Ночь Томаса - Дин Кунц

— Я уверен, ты — слишком современный человек, чтобы верить в джиннов и тому подобное. Как ты можешь идти по жизни, ни во что не веря?

— Но я верю!

Мои верования интересовали Лоренса Хатчинсона гораздо меньше, чем собственный хорошо поставленный голос.

— Я безо всякого предубеждения отношусь ко всему сверхъестественному.

Меня завораживала его полная поглощенность собой. С другой стороны, если бы его заинтересовал я, мне бы стало куда сложнее хранить свои секреты.

— Мой друг, Адриан Уайт, — продолжил он, — женился на предсказательнице судьбы, которая называет себя Портенция.

Я тоже решил немного рассказать о себе.

— Девушка, которую я когда-то знал, Сторми Ллевеллин… однажды на ярмарке мы получили карточку у предсказывающего судьбу автомата, который назывался «Мумия цыганки».

— Портенция пользовалась хрустальным шаром и произносила много непонятных слов, но действительно предсказывала судьбу. Адриан ее обожал.

— На карточке мы прочитали, что будем жить вместе вечно. Но не сложилось.

— Портенция могла предсказать день и даже час смерти любого человека.

— Она предсказала вашу, сэр?

— Не мою. Но она предсказала смерть Адриана. И через два дня, в названный ею час, застрелила его.

— Невероятно.

— Но это правда, уверяю тебя. — Он посмотрел в окно, которое не выходило на море, а следовательно, его не задергивали шторами. — Тебе не кажется, что надвигается цунами, сынок?

— Я не думаю, что цунами как-то связано с такой погодой.

— А я чувствую, цунами близко. Когда будешь гулять, поглядывай одним глазком на океан.

Как журавль, он прошествовал из гостиной и по коридору к кухне и другим комнатам в глубине дома.

Я вышел через парадную дверь, которую уже миновал Бу. Собака ждала меня на огороженном дворе.

Проведя несколько месяцев в комнате для гостей аббатства Святого Варфоломея, расположенного высоко в горах, пытаясь примириться с моей странной жизнью и моими утратами, я собирался вернуться на Рождество домой, в Пико Мундо. Вместо этого меня позвали сюда, ради чего, в то время я не знал, да и теперь не очень-то себе представлял.

Мой дар (или проклятье) не ограничивается редкими пророческими снами. Иной раз наитие, устоять перед которым невозможно, влечет меня в те места, куда я по собственной воле никогда бы не пошел. А потом мне приходится ждать, чтобы выяснить, почему я оказался именно здесь.

Мы с Бу направились на север. Мостки, тянувшиеся вдоль пляжа на три мили, сделали не из дерева, а из бетона. В городе эту дорожку все равно называли мостками.

Слова в эти дни стали очень уж пластичными. Маленькие ссуды, которые выдают отчаявшимся людям под фантастический процент, называют авансом перед зарплатой. Дрянной отель с сомнительным казино зовется курортом. А смесь исступленных персонажей, плохой музыки и бессвязного сюжета — крупнобюджетным фильмом.

Бу и я шагали по мосткам. Бу — помесь немецкой овчарки, с белоснежной шерстью. Луна, путешествующая с горизонта на горизонт, не может быть бесшумнее Бу.

Его вижу только я, потому что он — пес-призрак.

Я вижу души людей, которые не хотят покидать этот мир. По моему опыту, животные всегда рвутся попасть в мир последующий. Бу — уникум.

Его неспособность покинуть этот мир — тайна. Мертвые не говорят, собаки тоже, получалось, что Бу следовал двум обетам молчания.

Возможно, он остался здесь, зная, что может понадобиться мне в какой-то критической ситуации. Возможно, он знал, что надолго задержаться в этом мире ему не придется, потому что я то и дело совал голову в петлю.

Справа от дома Хатча, после четырех кварталов жилых домов, шли магазины, рестораны, трехэтажный отель «Магик-Бич» со свежевыбеленными стенами и зелеными, в полоску, навесами над окнами.

Слева пляж перетекал в парк. Во второй половине дня, под затянутым плотными облаками небом, пальмы не отбрасывали тень на зеленую травку.

Низкое небо и прохладный воздух распугали любителей пеших прогулок. Все парковые дорожки и скамейки пустовали.

Тем не менее интуиция подсказывала мне, что она будет там, не в парке, но высоко над морем. Женщина, которая присутствовала в моем красном сне.

Если не считать пошлепывания о песок ленивого прибоя, стояла полная тишина. Цикады в кронах пальм ждали, когда ветерок даст им команду начинать разговор.

Широкие ступени вели на пирс. Будучи призраком, Бу бесшумно шагал по потемневшим доскам, и, как это должно быть у будущего призрака, мои кроссовки тоже не издавали ни звука.

В конце пирс расширялся в наблюдательную площадку. Телескопы позволяли (бросил в щель монетку, и все дела) полюбоваться проходящими мимо судами, береговой линией, пристанью для яхт в порту, находящемся в двух милях севернее.

Леди Колокольчика сидела на последней скамье, смотрела на горизонт, где серое небо сливалось с таким же серым морем безо всякой линии раздела.

Облокотившись на парапет, я прикинулся, будто изучаю бесконечный марш волн к берегу. Периферийным зрением отметил, что она не подозревает о моем присутствии, а потому позволил себе изучить ее профиль.

Не красавица, не уродина, но и определенно не простушка. Черты лица ничем не примечательные, кожа гладкая, но очень уж бледная. Короче, женщина достаточно интересная, чтобы привлечь внимание.

Но в моем интересе к ней романтика отсутствовала напрочь. Женщину окутывал ореол загадочности, и я подозревал, что секреты у нее удивительные. Меня влекло к ней любопытство, а также ощущение, что ей, возможно, необходим друг.

Хотя она появилась в моем сне о красном приливе, возможно, в нем не было ничего пророческого. И ее не ждала смерть.

Я несколько раз видел ее в Магик-Бич. Проходя мимо, мы иногда обменивались парой слов, главным образом о погоде.

Поскольку женщина говорила, я знал, что она — не призрак. Иногда я осознаю, что имел дело с призраком, лишь когда он тает в воздухе или уходит в стену.

В других случаях, когда людей убили и они приходят ко мне, чтобы я помог воздать убийцам по заслугам, они могут материализоваться с нанесенными им смертельными ранами. И если я вижу мужчину, лицо которого разнесли выстрелом в упор, или женщину с отрубленной головой в руках, мне тут же становится ясно, что передо мной призрак.

В недавнем сне я стоял на пляже, змеи жуткого света извивались по песку. Море бурлило, какой-то сверкающий левиафан поднимался из глубин, небо затянуло облаками, красными и оранжевыми, как языки пламени.

На западе леди Колокольчика, подвешенная в воздухе, плыла ко мне над морем, скрестив руки на груди, с закрытыми глазами. Она открыла глаза, когда приблизилась, и в них я увидел отражение того, что находилось за моей спиной.

Я дважды отпрянул от увиденного в ее глазах и дважды проснулся, не помня, что же мне в них открылось.

Теперь я оторвался от ограждения, подошел, сел на скамью, рассчитанную на четверых, так что мы оказались на разных краях.

Бу свернулся калачиком и положил морду мне на кроссовки. Я ощутил ногами тяжесть его головы.

Когда я прикасаюсь к призраку, будь то собака или человек, на ощупь он твердый и теплый. От него не веет могильным холодом, не исходит запах смерти.

Леди Колокольчика, в белых теннисных туфлях, темно-серых брюках и мешковатом розовом свитере с такими длинными рукавами, что в них без труда прятались кисти, по-прежнему смотрела на море и молчала.

В силу миниатюрности женщины ее состояние сразу бросалось в глаза. Широкий свитер не мог скрыть, что она примерно на седьмом месяце беременности.

И я никогда не видел ее с мужчиной.

На шее висел медальон, из-за которого я и дал ей такое прозвище: колокольчик, размером с наперсток, на серебряной цепочке. В столь пасмурный день только это простенькое украшение и блестело.

Я полагал, ей лет восемнадцать, то есть на три года меньше, чем мне. И, наверное, в силу хрупкого телосложения она скорее выглядела как девушка, а не женщина.

Тем не менее желания называть ее девушкой Колокольчика у меня не возникало. Самообладание и спокойная уверенность в себе требовали «леди».

— Вы когда-нибудь видели такое затишье?

— Надвигается шторм, — мелодично ответила она. — Перед ним — зона высокого давления. Для нее характерен полный штиль, и она сглаживает волны.

— Вы — метеоролог?

Она улыбнулась, мило и естественно.

— Я — девушка, которая слишком много думает.

— Меня зовут Одд Томас.

— Да.

Я уже приготовился объяснить, как и почему получил такое имя, без этого не обходилось ни одно знакомство, но, к моему удивлению и разочарованию, не услышал от нее привычных вопросов.

— Вы знали мое имя? — спросил я.

— Как и ты — мое.

— Но я не знаю.

— Я — Аннамария. В одно слово. Ты бы вспомнил. И давай на «ты».