Масоны из провинции - Максим Кузьменко

Она приходила вместе со своим супругом на дом к Александру Глову, и Елизавета Петровна развлекала ее беседами, пока мужчины были заняты в кабинете. Иногда к этим беседам присоединялся и юный Сергей. По первым порам молодой человек не интересовал красавицу, худой для своих лет, не отличающийся физической красотой, бледная кожа придавала и без того его худому лицу болезненный вид. Но с каждым разом непривлекательная внешность отходила на задний план, и она стала замечать его изящные пальцы, серьезное, благородное лицо, умные глаза и незаурядный ум. Голос молодого человека имел низкий, бархатный тембр, и когда звучал, то затрагивал потаенные струны в душе у девушки. Голос этот рассуждал о французской революции, читал стихи Пушкина, высказывал свое мнение о Одисее Гомера и проводил параллели между Древним Римом и Российской империей. Говорил он умными словами, а складывал их таким образом что даже самый скучный, казалось-бы разговор, приобретал очень приятный и интересный характер.

И ушные раковины молодой и восприимчивой особы, внимали на слова Сергея подобно весеннему цветку, который внимает солнцу на рассвете. Ее внимание в беседах полностью поглощал молодой человек, и сама того не замечая, замужняя девушка начала чувствовать влечение к сыну врача, лечившего ее супруга. Лечение затянулось, приходить супруги стали чаще, все по вечерам. В один такой вечер Елизавета Петровна отсутствовала, ее с супругом и сыном пригласили на венчание, и сейчас она была на девичнике у будущей невесты. Сергей высказывал свое мнение о декабристах, рассуждал о преимуществах монархии и о ужасах дворцовых переворотов. Сидели молодые люди в гостевой, на мягких диванах, на журнальном столике, в красивом, фарфоровом сервизе дымился ароматным паром китайский чай, а в хрустальной вазочке лежали горкой сложенные конфеты.

Молодой человек говорил и говорил, задавал вопросы девушке, но она его не слышала, а просто методично кивала своей прелестной головкой. Красавица смотрела на юношу, а ее буйное воображение рисовало картины далекие от того о чем рассуждал объект ее вожделения, ей стало стыдно, щечки налились румянцем, а очнулась она от гневного голоса супруга.

Сама того не понимая, девушка придвинулась к юноше.

— Мария? — его слегка смутило сближение с замужней особой.

Но Мария не слышала, она положила горячую, правую ладонь на бедро Сергею, левую ему на плечо, пышной грудью прижалась к молодому человеку. Юноша опешил и пришел в замешательство, о таком он и думать не смел, происходящее повергло его в ступор, алые уста обдали жаром лицо и уже готовы были сомкнутся поцелуем с его губами, руки на бедре и плече казалось жгли плоть приятным, живым огнем.

— Мария! МАРИЯ! — как гром прозвучал голос пожилого князя. Перед ним предстала довольно интересная картина, его молодая жена прижалась к молодому человеку и тянулась к нему за поцелуем. Юноша сидел как громом ударенный, и казалось не понимал что происходит.

Голос супруга вернул сознание уже разгоряченной девушке, она поняла что произошло, и смутилась. Испуганный Сергей смотрел на нее круглыми глазами, с растерянным выражением на лице, и так вжался в мягкую спинку дивана, что казалось вот-вот ее сломает. Картина выглядела однозначно, но старый князь тут-же обвинил во всем юношу и потребовал объяснений. Александр Александрович вступился за сына, и не найдя в себе силы скандалить, оскорбленный дворянин крепко схватив за руку свою ветреную супругу отправился восвояси. А на утро пришло гневное сообщение от князя, с угрозами отомстить и разобраться с «бестыжим наглецом и его выскочкой отцом». Дело набирало скверный оборот.

И вновь помог Безруков.

О Безрукове ходили разные толки, говорили что он ведет свой род от запорожских гетманов, а все московские бандиты к нему на поклон ходят, и что он в Америке землю прикупил, а в Польше замок у него родовой, и в Турции он гарем содержит из двухсот наложниц. Правда это или нет, никто сказать не мог, но что все знали точно, так это что он человек слова, и что с ним опасно ссорится, а его угрозы имеют свойство сбываться.

В вечер того-же дня, когда было получено послание, Безруков сидел со всем семейством за столом, а Александр Александрович ему рассказывал о случившемся. Тот все молча выслушал, откланялся и вышел, а ближе к полуночи вернулся.

— Лизочка, — его бас задорно звучал, а на широком лице, под пышными, генеральскими усами, красовалась улыбка из огромных зубов. — Лизочка неси графин, да икру, давай, давай, давай. — одной из привычек Безрукова состояла в том, что-бы после удачной сделки, выпить две рюмки водки и закусить белым хлебом с красной икрой. Он называл это «деловым ритуалом».

С этих слов все поняли что старый друг решил конфликт, а Елизавета Петровна пошла за водкой и закуской.

— Ну-с и дела, — мужчина плюхнулся на диван в гостиной, — ох и вертихвостка. — и неожиданно он сипло засмеялся, а потом захохотал во все горло.

— Не томи, Владимир Васильевич, решил? — Александр Глов радостным голосом задал вопрос на который уже знал ответ.

Смеясь тот отмахнулся, достал платок и вытер слезы, перевел дух.

— Ты представляешь, она влюбилась в него! — Безруков показал толстым указательным пальцем на Сергея. — А этот ее любит, — нарочно придал своему голосу напыщенную интонацию. — условие одно, правда, — мужчина резко стал серьезным, и посмотрел на Александра, а потом перевел взгляд на Сергея. — уехать тебе надо, на год, не больше. — поспешил он успокоить юношу. — Я утихомирю старого дурака за это время, а иначе он не успокоится. Родственниками меня пугал! — Безруков прищурился и засмеялся. — А я ему… — он отсмеялся, перевел дух — а я ему как фамилии назвал, так он и начал, — и кривляясь на как можно более противный голос (что с басом Безрукова было нелегко) начал гнусавить. — ну пусть хоть мальчонка уедет, эта пока успокоится, а через год я ее, может быть, в Париж увезу.

Зашла Елизавета Петровна с круглым, серебряным разносом, на котором стояли из хрусталя рюмки, графин с водкой, а на блюдце с подножкой лежали бутерброды. Безруков осушил рюмку, закусил, налил вторую и держа ее в руке подмигнул Сергею:

— Каникулы!!

Естественно что вопрос о том куда ехать изгнаннику даже не стоял. В Александровске сестра Елизаветы Петровны, Раиса Петровна, занималась тем, что держала большое хозяйство и арендовала много земли. Еще до смерти родителей она взяла управление всеми делами в свои руки, а когда уезжал Александр Глов, то оставил ей свои дома, земли и медицинский кабинет в управление. Тетку Сергей знал, и несмотря на то, что видел всего трижды за жизнь, успел ее полюбить. К слову сказать тетка тоже любила племянника, а по сему была несказанно рада узнав что тот прогостит у нее целый год.

Так и случилось, что в средине Августа, 1879 года, экипаж с изгнанником трясся по проселочной, грунтовой дороге на подъезде к городу Александровску. Сергей думал о предстоящей встрече с тетушкой, о том что потеряет в этой глуши целый год своей молодости, и о том как несправедлива бывает судьба. Там, в Москве, осталась та и-за которой он грустил и скучал больше всего, даже больше чем за книгами, учебой и приятелями, пятнадцатилетняя баронесса Ольга Ольхова. С девушкой он познакомился в доме Безрукова, когда был там с родителями, на юбилее Владимира Васильевича.

Ольга выделялась среди своих сверстниц, отличалась незаурядным, пытливым умом и взрослыми, не по годам, взглядами на жизнь. Ее заинтересовали рассказы юноши о мировой истории, литературе и философии, и она уговорила родителей разрешить ей посещать уроки профессора вместе с Сергеем, в доме Гловов. Так между ними началась дружба, молодые люди могли часами разговаривать на серьезные темы или просто болтать ни о чем, и со временем их дружба переросла в нечто большее, и они ждали лишь шестнадцатилетия Ольги, чтобы просить благословения родителей.

Перед отъездом они так и не увиделись. Накануне Сергей имел глупость рассказать любимой о случившемся. Он ожидал, что если скажет ей всю правду, то разумная и рассудительная Ольга поймет что он не виноват. Но случилось так, что в книгах нельзя изучить чувствительное девичье сердце, что в трактатах по философии нет записей о том какие переживания и эмоции оно дарит юному созданию, а в исторических трудах не говорится, что стоит ожидать от этих эмоций, не пишут там, с какой осторожностью нужно обходится с этим сокровищем, и как его легко ранить, а то и вовсе разбить. Девушка убежала от него в слезах, и не ответила ни на одно его сообщение.

Он открыл медальон, который Ольга подарила ему в знак своих чувств, с внутреннего портрета на него смотрело юное, бледное лицо, с легкой улыбкой и невинным взглядом, с глубокими, прекрасными глазами и черными как ночь косами, уложенными кольцами на голове, с ровными и правильными чертами лица и маленькой, симпатичной ямочкой на подбородке.