Русак - Торик Александр

Во-вторых, боевому офицеру пришлось вступить на поле боя, абсолютно неизвестное ему доселе, — чиновничье-бюрократическое, где он сразу почувствовал себя реальным «салагой» перед огромной алчно-бездушной громадиной гос-аппарата. Сергею пришлось по завещанию вступать в наследство умершей полгода назад любимой крёстной-тётушки Лили, у которой, кроме него, наследников больше не было.

А наследство было нехилое — двухкомнатная квартира с высоченными потолками в предреволюционном доме на Остоженке и дача в Переделкино, стоящая между дачами известного в советское время писателя и написавшего на него в сорок девятом году донос чуть менее известного поэта. Всякая мелочёвка вроде мебели, посуды и двух роялей, уже как бы и не считалась чем-то стоящим внимания.

Пришлось нанять риэлтора — очаровательную тридцатилетнюю Мариам, которая за нереальный по сравнению с армейскими зарплатами гонорар, взялась пройти все круги чиновничьего ада, что и сделала за пару месяцев с успехом, превзошедшим всякие ожидания. Гонорар Серёга заплатил, взяв взаймы у бывшего одноклассника Вазгена, державшего три контейнера на продуктовом оптовом рынке, под залог квартиры, в которой сам Серёга родился и прожил всю жизнь до училища. Эта квартира досталась ему после смерти родителей и в ней он, собственно, и жил по возвращении из госпиталя в подмосковной Купавне.

— Вы теперь завидный жених! — томно взмахнула ресницами Мариам, вручая Серёге папку с документами из регистрационной палаты, свидетельствующими, что он стал полноправным собственником тётушкиной недвижимости.

— Ага! Я буду привыкать к этой роли, — отшутился в ответ Серёга, вручая Мариам остаток гонорара в толстом конверте, — возможно, когда-нибудь это принесёт мне счастье!

Но пока квартира на Остоженке вместо счастья принесла Серёге стабильный доход в виде арендной платы от поселившегося в ней родственника Вазгена, державшего пять контейнеров на одном из строительных рынков. Арендная плата позволяла Серёге спокойно рассчитываться в рассрочку со всеми долгами, причём остававшейся ежемесячно от долговых взносов суммы ему хватало на вполне безбедное существование.

Но вскоре Сергею захотелось и совсем оставить пыль и шум первопрестольной, переменив его на переделкинский дачный покой и тень ветвей окружавших складненький тётушкин домик деревьев. Построивший его тётушкин муж (Серёга так и не успел привыкнуть называть его «дядей») был каким-то ответственным работником Главлита, имел хорошие доходы, и домик вышел ладным, кирпичным и комфортным.

Сергей сдал родительскую квартиру ещё одному родственнику Вазгена, заняв у последнего под будущую арендную плату сумму достаточную, чтобы купить свою заветную мечту: «Паджеро Спорт» — одного из последних реальных «проходимцев» во всё более прилипающем к асфальту мире джипов. Ещё хватило на отличную канадскую палатку, всякую рыболовную «приблуду» и небольшой, но в высшей степени плоский японский телевизор с видаком! Типа — жизнь удалась! Почти…

«Завидный жених» был в прошлом незавидным мужем. Польстившаяся на «рэмбовский» антураж разведчика спецназа кареглазая девушка Галина вышла за него замуж и отдала три года своей молодости почти не бывавшему дома «лейтехе». Однако по истечении сего срока она вдруг ощутила себя «рыбой», которая сильно хочет «где лучше» вместо регулярной стирки и чинки загаживаемого на учениях и в командировках камуфляжа за те гроши, что постсоветская власть, ни капли не стыдясь, велела считать офицерской зарплатой.

Разговор вышел коротким.

— У тебя «есть такая профессия — Родину защищать», а у меня есть такая потребность — иметь нормальную семью, рожать детей и не растить их в нищете! Вот ты и защищай свою Родину, а я найду себе нормального мужика, собственно, уже нашла. Не обижайся, романтика пролетела, а настоящая жизнь — она другая. Я уже подала на развод, в суд можешь не приходить — разведут и так!

— Ладно! — ещё не успевший охватить всю глобальность происходящего в его жизни события, кивнул Серёга. — Не приду!

На следующий день он написал рапорт на войну в Чечне.

Шло время, острота переживания разлуки спала. Но больше как-то Серёге жениться уже не хотелось, женского пола он избегал и, не боясь, лез в такие передряги, в которых без «рождения в рубашке» выжить не было просто никакой возможности. Но он выжил.

Да! Роста он был среднего, глаза почти чисто-серые, а волосы русые, за которые ему, очевидно, и дали в части прозвище — Русак. А может, за фамилию — Русаков, или за то, что — русский…

ГЛАВА 2. «ВОВАН» МИХА

Кажется, дождик стал сильнее!

Сергей выполз из большого — почти двухместного — спальника, ловко внырнул в штаны от армейской «горки», автоматическим движением затянул широкий офицерский пояс. Привычка к камуфляжу, тельняшкам, хабэшкам, не дорогим, но прочным и удобным кроссовкам «Эксис» московского пошива, весьма популярным у спецназовцев-разведчиков его части, въелась в него неистребимо, словно вкус пороха в носоглотке после нескольких дней боёв подряд.

По необходимости Серёга мог надеть и какую-нибудь приличную «гражданку», но чувствовал себя совершенно комфортно лишь в «родном» армейском облачении, в котором он провёл почти безвылазно треть жизни.

Нелли подняла уши, открыла умные тёмные глаза и, не поднимая большой тяжёлой головы, оценивающе посмотрела на Сергея. Всё было вроде бы в порядке, и старая овчарка вновь опустила уши и, закрыв глаза, уснула чутким сном «профессиональной» сторожевой собаки. Ей было уже почти четырнадцать лет.

Нелли досталась ему из милицейского питомника. Знакомый по войне сержант-кинолог предложил забрать собаку после «списания в отставку», хваля её рабочие достоинства и дружелюбный характер.

— Тебе для дачи лучше сторожа и не надо! Для работы у нас она уже «устала», а для семьи и для дачи ещё послужит! Будет тебе и сторож, и друг получше многих людей!

И сторожем и другом Нелли оказалась прекрасным. Другом, в общем-то, и единственным. Потому что несколько хороших боевых друзей остались на войне, а на гражданке новых не возникло. Лишь иногда перезванивались с подавшимся после войны в «ментуру» «вовиком» Михой.

«Вовиками» или «вованами» называли на чеченской войне военнослужащих внутренних войск — аббревиатура «ВВ» — отсюда и «вовики». Воевали они по-разному, поэтому и отношение к ним было у спецуры неоднозначное. Хотя в ту странную войну многие проявляли себя непредсказуемо…

С Михой — старшим лейтенантом внутренних войск Михаилом Шлычковым, Сергей познакомился в бою. Собственно, это был уже даже и не бой, а хладнокровный, как в тире, расстрел оставшихся в живых после подрыва фугасом ехавшего по горной дороге вдоль мелкой речушки Камаза со взводом усталых после «зачистки» аула, недавно прибывших в часть из «учебки,» «вованов».

Подрыв был осуществлён настолько удачно, что сброшенная взрывом с дороги раскуроченная машина ещё и придавила нескольких оставшихся в живых солдатиков, оглушённых, перемазанных грязью и кровью собственных товарищей.

Только трое из них, возглавляемые раненым в правое бедро старлеем Михой, оказались способны, кое-как спрятавшись за останками автомобиля, редко и обалдело отстреливаться от находящихся прямо над ними на хорошо защищённой камнями позиции, опьянённых начальным успехом операции и весело горланящих своё «Аллаху Акбар» боевиков.

Участь «вовиков» была очевидна, и «басмота» не спеша получала удовольствие, неторопливо и прицельно отстреливая оставшихся в живых «федералов».

— Русский, сдавайся! Мы тебя харашо зарежим, небольна! — с хохотом кричал из-за камня руководивший группой, состоящей из полутора десятка хорошо вооружённых бандитов, молодой, в дорогом фирменном камуфляже, чеченец. — Быстра умрёшь! Маме тваей уши пашлём пахаранить — будит на магилка тваи уши хадить!

— Сдохни, сука! — пытаясь прицелиться сквозь обломки грузовика в невидимого врага, проскрежетал зубами Миха, нажимая на спуск скользкого от непонятно чьей крови «калаша».

— Эй! Кафир! Не нада стрелять, — издевались сверху, — патроны пабириги, нам пригадятся тваих друзей стрилять!

Вот в таком положении и застала вышеописанную ситуацию вынырнувшая из чащи на горе выше позиции боевиков, возвращавшаяся с важной информацией из разведвыхода группа спецуры, возглавляемая капитаном Серёгой.

— Командир! Наших добивают! — быстрее всех сориентировавшийся в обстановке шепнул Сергею Кукарача. — Давай разом по-быренькому сволоту накроем, сверху как вшей передавим!

— Нельзя! Приказ — отходить абсолютно скрытно, в бой не вступать ни при каких обстоятельствах! Слишком важную инфу несём!

— Командир! Да эту инфу наша штабная мерзота тем же «чехам» за бабло и сольёт! — Кукарача глядел в глаза Сергею неотрывным, наполненным болью взглядом. — А тут ребята ещё живые есть! Как мы потом друг другу в глаза смотреть будем, а?