Его повесили на площади Победы. Архивная драма - Лев Симкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Персонаж романа Лителла и сам рад бы найти тихую бумажную работу в тылу, но тем не менее берет в руки пистолет и идет добивать умирающих евреев. По команде реального исторического персонажа – обергруппенфюрера СС Фридриха Еккельна.
“Еккельн рассудил, что траншеи заполняются слишком быстро; тела падали как придется, беспорядочно; много места пропадало зря, на рытье новых ям тратилось время; а так приговоренные, раздевшись, ложились ничком на дно могилы, стрелки стреляли в упор им в затылок… Потом офицер осматривал ряд и убеждался, что приговоренные мертвы; после этого тела покрывали тонким слоем земли и на них валетом ложилась следующая группа; когда накапливалось пять-шесть рядов, яму засыпали”.
Задолго до Хёсса с его газовыми камерами Еккельн усовершенствовал метод массовых убийств, цинично назвав его “укладкой сардин” (Sardinenpackung).
Психология зла – 1
– Что есть зло? – спросил я у Сергея Ениколопова, психолога с мировым именем и едва ли не единственного в России специалиста по психологии зла. Его ответ меня слегка разочаровал.
– Зло, – ответил он, – результат обычных психологических процессов и их проявлений в поведении.
– Обычных ли? Неужели сила нацистского зла такова, что способна превратить в аморальных существ самых обычных людей?
– Да, обычных – в том смысле, что не безумных. Само явление масштабного зла, такого как геноцид, с трудом вмещается в наше сознание – оно бросает вызов рациональному пониманию, воспринимается как бессмысленное, иррациональное, как проявление безумия. Отсюда разговоры о паранойе Гитлера или Сталина. Это создает иллюзию объяснения, но никак не объясняет поведения соучастников Большого зла.
– Так что же заставляет человека участвовать в злых действиях? Ведь преступники, как и мы, воспринимают свои действия как шокирующие и отвратительные, так?
– Нет, не так. Они могут видеть все иначе и совершать массовые убийства для реализации своих идеалов, утопических проектов. Самое большое число жертв в истории пришлось, как известно, именно на них.
Тот, кто начал Холокост
Имя Фридриха Еккельна, высшего фюрера СС и полиции на юге, а потом на севере России, упомянуто в сотнях исторических трудов, однако большинству из нас ни о чем не скажет. А ведь так звали человека, который начал Холокост. Впрочем, слово “человек” здесь можно употребить разве что условно.
Фридрих Еккельн был первым, кто стал убивать в невиданном доселе масштабе. Мужчин и женщин. Стариков и детей. Палач Бабьего Яра и Рижского гетто, организатор “большой акции” в Бердичеве, о которой рассказал в “Черной книге” Василий Гроссман. Нет, пожалуй, ни одного сколько-нибудь заметного злодеяния на оккупированной территории СССР, к которому он был бы непричастен.
Советский суд, перед которым предстал Фридрих Еккельн, на евреях не особо акцентировал внимание, а воспоминаний советские судьи не оставляли. В судебном приговоре “истребление еврейского населения” стоит на последнем месте, после “арестов и истребления советских, партийных и профсоюзных активистов, деятелей науки и искусства”, “массовых арестов мирных советских граждан”.
Еккельна судили зимой 1946 года в советской Риге. В зале Дома офицеров, где заседал военный трибунал Прибалтийского военного округа, рядом с ним на скамье подсудимых сидели еще пять гитлеровских генералов и один полковник – Зигфрид Руфф, Альбрехт Дижон фон Монтетон, Фридрих Вертер, Бруно Павель, Ганс Кюппер и Александр Беккинг. 3 февраля, на другой день после вынесения приговора, неподалеку, на площади Победы, все они были повешены. Такой, можно сказать, советский Нюрнберг.
Из материалов архивного уголовного дела (а это 20 пухлых томов по полтысячи страниц каждый) трудно понять, что это был за персонаж. К тому же процесс имел все присущие сталинской юстиции особенности. И все же в тех томах есть много такого, что способно пролить свет на личность интересующего меня лица.
– По каким мотивам уничтожали граждан еврейской национальности?
– По пропаганде, евреи должны были расстреливаться, потому что не могли продуктивно работать и жили как паразит в теле германского народа.
Отвечая на вопрос прокурора, Еккельн вторил Гиммлеру, приравнявшему евреев к “паразитам, подлежащим уничтожению”. Но, как заметил Станислав Лем в своей “Провокации”, “Гиммлер лгал, паразитов не подвергают мукам намеренно… Население гетто вымерло бы самое позднее лет через 40, если учесть, как стремительно оно сокращалось от голода, болезней и непосильного принудительного труда. Следовательно, выбор кровавой развязки не был продиктован ничем, кроме как желанием убивать”.
– Вы, конечно, разделяли точку зрения относительно евреев?
– Я эту точку зрения разделял, как большинство немцев.
Пусть так, недаром Ханна Арендт в опубликованной в 1944 году статье “Организованная вина” назвала немцев “народом, в котором так эффективно стерта черта, отделяющая преступников от нормальных людей”. И все же Еккельн лукавил. Он не просто разделял эту людоедскую точку зрения.
Защита (адвокат Миловидов). Вопрос свидетелю Фрицу Блашеку, бывшему руководителю строительной группы войск СС и полиции (одному из подчиненных Еккельна):
– Когда Еккельн рассказывал о планах уничтожения евреев, как считает свидетель, было ли это личным планом Еккельна или программой той партии, членом которой состоял подсудимый?
– Личного мнения мы почти не имели. Еккельн был, однако, одним из тех, которые делали мнение. Среди этих делающих мнение было трудно иметь собственное мнение. Это касается не только меня, а в основном всего германского народа.
– Больше у меня вопросов нет.
Я держал их в руках, правда, не все 20, а только три тома с грифом “Секретно”, с которыми мне любезно предоставили возможность ознакомиться в Центральном архиве ФСБ. Но, по счастью, копии остальных томов материалов дела, пусть и с отдельными изъятиями, оказались в библиотеке вашингтонского Мемориального музея Холокоста, причем в свободном, заметьте, доступе. Правда, там недоставало протокола судебного заседания, без которого вообще невозможно судить о процессе, – его мне разрешили изучить в Москве. Так что все-таки прав был Карл Радек, заметивший однажды: “Вершина знаний о человеке – архивы НКВД”.
В музее Яд Вашем в Иерусалиме нашлись копии 140 оригинальных документов из личного дела Еккельна, хранившегося в Главном управлении кадров СС в Берлине. Среди них – четыре анкеты (заполненные в 1935, 1936, 1937, 1939 годах), представления о награждении, выписки из приказов, телеграммы, поздравления Еккельна, адресованные его начальникам и товарищам по нацистской партии и СС, газетные публикации, где упоминается его фамилия.
Судя по всему, Еккельн стремился подчистить свое личное дело, заботясь о том, чтобы в нем были только те документы, которые показывали его с лучшей стороны. Во всяком случае, там есть несколько писем с просьбой внести те или иные пометки – когда и чем его наградили, присвоили очередное звание. Пришлось по крупицам собирать о нем сведения, рассыпанные по сохранившимся документам и немецким источникам. Но я сам никогда не одолел бы их массив, кабы не помощь историков Ильи Альтмана, Ивана Ковтуна, Никиты Петрова, Леонида Терушкина (Россия), Вадима Альцкана (США), Менахема Баркана, Григория Смирина (Латвия), Арона Шнеера, Полины Идельсон (Израиль), Хуберта Куберского (Польша) и примкнувшей к ним израильской пенсионерки Раисы Школьник, которая, узнав о моих планах из соцсетей, предложила перевести интересующие меня материалы с иврита.
Свидетель
И еще, конечно, Маргер Вестерман, 92-летний историк, основатель еврейского музея Риги. Он лично видел Еккельна. Дважды.
Первый раз – 9 декабря 1941 года на улице Лудзас, разделявшей пополам Рижское гетто. “Большого гетто” уже не существовало, все 25 тысяч его узников были убиты, одни – 1 декабря, другие – 8-го. 9 декабря в час дня 16-летний Маргер Вестерман из отгороженного “Малого гетто” увидел идущего по улице высокого эсэсовца в распахнутой генеральской шинели и с пистолетом в руке. По ту сторону улицы все еще шла зачистка, эсэсовцы искали спрятавшихся, раздавались выстрелы. От знакомого из полиции гетто он узнал, что это был тот, кто отдал приказ об уничтожении, – Фридрих Еккельн.
Второй раз он увидел Еккельна 3 февраля 1946 года на площади Победы. “Мы шли на казнь как на праздник, – рассказывал он мне. – Когда его вешали, мы с Яковом Баснером (еще один выживший узник гетто) кричали и плакали”.
“Я еще не дожил до осуждения всех убийц”, – помолчав, добавил Вестерман. И признался, что все минувшие годы живет одним чувством. Кто-то мог бы назвать его жаждой мести, но это будет ошибкой. Речь всего лишь о справедливости, справедливом возмездии, если хотите.
Три источника
Хотел бы упомянуть еще трех действующих лиц, с которыми я никогда не встречался, но без них вряд ли сложилась бы эта книга.