Хоть я и «Рабинович»!..

— Боже мой!.. — тоненько прокричал Вася. – Если бы я был «Рабиновичем»!.. Только бы вы меня здесь и видели!..

И тут вдруг Ривка ссадила Васю со своих колен, поставила прямо перед собой и торжественно произнесла:

— «Вы просите песен — их есть у меня!» Ты хочешь быть «Рабиновичем»? Нет вопросов. Мы с тобой женимся, ты берешь мою фамилию, я устраиваю всем четверым по вызову, и мы отваливаем отсюда в лучшем виде!

— Ой… — испугался Арон и тревожно посмотрел на Васю.

— Гениально!.. — Вася был потрясен простотой решения.

— А если эти два идиота не захотят ехать с нами — будут прилетать к нам в гости, — Ривка показала на Арона и Клавку. – Сейчас, говорят, это запросто.

Клавка забралась на колени к Арону и нежно прижалась к нему.

— А ты, Арончик, женишься на мне и берешь мою фамилию. И становишься «Ивановым». Пусть тогда попробуют тебя не взять на работу!..

Из репродуктора гремит «Свадебный марш» Мендельсона.

Висит простенький прейскурант:

«1. Разбортовка колеса — 1 рубль.

2. Заклеить камеру — 1 рубль.

3. Забортовка колеса — 1 рубль.

4. Балансировка 1 рубль».

Под торжественные звуки «Свадебного марша» грязные, зачуханные Арон и Василий работали в мастерской при кооперативном гараже.

Медленно, со скрежетом проворачивается лежащее на шиномонтажном станке старое колесо. Поддев ломом кромку покрышки, Арон силится отделить ее от проржавевшего диска…

На балансировочном станке быстро вертится второе, уже смонтированное колесо. Вася следит за стрелкой прибора. То остановит станок, пометит мелом, то снова пустит колесо вертеться…

Гремит «Свадебный марш»… На верстаке вулканизируется сразу несколько камер. А вокруг — нагромождение покрышек, рулоны «сырой» резины, погнутые диски, ниппеля, грузики для баланса, инструменты, компрессор с огромным манометром, чан с водой для проверки камер…

Около мастерской — штук десять автомобилей. Владельцы несут дырявые покрышки и рваные камеры к Арону и Васе, тащут от Васи и Арона уже починенные, залатанные, накаченные…

Вася ведет расчеты с клиентами, складывает трешки и рублевки в большую железную коробку, что-то отмечает в журнале.

У Арона и Васи черные руки, замызганные комбинезоны, мокрые грязные изможденные лица. Тяжелая, адовая работа… А над всем этим — Мендельсон. «Свадебный марш»!..

В мастерскую входит председатель гаражного кооператива:

— Рабинович! Тебя жена к телефону!

— Спасибо, шеф! — говорит ему Вася и убегает.

— Арон Моисеевич! Иванов!.. Распишись, что с противопожарной инструкцией ознакомлен, — председатель протягивает Арону папку.

Арон вытирает руки ветошью, берет карандаш:

— Где?

— А вот — «Иванов А.М.»… Порядок!

Гремит «Свадебный марш» Мендельсона…

Вечером, умытые и измотанные, ехали с работы. «Москвич» скрипел, стучал, фыркал прогоревшим глушителем.

Вася считал деньги, раскладывал в две кучки на «торпеде».

— Один хмырь болотный приволок грузики из Тольятти. Я ему отстегнул полтинник…

— Молодец, — похвалил его Арон.

— Четвертак вода и электричество за прошлый месяц… Двадцать процентов арендной платы. И червонец я заслал ночным сторожам. Мало ли что!

— Правильно.

— Договорился с шиноремонтным заводом. Будем отдавать им колеса в наварку. Они хотят по тридцатнику, мы будем брать с клиентов по полста. Двадцать наши…

— Здорово.

— Держи. Тебе семьдесят восемь и мне семьдесят восемь.

— И день прошел не зря, — Арон спрятал деньги в карман и остановил машину у дома Василия. – Чего Ривка звонила?

— Сдала в ОВИР все наши документы. Велели ждать.

— Сколько?

— Тебе-то что? Ты же ехать не собираешься.

— Мне партнера подыскивать нужно. Не Клавку же я поставлю к балансировочному станку! А ты у меня, Васюся, временный.

— А может быть, все-таки… вместе, Арончик? А?..

— Все! Вали. До завтра. Ривке привет!

Вася вышел из машины. Арон отъехал несколько метров, затормозил и дал назад. Открыл дверцу и крикнул негромко:

— Эй! Рабинович!..

Вася с готовностью повернулся.

— Я слышал, что на израильской границе всех мужиков вместе с паспортом заставляют болт предъявлять. Нет обрезания — поворачивай обратно! Так что готовься, Васька! — заржал Арон и уехал.

Василий посмотрел ему во след, покачал головой:

— Ну, шлемазл, мать твою! Ну, что с тебя взять, выкрест?..

После ужина Клавка вышла из ванной в коротком соблазнительном пеньюарчике. В коридоре перед зеркалом опрыскала себя духами, кокетливо распушила волосы и только после этого открыла дверь в комнату:

— Зайчик! Я готова к употреблению!..

На диване-кровати глубоким и тяжелым сном спал разметавшийся, измученный за день, Арон. Его могучий храп вздыбливал тонкие занавески на окнах и заставлял позвякивать подвески на чешской люстре.

— Ты же обещал, зайчик… — растерянно проговорила Клавка. — Ведь сколько уже дней…

Чудовищный храп Арона был ей ответом. Клавка опустилась на стул у дверей и горько заплакала…

Точно в такой же квартире, но на другом конце города, Ривка в постели хлопотала над бесчувственным от усталости Васькой.

— Ну, и что? И в чем трагедия? Ну, устал мой мальчик… Ну, не стоит у маленького! Так он сейчас у всех плохо стоит. Даже у иностранцев. А вот мой Васечка отдохнет — мы им всем покажем! Да? Лежи, лежи, котик, не расстраивайся. Я тебе сама все сделаю в лучшем виде…

Снова шиномонтажная мастерская. Вечер.

Снова дырявые камеры, рваные покрышки, погнутые диски, очередь клиентов с автомобилями…

Грохочет шиномонтажный станок, воет компрессор. Арон работает один — мокрый, грязный, усталый.

В мастерскую заглянул председатель кооператива:

— Притормози, Иванов.

Арон остановил станок, выключил компрессор.

— А где Рабинович?

— На курсах по изучению языка. Мы же вас предупреждали, что Васька работает здесь только до отъезда…

— А что, если я его у тебя заберу и сделаю своим замом по производству и экономике?

— Не надо. Он свое уже отсидел.

— Тьфу!.. — председатель даже перекрестился. – Типун тебе на язык и два на жопу!

— Нет, серьезно, он не пойдет. Он за бугор намылился…

— Ладно… Бог в помощь, — председатель усмехнулся, покачал головой и удивленно сказал: – «Василий Рабинович»… Странно звучит, да, Арон Моисеевич?

Арон включил шиномонтажный станок, завел компрессор и прокричал председателю сквозь шум и грохот:

— А то, что я «Иванов», это нормально?..

В подвале старого петербургского дома под трубами парового отопления и электрическими кабелями, на колченогих стульях, за обшарпанными столами сидели человек пятнадцать будущих эмигрантов и изучали «иврит».

Модно одетый молодой человек с еврейско-тореадорской косичкой мелом писал на старенькой школьной доске древние слова…

Он что-то еще говорил вслух, но измочаленный работой Вася сквозь сонную одурь видел только его двигающийся рот и ничего не слышал.

Иногда Ривка толкала его в бок локтем. Тогда Вася испуганно оглядывался и таращил глаза на школьную доску. Все вокруг усердно записывали премудрости языка предков. Каждый раз, когда преподаватель поворачивался к аудитории, он встречал нахальные и зовущие глаза крупной и яркой Ривки. Когда же Ривка медленно и плотоядно облизнула губы и закинула ногу за ногу так, что ее роскошные ляжки открылись до самых трусиков, у молодого преподавателя иврита исчез дар речи и встала дыбом косичка…

У Русского музея расфуфыренная Ривка говорила расфуфыренной Клавке:

— …а к нему приехал друг из Стокгольма на своей тачке. Живет в «Астории».

— В «Асторию» я не пойду! — перетрусила Клавка. — Там меня каждая собака знает. Если бы в «Прибалтийскую»…

— Ну, правильно! А я в «Прибалтийской» инкогнито, да?! Повезем к тебе или ко мне, — решительно сказала Ривка.

— Ой, Ривка!.. Подумать страшно! А вдруг…

— Сейчас двенадцать. Раньше восьми наши не вернутся. Уйма времени! Посидим, выпьем, расслабимся…

Подкатил красивый автомобиль с иностранными номерами. Из него выскочил учитель иврита со своей тореадорской косичкой, а из-за руля вылез его иноземный приятель и восхищенно сказал: