Худышка - Иби Каслик

Мне достаточно того, что я курю сигареты моей соседки по комнате, высунувшись из окна, смеюсь над пьяными студентами, которые бегают по улице в одних трусах. Я впитывала все, что могла, и несколько месяцев у меня получалось, я так жила. Все у меня шло нормально, совершенно нормально. классический рок из соседнего мужского общежития был саундтреком моей жизни.

Потом, в середине второго семестра, я вдруг стала потерянно бродить по кампусу.

– Простите, м-м, вы не могли бы сказать где тут, э-э здание с такими, ну, знаете, типа башенками…

Афазия: немота, потеря речи в результате нарушения работы мозга.

– Вы про библиотеку? Милочка, она прямо перед вами.

Меня охватывают приступы горяче-холодной паники, из-за которых меня трясет. Мне нужно вернуться в комнату, лечь в кровать, накрыться с головой одеялом и ждать, пока тело перестанет дрожать. Похоже, это панические атаки, когда я часами хожу и считаю кости, называю органы тела, мускулы, болезни, занимаю себя какими-то делами, чтобы отогнать чистый, неразбавленный ужас, который крутится у меня в животе, словно змеиный хвост, и грозит вырваться в любую секунду и заманить в ловушку какого-нибудь ничего не подозревающего беднягу, студента или преподавателя.

Как ни удивительно, я еще как-то умудрялась учиться. Такое впечатление, что я только и могла, что писать контрольные, забивать каждую свободную минуту книгами, конспектами, лабораторными, лекциями. Но по ночам, когда девчонка сверху давно уже успокоилась, ублажив своего хиппаря-приятеля, и занавески казались жесткими и дешевыми, я не могла оставаться в этих стенах. Я слишком много узнала, мои мозги были битком набиты, а та их часть, где еще оставалось свободное место, начинали думать об Ив. Я стала то и дело пропускать обеды и завтраки и чуть сбавила в весе, потому что волновалась из-за оценок. Однажды ночью, когда мне надоело заниматься, я пошла шляться по барам.

– Жизель! Черт возьми! Мисс Зубрила наконец-то вышла на свободу!

Это Сьюзен. моя соседка по комнате, шотландка Сьюзен была высокая и рыжеволосая, всегда улыбалась, она специализировалась по психологии. Она мучилась со своими руками – на них выскочила какая-то экзема, и я пыталась вывести ее мазями и компрессами. Поскольку все это было как мертвому припарки, Сьюзен носила атласные перчатки до локтей, чтобы не выставлять напоказ свою, как она выражалась, «чертову проказу».

– Привет, Сью. Что пьешь? – спросила я, неуклюже встав сбоку от стола, мне было неловко, что я оказалась в центре внимания.

Тем вечером в баре Сьюзен сидела за большим столом в окружении друзей. Они праздновали чей-то день рождения, и на одном конце стола громоздилась горка симпатичных подарочных пакетиков. Сьюзен сидели между двумя парнями университетского вида, а на девушках с другого края стола были маленькие черные платья. Меня вдруг обуяла робость, я подтянула провисшие джинсы и выставила грудь колесом, пытаясь скрыть пятна на поношенной майке.

– Сегодня скидки на «Отвертки», – сказала она. – А еще у нас полно пива, но я пью виски.

– Виски так виски.

Я заказала себе «Отвертку» и виски для Сьюзен, которая придержала для меня место рядом с парнем, который представился Грегом, у него был вид стопроцентного американца.

– Ребята, мы с Жизель живем в одной комнате… Я вам про нее говорила. Отличница, правда, по большей части сидит дома.

Все за столом засмеялись и закивали мне головами, и мы подняли стаканы.

Сьюзен была, что называется, тусовщицей, и ее образ жизни полностью меня устраивал, потому что обычно она возвращалась домой примерно в то время, когда я уходила на лекцию, «с такого бодуна, что ногти на ногах трескаются». Она всегда оставляла после себя беспорядок, я потом убирала, не жалуясь, потому что при ней и в холодильнике всегда было все самое нужное: пачка особо легких сигарет «Бенсон энд Хеджес», банка томатного сока с бульоном, бутылка водки, дольки лимона и крекеры – для гостей, как она объясняла.

Когда в баре Сьюзен, окруженная друзьями, обняла меня, я на секунду положила ей голову на плечо и поняла, что ко мне несколько месяцев никто не прикасался. Я почувствовала, что изголодалась по нежности, по человеческому взаимодействию, а Сьюзен притянула меня поближе и шепнула один секрет:

– Что ты думаешь о нашем золотом американском мальчике?

– По-моему он тебе нравится.

Изголодалась. По соленым орешкам, по пиву, разлитому в холодные кружки, по музыке, заглушающей разговор, который прерывается смехом и выдохами дыма. В тот вечер я сидела рядом со Сьюзен, пыталась следить за тем, что она говорит, пыталась понять, зачем ее рука лежит на колене Грега.

– Ты права. Я хочу его облизать, – сказала она между глотками виски, когда мои глаза на миг встретились с глазами Грега и он мне подмигнул.

Я посмотрела на девушек, они кинули в нас попкорном, и я засмеялась. Я никогда не пробовала такого вкусного пива, никогда не слышала такой красивой и верной музыки. Все мои тревоги насчет оценок, учебы, артерий, вен, лимфатических узлов, методов диагностики и память о поцелуях Ив на моих губах на пару часов куда-то пропали. Я была свободна, за этим и пришла. Беспорядочная куча импульсов и эмоций: мои брожения, дрожь и паника, часы, которые провела в обнимку с толстенными учебниками… все это вдруг показалось нелепым. Неужели это я?

«А то кто же, как не мы с тобой – мы были потрясающие!»

– И тут этот парень начинает лапать меня прямо посреди улицы, ага!

Когда Сьюзен рассказывала об эдинбургских улицах, там всегда было полно воров, нищих и великолепных шотландских насильников.

Неужели это была я?

В том баре, куда мы зачастили, в женском туалете было зеркало с маленькой полочкой, у которой мы все помещались, как на стоячих местах при полном аншлаге. Неужели это была я? Вдыхаешь одной белой ноздрей, потом смотришь в зеркало и шмыгаешь носом, шмыгаешь, пока кислота не попадет в горло. Девчонки, все смеются, все обнимаются: групповое объятие, нечто вроде групповой понюшки. Только у меня одной было такое чувство, будто прикосновения только что изобрели, когда мы оторвались друг от друга и Сьюзен рукой в перчатке небрежно притянула меня к себе за затылок.

– Жизель, у тебя прекрасные волосы, ты бы только их расчесала, – сказала одна из девчонок, как будто извиняясь, а кто-то забарабанил в дверь.

– Натяните трусы, паршивки! Открываю! – заорала Сьюзен.

Я уставилась на себя и заметила, что мои волосы действительно спутались. Как это получилось? Тогда и подумала о Холли. О том, как, когда мы были маленькие, я накрасила ее за маминым туалетным столиком, – сыпала блестки на веки, размазывала по щекам винно-красную помаду, а она терпеливо сидела и напевала про себя, пока я превращала ее в малолетнюю проститутку.

– Ты нравишься Грегу, – прошептала мне девушка в черном мини-платье.

– Кому?

– Грегу, тому парню, который сидел слева от тебя, рядом со Сьюзен.

Сьюзен опять выругалась, и, когда дверь со стуком распахнулась, вдруг со всех сторон нас окружили визжащие девушки.

– Ой, господи-и! Лопну, если не пописаю!

Сьюзен злобно на меня взглянула, но я не обратила внимания, сворачивая двадцатку, чтобы вынюхать с полочки остаток белого порошка. Там оставалось еще довольно много, пока мы обнимались и дурачились.

Потом все девчонки вдруг ушли, и я осталась одна. Я подошла к раковине, подставила ладони чашкой под край и тщательно умылась, как Холли много лет назад, когда я ей велела вес-все смыть, пока наши родители не вернулись домой.

Я посмотрела на красные глаза и нос в зеркале. Я подумала о своем теле, явно не слишком привлекательном, явно недостаточно худом, мне казалось, что вес девушки стройнее, тоньше меня.

Вдруг мне в голову бросилась кровь. Я не могла прогнать мысль о синих внутренностях трупа, который мы вскрывали на той неделе, замаринованных в формальдегиде. Мертвые органы имеют странный тускловатый оттенок, и, хотя я умела обращаться со скальпелем, я еще не привыкла копаться в трупах, перебирая бледные органы.

Не помню, что случилось потом, только очнулась я на полу, у меня болели голова и спина.

Когда Сьюзен нашла меня, я еще лежала на полу.

– Господи боже. Жизель, ты поэтому не пьешь?

– Я сейчас оклемаюсь, – оказала я, осклабясь и вставая на трясущийся пол.

– Мне сказали, что у тебя был припадок.

– Ты не волнуйся насчет Грега. Меня парни не, интересуют. Во всяком случае, мне так кажется.

Я побрела к двери, она распахнулась и ударила меня прямо в лоб. Тут же вскочила шишка размером с мяч для гольфа.

Неужели это я?

– Ой.

Мне удалось еще раз оглянуться на зеркало, но потом Сьюзен вывела меня наружу.

На следующее утро я рассматривала свои налитые кровью глаза и клялась, что больше я к кокаину близко не подойду. Но когда я посмотрела в зеркало в ванной, я увидела больше чем свидетельство ночных гуляний: произошла какая-то перемена. Кто-то мрачно смотрел на меня в ответ. Я знала, что ее кожа едва прикрывает механизмы ее извивающихся внутренностей. Тогда она впервые обратилась ко мне со своими сладкими речами: