Философия с шуткой. О великих философах и их учениях - Педро Калеро

Когда из Эфеса изгнали Гермодора, которого философ чрезвычайно высоко ценил, Гераклит обрушил на своих земляков целую лавину проклятий. Среди них встречались довольно странные, например, такое: «Эфесцы, пусть боги сделают вас богатыми, чтобы на фоне этого богатства была еще лучше видна ваша подлость».

Приговор обжалованию не подлежит

Анаксагор из Клазомен одним их первых предположил, что существует некий высший разум, создавший природу из первоначального хаоса. Он называл это начало Нус. Аристотель чрезвычайно ценил Анаксагора, выделял его среди прочих мыслителей древности и даже называл единственным трезвым в компании пьянчуг.

Анаксагор основал в Афинах философскую школу, просуществовавшую тридцать лет. Из нее вышли Еврипид, Архелай, Перикл и, возможно, сам Сократ. Но ни слава, ни толпы учеников не уберегли Анаксагора от суда: его обвинили в непочтении к богам. Философ бежал в Лампсаку и там основал новую школу. Один из его учеников пришел в ужас, узнав, что над его учителем висит смертный приговор, но тот лишь пожал плечами:

— Такой же приговор висит над моими судьями. Его вынесла сама природа.

Как умирают дети

Кто произнес эти слова над могилами своих детей, неизвестно, но молва приписывает мрачное изречение Анаксагору:

— Зачиная их, я знал, что они родятся смертными.

Зенон и черепаха

Зенон Элейский, ученик Парменида, вошел в историю как изобретатель диалектики[2] — искусства вести диспут, пользуясь аргументами соперника. Его учитель говорил, что мир — единое целое, находящееся в вечном покое. Другие философы смеялись над этим абсурдным тезисом, и Зенону было обидно за учителя.

— По-вашему, это смешно? — спрашивал он. — Ладно, пойдем с другого конца. Выдвинем тезис в защиту движения. Давайте представим, что быстроногий Ахилл решил посоревноваться в беге с самым медленным существом на земле, черепахой. Предположим, что герой сразу дал черепахе фору. И все, он проиграл. Ведь пока Ахилл преодолевает отрезок, который отделяет его от черепахи, она успевает продвинуться вперед на некое расстояние. Вот почему Ахилл никогда ее не догонит.

Как-то раз, когда Зенон в очередной раз взялся доказывать, что движения не существует, Антисфен (по другой версии Диоген) принялся ходить вокруг него. Зенон не выдержал:

— Сделай милость, прекрати, постой спокойно хоть минутку.

— Ах вот оно как! А кто с пеной у рта доказывал, что движения нет? — торжествовал Антисфен.

Упорная черепаха

Да, недаром говорят, что изобразить движение можно только двигаясь. Разумеется, Зенон не мог считать, что все в мире и вправду неподвижно, он лишь подчеркивал недоказуемость обратного утверждения.

Аргументы Зенона легли в основу теории бесконечности пространства, с энтузиазмом подхваченной философами будущих поколений и доведенной ими до полного абсурда. Кто только не пытался толковать знаменитую Зенонову апорию. К ее доказательству приложили руку Аристотель, Декарт, Лейбниц, Гоббс, Милль, Кантор, Бергсон, Бертран Рассел. И это далеко не полный список.

Агустин Гарсиа Кальво в «Чтениях о досократовой философии» предложил считать парадокс Зенона «выражением непреодолимого противоречия между двумя потребностями, которые мы испытываем одновременно: потребностью в движении и потребностью в покое».

Современная математика предлагает систему вычислений, которая не оставляет от Зеноновой апории камня на камне. Беда в том, замечает Кальво, что эту систему придумали специально для того, чтобы опровергнуть Зенона.

Как бы то ни было, упорная черепашка вот уже двадцать пять столетий, пыхтя, ползет по дороге Рафаэль Санчес Ферлосио посвятил ей прелестную сегидилью:

По элейской дороге бредет черепаха, тащит свой дом на себе которую уж тысячу лет.

Зеноном зовусь я.

Увидите Ахиллеса,

Скажите ему, пусть прибавит шагу.

Правосудие для всех

В V веке до н. э. появились софисты. Среди них выделялись Горгий и Протагор. Софисты не верили в существование абсолютной истины и гордились тем, что могут доказать любой тезис, а через минуту — другой, прямо ему противоположный. Любое утверждение могло оказаться правдивым и в то же время лживым. Неудивительно, что софисты налегали на риторику. В нравственном отношении они были релятивистами и полагали, что в мире нет ничего заведомо дурного или доброго. То же относилось и к справедливости: что справедливо в Афинах, недопустимо в Спарте, и наоборот.

Релятивистский взгляд на правосудие присущ не только софистам. Вспомним арабскую притчу, словно заимствованную у какого-нибудь античного автора (возможно, так оно и было).

Двое бывших друзей, повздоривших между собой, явились к кади и потребовали правосудия.

Один из них изложил дело следующим образом:

— Мой друг оказался предателем. Он ворвался в мой дом, пока меня не было, украл у меня осла и деньги и надругался над моей женой. Я хочу, чтобы его наказали по справедливости.

Кади ответил:

— Ты прав.

Тогда обвиняемый выступил в свою защиту:

— Все было совершенно не так: осла я не крал, он мой, я дал его другу взаймы, а тот не хотел отдавать. И денег он мне задолжал. А что касается его жены, то мы действительно занимались любовью, но она сама меня соблазнила, поскольку муж не уделяет ей внимания. Мой бывший друг застал нас врасплох и жестоко меня избил.

Кади изрек:

— И ты прав.

— Как же так? — возмутился истец. — Ты ведь только что сказал, что прав я.

— Верно, — согласился кади. — И в этом ты тоже прав.

Из девушки в женщину

Демокрит Абдерский придерживался теории атомизма. Согласно ей, мир состоит из атомов, невидимых частиц, которые постоянно перемещаются в пустоте. Эта теория долго не давала покоя философам, а в восемнадцатом веке ей нашли научное обоснование.

Демокрит слыл насмешником и провидцем. Высмеивал он в основном человеческие пороки и слабости, а дар предвидения ему с успехом заменяли наблюдательность и аналитические способности. Как-то раз в гости к философу пришел Гиппократ, а с ним какая-то девушка. Философ приветствовал ее: «Здравствуй, девушка!» Наутро он обратился к гостье по-другому: «Здравствуй, молодая женщина!» Услышав такое, бедняжка пришла в ужас и не знала, куда деваться от стыда: дело в том, что именно в эту ночь она лишилась девственности.

Парадокс Протагора

Софисты по праву слыли знатоками законов. Тот, кто хочет достичь успехов в публичных диспутах, должен хорошо разбираться в риторике и юриспруденции. Софисты блестяще знали обе дисциплины и потому выходили победителями в любых спорах.

Разумеется, они охотно делились своими знаниями со всеми желающими и, можете не сомневаться, брали за свои уроки недешево. Обучение у самого Протагора стоило так дорого, что позволить его могли себе только богачи. Однажды он согласился взять в ученики небогатого юношу по имени Эватл, условившись, что тот сразу внесет половину платы, а вторую отдаст, когда выиграет свой первый диспут. Однако, пройдя обучение, Эватл вовсе передумал участвовать в диспутах. Неблагодарный ученик решил обмануть Протагора. Разгневанный наставник вызвал Эватла на суд. Ответчик выдвинул в свою защиту немудрящую, но неотразимую аргументацию:

— Если ты выиграешь дело, значит, ты плохо меня обучил, и я имею полное право не платить тебе вовсе; если же выиграю я, условия нашего договора избавят меня от уплаты.

Протагор ответил:

— Ничуть не бывало. Если я выиграю, судьи обяжут тебя расплатиться со мной, а если выиграешь ты, наш договор вступит в силу.

Ирония Сократа

Современник софистов Сократ искренне полагал, что человека можно научить добродетели. В отличие от софистов он не брал платы за свои уроки и считал, что моральные законы должны быть общими для всего человечества. Уроки Сократа напоминали дружескую беседу, во время которой учитель задавал вопросы, призванные направить мысли учеников в нужное русло. В таких беседах родилась знаменитая Сократова ирония: искусство ставить вопросы так, чтобы собеседник начал сомневаться в давно известных прописных истинах. Повстречав знаменитого военачальника, философ спросил у него, что такое храбрость. Полководец отлично это знал, но, пытаясь сформулировать ответ, понял, что всю жизнь ошибался.

Ирония Сократа переворачивала привычные вещи с ног на голову. Кто-то сравнил его с художником Пузоном. Когда тому заказали изображение павшей лошади, художник написал коня, летящего галопом, а возмущенному заказчику предложил перевернуть холст, чтобы получилось, будто лошадь барахтается на земле.

Мудрое невежество

Греки называли оракулом святилище, в котором предсказывали будущее. Жрецы из этого святилища тоже звались оракулами.