Двойной генерал-2 (полуостров Сталинград) - Сергей Чернов

— У меня высший допуск…

— А у меня сверхвысший. Давай не будем спорить. Тебе действительно всё знать не по рангу.

То ли уболтал, то ли дозволенное время вышло, но меня отводят в камеру. Кстати, это вторая. Поначалу меня в другой держали, через полсуток перевезли сюда. Откуда и куда, не знаю. В фургоне окон нет, а по внутреннему убранству мне такие учреждения не опознать.

Жизнь настаёт такая, что тюремная камера — долгожданный отдых от всех забот.

Лежу на нарах, как король на именинах. Раздумываю. Обо всём и помногу. Поднебесные вихри высшей власти, забросившие меня на нары, меня не заботят. Всё выяснится по ходу дела. И сделать всё равно ничего не могу. А вот подумать о своём округе… продолжаю по инерции обзывать фронт округом. Потому, что по виду фронт — полуостров округлой формы.

Маловероятно, что меня не выпустят. Народ не поймёт, армия не поймёт, никто не поймёт. Только одну возможность вижу, что меня реально исполнят. Если Сталин решил сдать страну, сознательно подставить армию и целенаправленно проиграть войну Германии. Такого не может быть даже не потому, что Сталин — упёртый большевик. Он слишком много сил и энергии отдал Советскому Союзу, чтобы слить его в унитаз. Человек всегда больше всего ценит то, во что вложился. Чем сильнее вложился, тем больше ценит. А Сталин всего себя стране посвятил. Это Горбачёв с лёгкостью неимоверной мог страну сдать. Она ему даром досталась. Халявного не жалко. Потому трудно заработанные гроши уходят медленно, а выигранные в карты тысячи улетают со свистом. Так что нет. Со стороны Сталина ход невозможный.

Делов наворотил уже изрядно. Вермахт споткнулся со всего маху и разбил лоб о мой округ. В мире Кирилла Арсеньевича немцы вошли в Минск 28 июня. Здесь уже 6 августа, но о Минске вермахт может только мечтать. Оно не вредно, но бесполезно. А главное, мало что решает. Мой центральный штаб давно дублирован в Барановичах. Если богиня победы Ника будет неустанно работать на немцев, то к концу сентября, никак не раньше, они смогут покончить с моим округом. Частично. На Смоленск сил уже не останется. И что дальше? Блицкриг сорван, к Москве до зимы даже близко не подойдут, блокада Ленинграда отменяется. Самураи на Дальнем Востоке разочарованно притихнут. Потому мне так спокойно. Выполнил программу минимум по максимуму. Пусть расстреливают «благодарные» соотечественники, до Москвы немчура уже не доберётся, сапоги в хлам стопчет, а не доберётся.

Лязгает железное окошко. Время обеда.

— Быстро встать! — строго командует конвойный.

— Пошёл в жопу! — реагирую на автопилоте, но медленно и, покряхтывая, встаю. Лёжа есть не удобно.

Еда так себе, но проглотить можно. После обеда снова возлегаю на ложе.

Голову слегка покалывает, боль небольшая, но прокручивать в мозгу названия и номера частей и соединений, командный состав, нормы вооружения и обеспечения не рискую. Ленивые размышления, это всё, что я себе разрешаю.

Кто заинтересован в моём аресте, понятно и прозрачно. А Сталин почему согласился? Вопросец. И должны быть основания, которых в упор не вижу. Немчура что-то сочинила? Эти могут, только нашим зачем верить? То бишь, публика в погонах и при должностях во что угодно поверит, если сверху прикажут, Сталину зачем верить? Чего-то я не догоняю.

Отгоняю беспокойство, что там у меня в округе. Во время моего отсутствия Болдин напортачить просто не успеет. Грамотный и обученный лично мной генерал. Искры в нём нет, но борозды, как старый и опытный конь, не испортит. Надеюсь, со мной решат всё быстро, — война всё-таки идёт, — а на две-три недели нового командующего ставить не будут. Вот если меня шлёпнут, а на моё место какого-нибудь Кулика поставят… аж холодею от ужаса, но домысливаю.

Во-первых, мне всё равно будет. Во-вторых, есть надежда, — надо признать, слабая, — что его мои ребята втихую пристрелят. Третье уже не отменишь, даже Кулик не сможет подмахнуть немцам так, чтобы они справились с моим фронтом меньше, чем за месяц. Если я этого дутого маршала недооцениваю, то две недели немцам всё равно понадобится. Ход войны уже повёрнут в нужную сторону. Образец задан, куликам сейчас будет очень трудно. Они спят и видят, как бы меня придавить, но вот незадача, воевать так же успешно они не умеют. Просрать всё, это запросто. Пустить кровь армиям вермахта — кишка тонка и на голову слабы.

7 августа, четверг, время 17:40.

Адрес тюрьмы неизвестен.

— И р-раз! И д-два! — медленно, без рывков и ускорений приседаю. А то выйду из тюрьмы бледной спирохетой, от малейшего ветерка качаясь. Невместно генералу слабый и немощный вид иметь.

Какой-то отпечаток тюрьма на мне оставит, если просижу хотя бы несколько недель. Моё особое положение подтверждает отсутствие прогулок. Не так всё грустно, есть маленькое окошко почти под потолком, куда разок в день по вечерам на часок заглядывает солнце. Аж настроение поднимается и верится, что всё завершится благополучно.

Когда ноги забиваются свинцовой тяжестью, в такой же манере начинаю отжиматься. Голова вроде не протестует.

День сегодня неинтересный был. Один не сильно длинный разговор со страшным и старшим майором. Опять требовал подробности сношений, чёртов извращенец.

— Так это твоя забота, старший майор, — леплю из него крайнего. — Допустим, уговоришь меня написать на себя поклёп о моём шпионаже в пользу немцев. Ладно. А где я тебе шифры возьму? Сам придумаю? С каналами связи как быть? Содержание моего шпионажа я тебе как выдумаю? Не, всё это сочинить при большом желании можно. Но на это время нужно. Оно у тебя есть?

От моих вопросов ст. майор совсем скисает. Только я не останавливаюсь.

— А как следствие собирается объяснять факты, что мой фронт с первого дня, с 22 июня лупит немцев так, что от них перья летят? Как ты объяснишь сорок тысяч пленных немцев, двести трофейных танков и сто трофейных самолётов? Это я по приказу немецкого генштаба сделал? Пару кусочков Литвы у них оттяпал, кусок оккупированной Украины к округу присоединил. Тоже по приказу Гитлера?

Смотрит исподлобья и очень мрачно.

— Где твои бесспорные доказательства? Покажи мне их! Немцы что ли прислали? Так это вообще замечательно! Сами со мной справиться не могут, так вам поручили! — до вопроса «На кого работаете, суки?» всё-таки не дохожу. Не хочу усугублять сотрясение мозга. Но на этом допрос заканчивается. Заскучал мой следователь. Какой бы тупой не был, но весь абсурд дела до него доходит.

11 августа, понедельник, время 09:15.

Большая Лубянка 2, главное здание НКВД.

— Только не говори мне,