Последний торпедоносец - Александр Мартвнов

Но недавно я убедился, что его герои — существуют. Хотя на дворе 2006 год и родились они уже не в том Севастополе, не в том Крыму, не в той стране. Вот только шпаге они предпочитают совсем иное оружие.

Но они твёрдо знают, кто их враг и что они защищают. Я посвящаю им и таким, как они, мою книгу — и это моё стихотворение…

МОЯ РОССИЯ

Как летит под откос РоссияНе хочу, не могу смотреть.Но боюсь, что и вы бессильны,Потому выбираю — смерть…

А. Ахматова.

Над безмолвьем тоскливым улицы,Над похмельным укором судьбеПлещут крылья мутанта-курицы,Угнездившейся в русском гербе.Глазки хитрые, юркие пальчикиИ война без пощады… с детьми.Снова лепят срок русским мальчикам,Пожелавшим остаться людьми.Перекрыты шлагбаумом доллараКак прыщи — новоделы храмовВсе пути и дороги к мечте.Вместо школ и могучих ракет.Забурьянено русское поле,Над страною пылают рекламы,Власть не та и песни не те.Забивая в ночи звёздный свет."Россиянцами" русским зваться.Кто не хочет — концлагерь и смерть…… Это что же, ребята — сдаваться?!Это что же — быть русским не сметь?!Где Кавказа ущелья узкие,Возле баров надуто-сытых,Выполняя последний приказ,Где поганцы жируют и срут,Умирают ребята русские,Занял пост пацанёнок бритыйНе отводят от смерти глаз.И в руке — арматурный прут.По лесам, по деревням мёртвым,Как в далёкий военный год,Партизанские схроны упорноПотихоньку строит народ.Где-то, в нищем роддоме курском,Кровь на куртке и узкой юбчонкеНовый «Ост» рожденьем поправ,И холодных глаз приговор.Появился мальчишка русский.Посадила наша девчонкаМать его назвала — Святослав.На заточку «джигита» с гор.Где-то дело закрыто, закончено.Ликования в зале шквал.Наркодилера мальчики кончилиСуд присяжных их оправдал.Что ты делаешь, Ваня, за хатою?Власти-неруси в панике мечутсяЧто под стреху со свёртком полез?И строчат за законом закон,На заразу губасто-носатуюНо — суровым золотом светятсяМужичок приготовил обрез.Лики русских старинных икон.Солнце в небе свастикой катится,Боги-предки не сводят с нас глаз.Тьмы исчадья в ужасе пятятся,Чуют — близок расплаты час!Мглой изгажено небо синее…Что ж, ребята, крепче держись!Ведь летит под откос Россия!Потому — выбираем жизнь!

Черноморское побережье недалеко от Анапы.

… На данный момент экипаж катера составляют всего три человека: моторист старшина 1й статьи Дубинский, стрелок юнга Кротких и я. Несмотря на наличие в базе большого количества топлива и боеприпасов, а так же полную скрытность от врага, мы не можем более вести боевых действий и даже обслуживать наш катер, последний оставшийся из бригады. Исходя из этого, я принял решение законсервировать катер и пробираться на восток, к линии фронта. С собой возьмём продукты и боеприпасы для личного оружия. Журнал оставляю здесь. В случае если мы погибнем и кто-то наткнётся на базу — перед ним ничем не приукрашенная летопись действий нашей бригады летом 1942 года. Если же останемся живы — ещё поплаваем. Но в одном я уверен твёрдо: врагу не видать Чёрного моря, как своих поганых ушей! Не может такого быть, чтобы мы напрасно сражались, чтобы напрасно погибли все наши ребята и наши не спустившие флаг катера. Чёрное море было, есть и будет нашим, русским, советским! Враг будет разбит, победа будет за нами!

На всякий случай — прощайте, товарищи.

Капитан ТК N26 лейтенант Димочкин.

Капитан закрыл журнал и медленным движением, не сводя глаз с горящей под низким потолком лампочки в проволочном колпаке, убрал его в стол. Щёлкнул замком, поднялся, поправляя китель, ремень с висящим на нём ТТ в кобуре. Подхватил с откидного сиденья ППШ, вещмешок — и вышел наружу, одним поворотом колеса задраив за собой дверь.

Над пирсом одиноко горел прожектор. Его свет лежал на чёрной, масляно-неподвижной воде. Другие катерные стоянки были пусты — N26 оставался последним из шести катеров бригады — но на берегу угловато темнели домики служб. Остальная пещера была погружена во мрак, только где-то — казалось, неимоверно далеко! — светилась узкая щель разблокированного входа. Но вот она начала закрываться: бесшумно, плавно. Катер больше не выйдет в море. А его последние моряки поднимутся отсюда другим путём.

Мы сделали всё, что могли, подумал лейтенант, шагая на берег. Три месяца в полном окружении мы нападали на конвои и одиночные суда врага, обстреливали береговые посты и колонны. Нас не победили. Фашисты до сих пор не знают, где мы. Но как же тяжело уходить…

Кротких, сидевший на кнехте, поднялся. Быстро посмотрел на капитана, промолчал. Они вместе повернулись в ту сторону, где — всё ближе и ближе — хрустел галечник под ботинками старшины 1й статьи Дубинского — это он закрывал шлюз.

Вскоре немолодой, чуть кривоногий моряк с висящим через плечо трофейным немецким автоматом тоже подошёл к кнехту.

Капитан почувствовал: надо что-то сказать. Что-то такое. Такое. Но слова не шли на ум, вместо них к горлу подкатывали слёзы. Он достал фонарь, проверил его и сухо скомандовал:

— Юнга Кротких, отключить прожектор, обесточить систему. Потом идите на огонь фонаря.

— Есть, — хрипло сказал мальчишка и, поворачиваясь, покачнулся.

— Как будто сам себе руку отрубаешь, — сказал старшина, глядя ему вслед. И ожесточённо добавил: — Эхх, идить твою…

— Отставить матюки, — оборвал лейтенант. — Мы сюда ещё вернёмся. Не можем не вернуться, ясно, старшина?

Он подумал, что, кажется, нашёл все-таки верные слова. Но прожектор как раз мигнул коротко — и погас.

Пещера погрузилась во мрак. Таинственно захрустели шаги. Какое-то время ещё светил, покачиваясь и удаляясь, огонёк фонарика.

Потом исчез и он.

От унтерштурмфюрера ваффен-СС(1)

Юнуса Али олгы

штурмбанфюреру СС Клаусу Дитмару

ДОКЛАДНАЯ

Сегодня, 22 сентября, моим подразделением в районе станицы Виноградная разбит в бою отряд советских моряков. Потери красных составили до 30 человек убитыми (два трупа захвачены, остальные унесены врагом с собой, взят в плен контуженный моряк). Мои потери — 16 убитых, 3 тяжело и 5 легко раненых. Предполагаю, что это высаженные с подводной лодки диверсанты. За героическое предотвращение диверсии ходатайствую о награждении следующих моих людей…