Мы начинаем и выигрываем - Ирина Калюжнова

Она оторвала руки от шара и посмотрела на него.

– А для того, чтобы получать нормально, я думаю даже, чтобы просто работать, мотать обязательно.

– Налоги, – начал, было, он.

– Не только наша фирма занимается ремонтом сельхозтехники, – перебила она его, – покупали детали, ворованные с заводов, они намного дешевле, но их нужно было провести через бухгалтерию, а потом обналичка ну и…

– Понятно, вы рискуете.

– Остаться без работы и не иметь денег – гораздо больший риск.

– Согласен.

– Важно, чтобы это ценилось и соответственно оплачивалось, и до сих пор так и было.

– А потом?

– Потом появился этот мальчик – Сеня. Директор сказал, что он будет мне помогать. Я ведь, знаете, инженер-электронщик, закончила институт радиоэлектроники, а уже потом бухгалтерские курсы, но у меня большой опыт.

Алексей Тимофеевич обошел стул, на котором она сидела, и теперь смотрел сбоку на ее нежный и слегка расплывчатый профиль. Значит, они учились одновременно, ведь они примерно одного возраста, учились на одном факультете, только в разных институтах., и чего бы им не встретиться на городском студенческом вечере? Нет, все правильно, тогда они не были готовы к встрече. Они должны были встретиться именно сейчас – ни днем раньше, ни днем позже. Жаль, что нельзя сказать ей этого, он ведь теперь, кроме всего прочего, потомственный белый колдун, хотя почему бы белому колдуну и не изучать электронику.

Он был абсолютно уверен, что никогда раньше не видел ее и тем не менее узнал сразу. Именно ее он ждал всю жизнь, но она пришла только сейчас, значит, он наконец заслужил ее появление.

Она смотрела на него глазами девочки из сказки. Она была той самой первой любовью, которая таилась в глубине его души. Его поколение выросло не на «ужастиках», а на сказках, где всегда побеждает добро и справедливость. Любовь и красоту в детстве для него олицетворяли Аленушка, Василиса Прекрасная, добрая и работящая падчерица у злой мачехи. И хотя со временем образ этот забылся, но продолжал жить в глубине памяти.

Елена Ивановна сидела перед ним. Она не юная девушка, а взрослая женщина, но это ничего не меняет. Ее глаза открыты и добры, без холодной защитной пленки, без злинки, только немного усталые.

Можно, конечно, удивляться, что подобные женщины существуют. Впрочем, судя по сказкам, их всегда было немного. На первый взгляд странно, что она выжила в этом мире, работает бухгалтером и связана со всякими сомнительными делами. Но разве сказочный мир был таким уж безопасным местом? Он так и кишел всякой нечистью. И тем не менее сказочные красавицы в нем выживали, не склонялись перед темными силами и привлекали к себе добрые.

Между тем Елена Ивановна продолжала:

– А этот Сеня окончил финансово-экономический институт и не сделал на векселе индоссамент.

Что такое индоссамент, Алексей Тимофеевич тем более не знал, но не посчитал и это упущением.

– Но постепенно, – голос Елены Ивановны зазвенел, – я заметила, что у нас все, абсолютно все для Сени, и компьютер постоянно у него, а о том, чтобы купить второй, речи нет. И потом он мне как-то сказал: «Я, Елена Ивановна, уже почти могу вас заменить», то есть ему нужно было, чтобы я его научила и ушла.

– Возможно, он какой-нибудь родственник вашего директора?

– Не знаю, может быть, теперь это не имеет значения. Вы знаете, у меня была такая ненависть, такая злость, я даже ночью видела его лицо, причем ненавидела я именно Сеню. Поэтому я не удивилась даже, когда это случилось.

– Что? – спросил Алексей Тимофеевич неосторожно, значит, он все прослушал.

Но она не обратила внимания на странность его вопроса.

– Он был расстрелян из машины прямо посреди улицы, убийцу, естественно, не нашли.

– Давно это было?

– Месяца полтора.

– И вы продолжали там работать?

– Да, но с директором стало твориться что-то невообразимое.

– Еще бы.

– Он стал цепляться ко мне.

– А к другим?

– И к другим тоже. Но вы же понимаете, что главное – бухгалтерия. У меня создалось впечатление, что он меня считает во всем виноватой. В конце концов, я только бухгалтер.

– А что он за человек?

– Вообще-то, он был человеком очень добросовестным и неглупым, но в бизнесе не особенно разбирался. Его представления, как бы это правильнее сказать, слишком романтичны, что ли. Взять хотя бы обналичку.

– Обналичку? – переспросил он.

– Ну, это превращение безналичных денег на банковском счете в наличные. Это делается через всякого рода фирмы, которые якобы оказывают нам какие-либо услуги, мы переводим деньги на их счет, они снимают их и передают нам, оставляя себе процент.

– Понятно, так что же ваш директор?

– Пока суммы были небольшими, он все подписывал. Но когда обналичка стала возрастать, запаниковал. Форменные истерики закатывал. В бизнесе в нашей стране честно не бывает, нужно хитрить, и пока суммы обналички были небольшие, он это воспринимал спокойно, а потом вдруг о совести заговорил. Это все равно что заявить: убить человека ножом можно, а застрелить нельзя.

– Может быть, он просто испугался ответственности?

– Возможно, но работа на фирме превратилась в сущий ад. Впрочем, возможно, для конфликтов были и другие причины, но зачем вообще конфликтовать?

– А кто ваши хозяева?

– Вообще-то нашу фирму контролируют двое. Они весь ремонт сельхозтехники в городе захватили.

– Вы можете их описать?

– Постараюсь. Одного зовут Пятак. Это не кличка, это его настоящая фамилия. Он сидел, они оба сидели, но Пятак, если не знать, больше на комсомольца постаревшего похож, на кого-нибудь из партхозактива, а другой – Птица – это кличка, фамилия его Егоров, так тот точно на бандита похож, – черный весь, изломанный, кривобокий и хромает.

– Вы говорили про директора, – напомнил Алексей Тимофеевич.

– Ах да, директор, меня просто тошнило от ненависти к нему, только устроилась так хорошо, а этот идиот все портит. И то, что случилось позавчера…

– Что? – выдохнул он.

Ее по-прежнему не удивляли его вопросы.

– Он был убит возле своей квартиры двумя выстрелами, говорят, так киллеры убивают.

– И что сейчас?

– Ничего, Пятак приходил – нашим отделением фирмы он занимается, – сказал, чтоб я не волновалась, что покойный всегда хорошо отзывался о моей работе, что найдут нового директора.

– Но вы боитесь?

– Нет, я не боюсь, если бояться таких вещей, то вообще работать не надо.

– Тогда что же вас волнует?

– Как что? Ведь это я их убила, у меня черный глаз.

Он чуть не расхохотался и спросил:

– Почему вы так думаете?

– Я давно замечаю, – сказала Елена Ивановна серьезно, – что мои плохие пожелания обычно сбываются. С теми, кто причинил мне зло, случаются несчастья.

Он посмотрел в ее распахнутые глаза и улыбнулся.

– Не думаю, чтоб вы многим желали зла.

– Многим я и не желаю. Но ведь такие вещи неминуемо отразятся на мне или на моей дочке.

Значит, у нее дочка. Он угадал. Она вдруг вскрикнула.

– У меня никогда ничего не получалось, я всегда сама тянула весь воз, – и она заплакала. Она плакала не так, как плачут женщины, когда на них смотрят, красивыми движениями промокая на щеках слезы, а как плачут дети, когда есть кому слушать. Ее лицо по-старушечьи скривилось, а слезы катились из глаз, смывая тушь с ресниц, правда, туши оказалось немного.

– Перестаньте, – сказал он, включая свои самые властные интонации, – перестаньте и возьмите себя в руки.

Такой тон обычно действовал, особенно на женщин. Если человек пришел к психологу, значит, он хочет подчиниться чьей-то воле, чьему-то мудрому совету.

– Не перестану и не возьму! – воскликнула она сквозь рыдания и хлопнула ладошкой по столу. – Я всегда спокойна, я всегда улыбаюсь, дома – для дочки, а на работе мне за это платят, а вы, вы ведь ждете, что я вам заплачу.

И она снова заплакала, всхлипывая с наслаждением. Алексей Тимофеевич в полном восторге смотрел на нее. Она ведет себя совершенно правильно. Ее обаяние разило наповал тех, кто понимает: для него, заплаканная, с размазанной по щекам косметикой, она была очаровательна. А на тех, кто не понимает, не стоило тратить порох, для них она ничем не примечательная женщина, что бы она ни делала. Но, если женщина покоряет сразу и навсегда, одного из тысячи, то ей вполне хватит. Хотя, впрочем, ей трудно найти во всех отношениях достойного ее человека, может быть, поэтому она и плачет, но эта проблема у нее решена, это он тот, кто ей нужен, ей повезло. Кстати, о проблемах. Он сказал:

– Я, конечно, не работаю бесплатно, но и даром денег не беру. Я попытаюсь вам помочь, и, если получится, мы решим вопрос об оплате.

Он, разумеется, никогда и никому такого не говорил. Она посмотрела на него удивленно и уважительно. Глаза у нее были серые с радужной оболочкой, а брови изогнуты, но не подбриты. Он продолжал:

– Перестаньте плакать, теперь нужно, чтобы вы были спокойны.