Секретная битва спецслужб - Сергей Зверев

4

Латиноамериканская республика, столица

Восхитительные песчаные пляжи широкой полосой протянулись вдоль океанского побережья. С высоты птичьего полета они казались прослойкой желтого драгоценного металла между иссиня-голубыми водами и изумрудно-зеленой тропической растительностью, уходившей далеко в глубь континента, к плоскогорью, где рождалось бесчисленное множество рек и речушек. Именно в этом райском уголке раскинулся Ла-Пуэрто.

Солнце, не жалея сил, заботилось о безоблачных жарких деньках, как нельзя лучше располагавших к расслабленной неге под его лучами в окружении колоритных аборигенов и аборигенок, которые тоже не слишком боролись с тягой к беззаботному времяпрепровождению. Что и говорить, местное столичное население излишней трудовой активностью не отличалось. Достаточно было пройтись по неровным улицам города, чтобы воочию убедиться, сколько народа предается безделью в рабочее время, предпочитая посвящать его подготовке к ночным развлечениям или тусовкам большими компаниями в барах и пивных под ритмы горячих латиноамериканских мотивов.

Такая жизнь многих здесь устраивала, и, если бы для беззаботной жизни не нужны были деньги, вряд ли кто-нибудь вообще стал работать. Отвыкли за время постоянных военных переворотов, которые с момента освобождения от колониального ига стали здесь самым обычным делом и вызывали у большинства жителей уже не больше удивления, чем весть о рождении потомства у кошки соседа. «Прогрессивные полковники» и столь же амбициозные лейтенанты то и дело поднимали вооруженные восстания и захватывали власть в стране под лозунгами свободы и демократии, совершенно искренне считая подобные революции естественной формой общественного переустройства. В то время как простые обыватели так же чистосердечно полагали, что демократия – это отмена платы за вход в бордели с дармовой выпивкой, и никак не меньше. Соответственно, престиж армии был непоколебим и заоблачно высок, бравые офицеры и солдаты национальной гвардии удостаивались самых горячих девичьих взглядов и грез, а каждый мальчишка с пеленок мечтал стать военным. Все же остальные профессии на этом фоне выглядели не столь привлекательными, что и приводило к ощущению некоторой запущенности всего, на чем ни останавливался взгляд.

Но, несмотря на все, эта столица оставалась столицей и, как и все крупные города, развивалась куда быстрее, чем все остальное государство. Очередной главнокомандующий страны сделал ставку на развитие туризма как наиважнейшего из двигателей экономики, и к небу потянулись десятки новеньких отелей с чудесными видами на океан. Эти новостройки, радующие глаз обилием свежих красок, смотрелись весьма эпатажно на фоне старого порта и прилегающих к нему кварталов, сохранивших колониальный стиль. Каменные здания времен испанских конкистадоров, кованые решетки на подслеповатых окнах, узкие улицы с неизбежными пробками из подержанных американских, в основной своей массе, автомобилей – таково было истинное лицо этого города. Хотя бороться со временем – штука бесполезная. Ближе к современному центру – сосредоточию банков и дорогих магазинов – все больше и больше попадалось классических коробок из железобетона и кирпича, зачастую выглядящих древнее испанских кладок. Но и здесь был неистребим дух Латинской Америки, буквально сочащийся из куцых переулков, растянутых от окна до окна бельевых веревок и доносящихся отовсюду самбы и босановы.

Единственным местом, где этого не ощущалось, была та часть Ла-Пуэрто, что тянулась к северу скоплением одно-двухэтажных построек, пестривших невероятным смешением стилей. Ее делили между собой несколько этнических групп, среди которых заметно выделялась русская диаспора, состоявшая в основном из потомков эмигрантов из царской России. Покинув свое отечество с началом Октябрьской большевистской революции, они сумели наладить на другом конце света привычную для себя жизнь. И неплохо в этом преуспели. Не вмешиваясь в политические дела, соотечественники спокойно создавали свою общину, продолжая трепетно следить за вестями из далекой России.

Золотые купола православной церкви были приметны издали. Несколько странно она смотрелась в окружении раскидистых пальм, но с особняками под черепичными крышами, расположившимися окрест, гармонировала неплохо. Здесь, в Эль Варрьо Русо, русском районе, этот храм был главным ориентиром и достопримечательностью, и если бы не он, то сотруднику крупной американской газеты Дику Растлеру еще долго пришлось бы кружить по улицам в поисках нужного места. Времени у него оставалось в обрез: пресс-конференция должна была вот-вот начаться, а опаздывать он не любил. Еще вчера, узнав от своего приятеля о том, что какой-то русский собирает журналистов, чтобы сделать важное заявление, Дик только посмеялся в ответ, не имея ни малейшего желания участвовать в подобной провинциальной шумихе. Но скудные подробности, которые удалось вытянуть из приятеля за стаканчиком бренди, заставили его отменить запланированные на сегодня встречи и чуть свет мчаться на своем «Форде» в небезопасное место, где, по слухам, чужаков не сильно жаловали. Чутье на сенсации, которому Растлер привык доверять, гнало его на это сборище, где должен был появиться весь местный бомонд его коллег.

То, что он катит по Эль Варрьо Русо, Дик понял давно. Если поначалу надписи на кириллице попадались одинаково часто с испанскими вывесками, то теперь ориентироваться стало сложнее – таблички вроде «Рюмочная» или «Закусочная» ни о чем американцу не говорили, даже при условии, что он считал себя образованным человеком и знал три языка. Русский в эту тройку не входил, как теперь выяснилось, к сожалению.

Окончательно потеряв надежду самостоятельно разыскать виллу, Растлер притормозил у двухэтажного здания с вывеской «Трактиръ», рядом с резным деревянным крыльцом, у которого стоял светловолосый мальчуган в оранжевой кепке и возился со своим велосипедом.

– Ойе, ховен! – позвал американец, опустив стекло и нервно барабаня длинными пальцами по рулю. Тот, кого он назвал молодым человеком, на секунду отвлекся от своего дела и искоса глянул на потрепанный жизнью «Форд». В голубых глазах мальчишки читалось явное недовольство – заезжий автомобилист отвлекал его от важного дела. Тем не менее он вежливо поздоровался с незнакомцем:

– Буэнас диес, сэньор!

Пропустив приветствие мимо ушей, Растлер недовольно осведомился:

– Где живет Иван Остроумов, знаешь? Нов-джород-ский пе-ре-улок, 12?

Чтобы выдать сложное название, Дику пришлось еще раз заглянуть в блокнот. Запись была сделана второпях, карандашом, и он не был на сто процентов уверен в ее правильности. Тем не менее паренек после недолгого размышления, показавшегося американцу вечностью, кивнул и уточнил:

– Новгородский? Знаю, конечно.

Дик в сердцах швырнул дымящийся окурок прямо на тротуар.

– И где это? – не скрывая раздражения, почти рявкнул он и тут же пожалел об этом. А также о сигарете, которая предательски белела посреди выметенного асфальта. Ни то ни другое не вызвало одобрения у двоих парней, разгружавших пикап неподалеку, и у солидного мужчины с окладистой бородой, как раз появившегося на крыльце. Поигрывая серебряными часами на длинной цепочке, свисавшей из кармана жилетки, бородач окликнул мальчишку по-русски, смерив американца оценивающим взглядом:

– Сашок! Что ему от тебя нужно?

Дик понял свой промах и решил, что дешевле и быстрее самому смягчить ситуацию.

– Простите, сеньор, я заблудился! – тоном, мгновенно изменившимся на извиняющийся, протянул он. – Подскажите, пожалуйста, как проехать к дому Ивана Остроумова?

Мужчина привычным жестом сунул часы в кармашек и, прищурившись, оглядел незнакомца.

– Вы американец? – спросил он.

– Я журналист, – Дик увильнул от ответа и постарался улыбнуться как можно приветливее. – Сеньор Остроумов прислал мне приглашение на пресс-конференцию, а я не могу найти его дом. Не хотелось бы пропустить такое событие и обидеть уважаемого человека…

Бородач ухмыльнулся, но дорогу указал:

– Ну тогда вам следует поторопиться. Сейчас поворачиваете направо, спускаетесь к реке, а там вы увидите его виллу – над ней ветряные генераторы торчат, да и машин ваших коллег будет много.

Дик облегченно вздохнул, только когда «Трактиръ» скрылся за перекрестком. Негромко выругавшись, он вытряхнул из пачки новую сигарету, помял ее пальцами. Сигарета дрожала в нервной руке. Еще раз чертыхнувшись, он сломал ее и сунул в пепельницу. Сдавать стал. Свежи еще были воспоминания о случайном визите в негритянский квартал Нью-Йорка, чуть было не ставшем последним в жизни любопытного журналиста. Русским, по мнению Растлера, доверять стоило не больше.