Родовое проклятие - Нора Робертс

И все же тот день, яркий весенний день на реке, навсегда останется с ним. Даже сейчас, ощутив клев, он мысленно возвращался в тот день и видел себя, пятилетнего, вытаскивающего из воды серебристую рыбину.

И наполнялся той же рыбацкой гордостью.

— Айлиш будет довольна, — произнес мамин голос.

Он бросил рыбу в ведро с водой, чтобы не портилась, и мама улыбнулась ему.

Видение пришло, вызванное его неумолчной тоской, и принесло успокоение. Эймон снова насадил на крючок наживку, а солнце уже грело и потихоньку съедало волокна тумана.

— Одной нам не хватит.

В тот давний день мама сказала именно эти слова, он хорошо это помнил.

— Значит, ты поймаешь еще.

— Я бы с большей радостью удил рыбу в нашей реке!

— Однажды так и будет. Настанет день, сынок, и ты вернешься домой. Настанет день, и те, кто пойдет от тебя, будут рыбачить в нашей реке, гулять по нашему лесу. Я обещаю!

На глаза мальчика навернулись слезы, туманя взор, и образ матери стал расплываться. Он сдерживал слезы, чтобы видеть ее яснее. Видеть ее распущенные черные волосы по пояс, ее темные глаза, полные любви. И исходящую от нее лучезарную силу. Он и сейчас ощущал эту энергию, а ведь это было только видение.

— Почему ты не сумела его уничтожить, мам? Почему не осталась жить?

— Так было предначертано богами. Любимый мой, мой мальчик, сердце мое, да чтобы спасти тебя и твоих сестренок, я отдала бы больше, чем жизнь!

— Ты и отдала больше, чем жизнь. Ты отдала нам свою силу, почти до капельки. Если бы ты оставила ее себе…

— Мое время пришло. А вы получили то, что принадлежало вам по праву рождения. И в этом моя главная отрада, и ты не должен думать иначе! — В исчезающем тумане она светилась серебристым светом. — Я всегда буду жить в тебе, Верный Эймон. Я у тебя в крови, в сердце, в мыслях. Ты не один.

— Я по тебе скучаю!

Он ощутил на щеке поцелуй, его окутало тепло, и он почувствовал такой родной мамин запах. И в этот миг, пускай на мгновение, он превратился в ребенка.

— Я хочу быть смелым и сильным. И буду, клянусь тебе! Я не дам Брэнног и Тейган в обиду.

— Вы будете защищать друг друга. Вы трое должны держаться вместе. Вместе вы будете сильнее, чем была я одна.

— Я его убью? — Это была самая сокровенная и самая черная мечта Эймона. — Одолею?

— Этого я тебе сказать не могу. Знаю только, что ему никогда не отнять того, что есть у вас. Это можно только дать — как дала вам я. Он несет на себе мое проклятие и мою печать. И все, кто пойдет от него, будут носить этот знак — точно так же, как все, кто пойдет от вас, будут нести свет. Мою кровь, Эймон. — Она повернула руку ладонью вверх и показала тонкий порез. — И твою.

Он ощутил мгновенную боль, увидел на руке рану. И прижал ладонь к материнской руке.

— Кровь вас троих, потомков Сорки, его одолеет, пусть для этого понадобится тысяча лет. Верь в себя! Это главное.

Она поцеловала его еще раз и опять улыбнулась.

— Смотри-ка, у тебя уже не одна!

Удочка изогнулась, видение исчезло.

Ну вот, уже не одна.

Он вытаскивал из реки трепетавшую рыбу, а думал о том, каким он будет бесстрашным. И сильным. И когда придет время, его силы хватит, чтоб победить.

Мальчик внимательно посмотрел на ладонь — никакого следа. Зато теперь в голове у него прояснилось. В нем течет кровь Сорки, живет ее дар. Когда-нибудь он передаст их своим сыновьям и дочерям. И если случится, что ему не суждено уничтожить Кэвона своими руками, это сделают его дети, внуки его или же правнуки…

Но все-таки он всеми силами верил, что все сделает сам, и молил об этом богов.

А пока он порыбачит. Хорошо быть мужчиной, подумалось ему, охотиться и рыбачить, добывать пищу. И тем самым отплачивать родным за приют и заботу.

С тех пор как Эймон осознал себя мужчиной в доме, он научился терпению. И сейчас, когда он причаливал к берегу, в его лодке лежали уже целых четыре рыбины. Он привязал суденышко, а улов нанизал на веревку.

Постоял немного, глядя на воду — сейчас она сверкала под лучами солнца, которое поднялось уже высоко. Он думал о маме, о том, как звучал ее голос, как пахли волосы. Ее слова останутся с ним навсегда.

Эймон решил, что пойдет перелеском. Здесь не такой глухой лес, как дома, но лес, он и есть лес, сказал он себе.

Он принесет Айлиш рыбу, напьется чаю у очага. А потом поможет убирать последний урожай.

И Эймон зашагал в сторону дома на окраине небольшого хутора, но вдруг услышал пронзительный тонкий крик. Улыбнувшись про себя, он сунул руку в холщовую сумку и достал кожаную перчатку. Едва он надел ее и выставил руку, как из облаков, раскинув крылья, спикировал Ройбирд.

— С добрым утром тебя! — Эймон заглянул в золотистые глаза ястреба, ощутил незримую связь с птицей, верным своим другом и наставником. Прикоснулся к магическому амулету на шее, полученному из рук матери — она сделала его для сына сама, применив для защиты магию крови. На амулете был изображен ястреб.

— Славный денек, а? Такой ясный, свежий! Урожай почти убрали, скоро праздник, — продолжал он, шагая и неся на руке птицу. — Равноденствие, как тебе известно. Когда ночь начинает побеждать день, подобно тому, как Грон Лучезарный победил Лей-Лау Гэфеса. Мы будем отмечать рождение Мабона, сына защитника земли, Модрона[2]. Наверняка будут медовые пряники. Я для тебя припасу кусочек.

Ястреб потерся головой о щеку мальчика, ласковый, как котенок.

— Мне опять приснился Кэвон. Приснился дом, а потом мама — после того, как она отдала нам почти всю свою силу и отослала подальше от дома. Ради нашего спасения. Я это все вижу, Ройбирд. Как она отравила его своим поцелуем, как напрягла остатки воли и воспламенилась, чтобы его уничтожить. А он забрал ее жизнь. И все же… В золе, в которую она его обратила, я видел какое-то шевеление. Движение неких сил зла. И еще — красное мерцание, отблески его энергии.

Эймон замолчал, сконцентрировал энергию, прочувствовал ее. Он ощущал биение сердца кинувшегося в кусты пугливого зайчишки, голод только что оперившегося птенца, дожидающегося матери с завтраком.

Он чувствовал своих сестер. Чувствовал овец, лошадей.

И никакой угрозы.

— Он нас не нашел. Я бы знал. Ты бы тоже увидел его и сказал мне. Но он ищет, он выслеживает, и это я тоже чувствую.

Бесстрашные синие глаза потемнели; мягкий мальчишечий рот сделался по-мужски жестким.

— Я не собираюсь вечно прятаться. Однажды я сам выйду на охоту, недаром во мне течет кровь Дайти и Сорки.

Эймон поднял руку, захватил пригоршней воздуху, сжал в кулаке, покрутил и мягким движением послал в сторону дерева. Качнулись ветки, с них вспорхнули птицы.