Повседневная жизнь Испании Золотого века - Марселен Дефурно

По крайней мере, первая половина золотого века Испании была действительно славной эпохой в истории страны. Ее стремительный взлет, превращение при Карле V (1516–1556) в мировую империю, над которой никогда не заходит солнце, ставили в тупик многих историков, пытавшихся искать объяснение этому феномену. Не менее трудные вопросы ставил перед историками и последовавший за этим взлетом упадок Испании, заставлявший многих испанцев с пессимизмом смотреть на судьбы своего отечества. Этот пессимизм находил свое выражение, в частности, и в высказываниях подобного рода: Испания якобы была по-настоящему великой и процветающей при Католических королях Фердинанде и Изабелле, а то, что называют золотым веком, в действительности оказалось лихорадочным блеском упадка.

Так не является ли золотой век Испании иллюзией? Ответ на этот вопрос зависит от политических и моральных установок индивида, и многие испанские историки в XIX–XX веках проклинали весь этот период как время тирании и массовых предубеждений. Другие, не отрицая, что Испания была в XVI веке великой державой, усматривают в ее последующем упадке напоминание о неизбежности расплаты за имперское величие. Если же попытаться уйти от моральных и идеологических оценок эпохи, получившей название золотого века, и принимать во внимание только факты, то придется признать, что в течение полутора столетий Испания прочно занимала положение великой европейской державы, осуществила колонизацию Южной Америки и Филиппин, выступала в роли стойкого и бескомпромиссного защитника католической веры и обогатила мировую цивилизацию вершинными достижениями своей культуры. В истории страны это был воистину золотой век, даже если повседневная жизнь большинства ее населения была весьма далека от райского блаженства, о чем увлекательно рассказал М. Дефурно в своей книге, за чтением которой можно провести с пользой для себя много приятных часов.

В. Д. Балакин

Предисловие

Посвящается Мишель

Применительно к Испании, выражение «золотой век» (el Siglo de oro) может пониматься двояко. С одной стороны, оно охватывает весь период (около полутора веков) от начала правления Карла V и до заключения Пиренейского мира, в течение которого золото и особенно серебро, поступавшие из Америки, позволяли Испании осуществлять крупномасштабные акции за ее пределами и распространять свое влияние на всю Европу, тогда как с конца царствования Филиппа II во внутренней жизни страны стали проявляться симптомы, свидетельствовавшие о ее экономическом истощении. С другой стороны, этот термин относится к эпохе, которую прославил гений Сервантеса, Лопе де Вега, Веласкеса и Сурбарана. В этот период политически ослабленная Испания добилась признания со стороны своих соседей блистательными достижениями в области культуры и особенно литературы, породившими за пределами страны, в частности во Франции, многочисленные подражания, давшие начало Великому веку Европы.

Попытка представить исчерпывающую картину «повседневной жизни», которая охватила бы весь XVI век и первую половину следующего столетия, сопряжена с риском анахронизма не только в описании материальной стороны жизни людей, но и, что кажется нам более важным, в понимании этой стороны. Поступки и поведение, образующие повседневную жизнь каждого индивида или каждой группы людей, неотделимы не только от социальных структур, к которым они принадлежат, но и от концепций и идеалов, которые им навязываются и которые представляют собой отличительный признак эпохи.

Итак, в эпоху Филиппа II (1556–1598) и двух его преемников, Филиппа III (1598–1621) и Филиппа IV (1621–1665), происходит эволюция политических и моральных установок, влияние которой со всей очевидностью проявляется в различных аспектах общественной жизни и находит отражение в литературе. Смерть «благоразумного короля» позволила аристократии занять важное место в управлении делами государства и способствовала росту ее социальной значимости; изгнание морисков означало ликвидацию последних остатков религии ислама, унаследованных от средневековой Испании; упадок в экономике способствовал более четкому проявлению контраста между различными социальными группами населения, а спад производственной активности сопровождался все большей склонностью к показной роскоши и чопорности. Стоит отметить и такой парадокс, что Испания, в то время как гений ее писателей обеспечивал ей очевидное интеллектуальное лидерство в Европе, все больше стремилась замкнуться в самой себе, сделаться в некотором роде более «испанской», чем в предшествующем веке.

Несомненно, следует с недоверием отнестись к бесчисленным литературным свидетельствам, рисующим нам лицевую и оборотную стороны общества того времени и, возможно, зачастую искажающим действительность, представляя нам как «повседневное» то, что, напротив, привлекало внимание своей неординарностью. Следовательно, использование этих свидетельств имеет смысл только при условии их постоянного сопоставления с другими, документальными, источниками. Среди них рассказы иностранных путешественников представляют особый интерес, поскольку, несмотря на их многочисленность и различия в интеллектуальном уровне их авторов, совпадение точек зрения, изложенных в них, в какой-то мере можно рассматривать как гарантию достоверности. Тем не менее не следует забывать, что как раз в первой половине XVII столетия «путешествие в Испанию» начинает превращаться в литературный жанр, просуществовавший вплоть до времен Т. Готье, А. Дюма и дальше, характерной чертой которого является поиск всего необычного. Из рассказов о путешествиях мы узнаем, что некоторые аспекты материальной и духовной жизни Испании эпохи золотого века, способные поразить наше воображение сейчас, спустя три века, отделяющих нас от той поры, поражали уже современников, приезжавших туда из других стран Европы, и что Испания привлекала к себе внимание непохожестью на другие края — как своей природой, так и людьми.

И наконец, эти повествования позволяют нам скорректировать неверное впечатление, возникавшее в результате рассмотрения исключительно внешних, порой весьма фривольных аспектов жизни испанцев. Они помогают нам не поддаваться иллюзии, которая рождается из наших знаний более поздней истории; иллюзии, которая заставляет верить в то, что в великом противоборстве Франции и Испании последняя, экономически истощенная, была обречена на поражение. Нет путешественника первой половины XVII века, который не восхищался бы могуществом «испанской монархии» (термин, обозначающий весь комплекс владений, управлявшихся из Мадрида), государства, искусной политики и военных предприятий которого не переставал страшиться Ришелье вплоть до своей смерти, настигшей его за несколько месяцев до Рокруа.[3]

Таковы причины, побудившие нас довериться нескольким иностранным путешественникам, большей частью французам, дабы они представили нам в воображаемом «Письме о путешествии в Испанию» «гордый народ», по отношению к которому в своем «Политическом завещании», составленном в 1635 году, кардинал Ришелье выразил столько же восхищения, сколько и враждебности.

Глава I

«ПИСЬМО О ПУТЕШЕСТВИИ В ИСПАНИЮ»

Долгое время занимаясь изучением кастильского языка, чтобы глубже проникнуть в смысл восхитительных художественных произведений, в которых светлые умы обрисовали нам характеры и нравы жителей своей родины, я захотел изнутри узнать этот гордый и благоразумный народ, который, казалось, только затем и появился на исторической сцене, чтобы указывать другим, как жить, и распространять свое влияние на различные народы.

Между тем я извлек большую пользу из этой истинной и великой школы, каковой является путешествие в чужую страну, но у меня не было достаточно времени в Испании, чтобы прояснить для себя все вопросы, и я не удержался от того, чтобы расспросить людей, достойных доверия, о том, чего не смог увидеть сам, и о том, что могут знать только те, кто родился, вырос и живет в этих краях. Таким образом, все представлено так, как я это увидел или узнал. Неудивительно, что я, пытаясь охватить самые различные аспекты жизни, где-то ненароком солгу, сам того не желая, или ошибусь, даже не узнав об этом.{1}

Я пересек границу Испании в том месте, где это удобнее всего, переплыв через Бидасоа, реку или, вернее говоря, поток, который разделяет два королевства. Жители обоих берегов этой реки говорят на языке, бесписьменном и понятном только в этой местности. Поэтому общение между людьми на этой границе было всегда, даже тогда, когда между двумя народами шла война. В Ируне, первом населенном пункте, принадлежащем королю Испании и находящемся в четверти лье от упомянутой реки, не спрашивают ни паспорт, ни причину, по которой вы сюда приехали, и по отношению к вам не чувствуется ни опасения, ни недоверия. Только представитель инквизиции спросит у вас, нет ли в вашем багаже каких-нибудь произведений, запрещенных Святой Церковью (к которым в основном относятся сочинения теологов-еретиков), и заставит вас заплатить за этот контроль скромный взнос, который там называется налогом инквизиции.{2}