Карниз - Мария Ануфриева

Это на урок физкультуры было похоже – так же бессмысленно, потно и все не кончается. Вот когда сочинение пишешь или контрольную по физике списываешь, так будьте-нате, звонок тут как тут. А в вонючем спортзале под прицелом мяча в феноменальной по своей тупости и незнающей географических преград игре «перестрелка» время замирает, урок все длится, мяч все бьется о стенку или об тебя, если не увернешься.

Вот и тут Рогатый раскачивался на ней, как на станке или на козлах, бился об нее своими мохнатыми твердыми ляжками и в нее тем, что она и различить не могла из-за разливающейся по животу ноющей боли.

Но даже самый длинный, спаренный из двух, урок когда-нибудь заканчивается. Звенит звонок, и можно бежать в раздевалку. Рогатый сдавленно зарычал, несколько раз отчего-то дернулся и, когда он повалился на нее и сгреб в свои мокрые объятия, она поняла, что мучения позади.

Он еще что-то мычал и, как теленок, лизал ее ухо, когда она уже вежливо, но настойчиво проталкивалась к выходу из-под него, ведь урок физкультуры закончился, зачет вымучен и дольше оставаться в спортзале не имело смысла.

Конечно, она, честно глядя ему в глаза, соврала, что ей понравилось, как врала потом не раз. С каждым последующим разом это было все убедительней: она уже не забывала стонать, извиваться, вытягиваться стрелой, закидывать ноги на плечи и смыкать их на мужской спине. Актриса больших и малых…

И зачем это было ей нужно, нет, ну скажи? Чтобы как все, чтобы никто не догадался.

«Я ворвалась в твою жизнь, и ты обалдела. Я захотела любви, ты же не захотела…» – пела Земфира.

Она тоже ворвется в его жизнь, и он захочет любви. Она уже любит его – на расстоянии, заочно, не видевши ни разу, влюбившись по рассказам. Даже думает о нем стихами, «высоким штилем».

Уже сегодня Ия собиралась встретиться с Папочкой, в жизнь которого мечтала ворваться, хоть никогда и не видела. Ну и что, зато много слышала: у него крутой нрав, острый язык, крепкий кулак и новая подружка-юрист. Смена баб происходит регулярно. Вообще-то новой подружкой мечтала стать она, а тут – вот незадача, без всякой раздачи.

Ия жила на съемной квартире в спальном районе Петербурга, квартира была отвратительная, грязная, за стенкой алкаши, а рядом полчища тараканов. Стоило выключить свет, перли из всех щелей. Казалось, что с каждым днем, несмотря на принимаемые меры, их становится все больше и скоро они целиком утвердят свою власть над отдельно взятой квартирой, превратив ее в тараканье Прусское царство. Надо было бежать отсюда, но студенческая стипендия не позволяла. Спасибо, мать с отчимом переводы раз в месяц присылали, а два раза – посылки со знакомым проводником.

При всех своих недостатках квартира имела одно перекрывающее их достоинство – дешевле не сыскать. С юристом тут не потягаешься.

А подружки в универе еще думали, что у нее богатый любовник есть. У некоторых и правда были папики, они же спонсоры. Но не у нее. Скука, какая же скука, ведь за несколько лет после сарая с Рогатым для нее в мужчинах ничего не изменилось, как она ни старалась, потому что сама она не поменялась. Чем больше они до нее дотрагивались, тем меньше трогали.

Папочка – это другое дело. Всегда, когда Ия ловила ухом истории его похождений, – разумеется, делая вид, что они ей совершенно неинтересны, – чувствовала, что задевают ее слова за самое живое, за низ живота.

Поводов познакомиться не найти, единственной ниточкой была общая знакомая. Толстуха Муха, за какие-то сомнительные заслуги названная так с легкой руки того же Папочки. Сама же Муха всех особей женского пола, независимо от возраста и нажитых регалий, называла «девочка», а всех мужчин от 5 до 95 лет – «мальчиками».

Муха все обещала, что соберет общую компанию. Ия безразлично пожимала плечами: «Ну соберешь, так соберешь». Про себя же умоляла: «Ну, когда же, наконец, когда ты выполнишь свое обещание, черт бы тебя побрал?!»

И вот – свершилось! Вчера ей позвонила Муха и сказала:

– Приезжает девочка одна из Италии, мы с ней гулять будем, в Эрмитаж пойдем. Хочешь с нами? Еще кое-кто будет.

– Кто? – блекло поинтересовалась Ия, закусив губу, и чуть не запрыгала на месте, услышав ответ.

Потом она красила ногти, перебирала платья и вот уже за полночь уселась слушать радио.

В постели она вытянулась, скомкала между ног одеяло и обняла куцую подушку. Стараясь думать о завтрашнем дне и не думать о тараканах, она заснула.

Утро встретило ее визгом тормозов, воем сирен, гудками автомобилей и железным звоном трамваев. Окно выходило на широкий проспект, который просыпался одним из первых в городе, а то и вовсе не засыпал.

Вчерашнего волнения не было, все равно шансов у нее нет. Погуляют по городу и разойдутся. Но каблуки на всякий случай надела самые высокие, не для прогулок. И любимое платье, с красными маками по подолу. Ничего, что лето кончилось.

Выйдя из метро, она сразу их увидела. Муха энергично размахивала рукой с зажатой в ней сигаретой и стреляла глазами по сторонам. Рядом стояла тоненькая, хорошо одетая, загорелая девушка, в которой Ия сразу признала «итальянку».

Оказалось, что ее зовут Надя и родом она из Белоруссии. Не успела Ия задать невинный, но раздирающий ее душу вопрос: «Больше никого не ждем?», как увидела Папочку.

Идет, улыбается и машет им руками так широко, словно загодя хочет обнять всех разом. Он был именно таким, как она представляла. Белые брюки, рубашка в полоску, кожаная сумка на плече, ежик волос. Так и хочется провести по ним ладонью, чтобы почувствовать мягкую колкость. Ничего демонического, и главное – без подружки-юриста.

Папочка сразу обратил внимание на «итальянку», оно и немудрено: Надя была чудо как хороша. Разговаривая, она ласково касалась кончиками пальцев руки собеседника, склоняла кудрявую головку и, казалось, гладила своим взглядом.

«Итальянка» понравилась и Ие, но ей было чуть обидно, что сама она занята на вторых ролях и идет позади рядом с Мухой, которая деловито прокладывала путь, прямо противоположный дороге в Эрмитаж, и озабоченно читала надписи на вывесках.

«Давайте посидим, выпьем, а там уж и в музей можно», – наконец озвучила она план действий и разом, как кутят, по-хозяйски втолкнула всех троих в показавшуюся ей приличной забегаловку.

Они сидели у окна, пили вино, сквозь пыльное стекло светило осеннее солнце, а мимо, как пелось в еще одной популярной тогда песне, «пролетали дорогие лимузины». В них проносились женщины с горящими глазами, золотыми волосами. За углом, по соседству с забегаловкой ковал браки районный ЗАГС.

Здорово ловить лучики осеннего солнца на лице. Они словно извиняют, что прогуливаешь занятия в университете, ведь дождливой осенью каждый солнечный день сродни каникулам.

Муха и Надя обсуждали Люксембург. Ия чувствовала себя неловко, поскольку нигде за границей, кроме своей родины, ставшей чужой страной, еще не бывала. Она заметила, что и Папочка старается, но не может поддержать беседу: видать, тоже не бывал.

Она смотрела на Папочку и чувствовала, как прорастает в ней невесть откуда взявшаяся уверенность, что все это – её. Это чувство мучило и раньше, а тут взошло, заколосилось, хоть жни да каравай с него пеки.

Разговор плавно повернул и перешел на обстоятельства итальянской жизни Нади.

– Ну как там, в Италии? – допытывался Папочка. – Чем ты там занимаешься, работаешь?

– Работаю, – мягко говорила Надя, а Муха с многозначительным видом подливала ей в бокал. – Я так отвыкла от этого серого неба, люди тут такие неулыбчивые. А там солнце, в Венеции так хорошо, как я люблю Венецию! Там настоящий рай.

– А что ты делаешь, где работаешь? – не унимался Папочка и по-кошачьи следил за движением ее губ.

– Секретарем в фирме, звонки принимаю.

По рассказам Мухи было известно, что Надя, окончив филфак университета, долго искала работу. Идти учительницей в школу она не могла: иногородней девчонке на такую зарплату не прожить, разве что ночевать в той же школе и подъедать за учениками. Возвращаться на родину, отведав столичной жизни, не хотела.

Однажды купила очередную газету с вакансиями, а там объявление: требуются девушки с хорошим знанием английского языка. Через месяц Надя уехала в Италию работать танцовщицей в баре.

Оставалось порадоваться, как удачно сложилась ее судьба.

– Ну, за Италию! – решительно подняла бокал Муха. – Кстати, не пора ли нам выпить чего-то покрепче. Только пойдем в другое место?

В то время такси по мобильникам не вызывали, потому что их не было. Нет, такси, конечно, были, не было мобильников. Вернее, они тоже были, но у избранных: массивные черные трубки, не помещавшиеся в карман и казавшиеся простым смертным недостижимой роскошью.