Вторжение - Дин Кунц

Вернувшись к окну, Молли удивилась слабому свечению дождя. Покрытые тонкой влажной пленкой, стволы ближайших сосен очень уж явственно выступали из темноты.

Лед? Нет. Замерзшие капельки воды, падая на крышу, издавали совсем другой звук, легко отличимый от звуков осеннего ливня.

Она коснулась пальцами стекла. Прохладное, но не очень-то и холодное.

Падающие капли дождя отличал серебристый отлив. Но в данный момент за окном не светилось ни одной лампы, за исключением тех, что горели в далеком доме Корригана.

По всему выходило, что светился сам дождь, каждая капелька являлась излучающим свет кристаллом. И если от обычного дождя ночь становилась еще темнее, то этот разгонял темноту.

Подтверждение тому Молли получила, выйдя из спальни в коридор второго этажа. Мягкое свечение, идущее от двух куполообразных фонарей на крыше, превращало чернильную тьму коридора в серую, освещая путь к лестнице. Над головой светящаяся дождевая вода растекалась по плексигласу, напоминая спиральные звездные туманности и создавая впечатление, что ты не в коридоре второго этажа жилого дома, а в планетарии.

Молли спустилась по лестнице и прошла на кухню. Путь ей указывали окна, освещенные этим странным дождем.

Некоторыми из ночей, скорее приветствуя бессонницу, чем борясь с ней, Молли варила себе кофе и уносила полный кофейник в кабинет, где садилась за стол и, взбодренная кофеином, приступала к работе.

В эту ночь она собиралась со временем вернуться в постель. Поэтому зажгла свет в вытяжной панели над плитой, налила в кружку молока, добавила экстракта ванили, и корицы, потом согрела молоко в микроволновой печи.

В ее кабинете на полках стояли книги любимых писателей и поэтов: Луизы Глюк[3], Дональда Джастиса[4], Т.С. Элиота, Карсон Маккалерс[5], Флэннери О'Коннор[6], Диккенса. Иной раз она успокаивала душу и черпала вдохновение, полагая, что придерживается тех-же литературных канонов, что и они.

Но куда чаще чувствовала себя жалкой подражательницей. А то и хуже! — чуть ли не плагиатором.

Ее мать как-то сказала, что каждый хороший писатель должен быть самым жестким критиком собственных произведений. Молли редактировала свои романы как красной ручкой, так и метафорическим топором. Первой оставляла следы кровавых страданий. Вторым уменьшала эпизоды до размеров абзаца.

Но Талия, как не раз и не два указывал Нейл, никогда не говорила и, уж конечно, не примеряла к себе утверждение, что достойное литературное произведение может быть вырублено из языковой глыбы одним лишь сомнением в себе, острым, как резец. Для Талии ее работа была также и любимой игрой.

И Молли в глубине души понимала, что отталкивается скорее не от логики, а от суеверия, полагая, что ее надежда на успех напрямую зависит от объема страсти, боли и правки, которые она вкладывала в свои произведения. Но тем не менее в своей работе оставалась пуританкой, полагая самобичевание добродетелью.

Свет она не включила, только компьютер, но не сразу села за стол. Когда экран просветлел, а музыкальная нота сообщила ей, что операционная система готова к работе и приглашает ее на ночную сессию, шум дождя вновь привлек Молли к окну.

За окном находилось большое крытое переднее крыльцо. А дальше стояли сосны, начинался призрачный, подсвеченный этим странным дождем лес.

Молли не могла отвести глаз от окна. По причинам, которые она не сумела бы внятно сформулировать, ей было как-то не по себе.

Природа могла многому научить писателя. И один из таких уроков состоял в том, что ничто не захватывает воображение так быстро и полностью, как природное явление.

Бураны, наводнения, ураганы, землетрясения… Они зачаровывают, потому что показывают Мать-природу во всей ее силе и красе, выставляют напоказ ее биполярность, однозначно дают понять, что она может и приголубить нас, и уничтожить. А ведь трудно найти лучший источник драмы, чем родитель, от которого ждешь как вкусного обеда, так и гибели.

Серебристые каскады спускались по бронзовым стволам, подсвечивали воздух.

Наверное, в дождевой воде содержались некие минералы, от которых она начинала фосфоресцировать.

Или… если облака пришли с запада, зацепив смог, стоящий над Лос-Анджелесом и окрестными городами, тогда вся эта грязь и проливалась сейчас на землю вместе с дождем, а сочетание загрязняющих атмосферу компонентов привело к образованию еще неизвестного науке вещества, которое и вызывало свечение воды.

Чувствуя, что оба эти объяснения далеки от истины, и пытаясь найти третье, Молли вздрогнула, заметив движение на крыльце. Переместила взгляд с деревьев на прячущееся в тени крыши крыльцо.

Под окном двигались удлиненные тени. Бесшумные, быстрые, загадочные… Неведомые призраки? Молли не знала, что и думать.

А потом одна, три, пять теней подняли головы и повернули к окну желтые глаза, пристально ее разглядывая. Призраками тут и не пахло. Тени принадлежали к этому миру точно так же, как и Молли, хотя зубы у них были куда острее.

Крыльцо кишело волками. Убегая от дождя, они поднялись по ступенькам и теперь прятались под крышей, словно это был не дом, а ковчег, которому в самом скором времени предстояло пуститься в безопасное плавание по водам нового потопа.

Глава 2

В этих горах, зажатых между настоящей пустыней на востоке и прериями на западе, волки давно уже вывелись. То есть на крыльце скорее могли появиться призраки волков, чем живые волки.

Присмотревшись внимательнее, Молли поняла, что перед ней койоты (иногда их называли волками прерий), но поведение их было очень уж странным, вот она и спутала койотов с более крупными животными из легенд и народных сказок.

Прежде всего поражало их молчание. Обычно, преследуя добычу, койоты пронзительно воют, и от их воя в жилах стынет кровь. Теперь же они не выли, не лаяли, даже не рычали.

В отличие от большинства волков, койоты часто охотятся в одиночку. Бывает, что и сбиваются в стаи, но никогда не приближаются близко друг к другу, как это делают волки.

И однако на крыльце ее дома характерный для койотов индивидуализм совершенно не проявлялся. Они терлись боками, плечами, ничем не отличаясь от домашних собак. Нервничали, вот и искали поддержки у себе подобных.

Заметив Молли в окне кабинета, они не отпрянули от нее, но и не проявили агрессивности. Раньше ей казалось, что их яркие глаза светятся жаждой крови. Теперь же она не находила в них никакой угрозы. Да, да, глаза койотов на крыльце их дома переполняла та самая доверчивость, что читалась в глазах домашних любимцев.