Цирк мертвецов - Джон Кей

После концерта Арчи взял Элис за руку, и они отправились за сцену к Бобби Фуллеру. Неподалёку стояла Нэнси Синатра и болтала с восходящей звездой Шарон Тейт[11] и её очередным бой-френдом, стилистом по причёскам Джеем Себрингом. Шарон предложила встретиться позднее в «Маргаритке», закрытой дискотеке на Родео-Драйв в Беверли-Хиллз.

— Там будет Райан, — сказала Шарон. — И Натали Вуд и Питер Фонда. Джей говорил с Питером сегодня у него в магазине.

Нэнси покачала головой.

— Я не смогу, — ответила она, зная, что «Маргаритка» — любимое место её отца, где он отдыхает после работы, единственное место, где его новая невеста Миа Фэрроу[12] чувствовала себя нормально. — У меня завтра рано утром теннис.

Элис стояла рядом с Арчи. Он говорил быстро, с небрежным акцентом кокни, рассказывая Бобби о том, как ему нравятся его песни, а особенно «Memories of You», вещь которой неистовый музыкант закончил первую часть своего выступления. Несмотря на то, что Арчи был в стельку пьян, Бобби знал, что говорил он искренне и поблагодарил его.

— Когда ты собираешься выступить в Соединённом Королевстве? — спросил его Арчи.

— В следующем году.

— Если у него будет готов клёвый альбом для поддержки, — сказал Герб Стелзнер, подошедший к группе.

Арчи повернулся к нему и смерил его подозрительным взглядом:

— Ты кто?

— Я продюсер Бобби и мне принадлежат права на выпуск его нового альбома.

— Почему бы тогда не показать, что ты веришь в него, приятель? Он будет чертовски популярен в Британии. У него великолепный звук. В прошлом году Джин Винсент и The Blue Caps собрали Альберт-Холл.

Герб Стелзнер вежливо улыбнулся.

— Джин Винсент[13]. Я знаю свою работу, мальчик, — сказал он, и его голос зазвучал громче и сильнее. — Когда придёт время, мы выступим там.

Во время этого спора Элис пристально смотрела на Шарон Тейт, привлечённая её красотой. Она была столь безупречно красива, что сам факт того, что она была рядом, внезапно привёл Элис в грустное расположение духа.

Бобби спросил у Арчи:

— А это твоя подруга?

— Меня зовут Элис, и я не его подруга, — ответила она с вызовом. — Мы едва знаем друг друга.

Элис отделилась от Арчи и внезапно появилась за спиной Шарон Тейт. Секунду поколебавшись, она тихонько тронула девушку за плечо.

Шарон обернулась и посмотрела прямо на Элис, в глазах которой зажёгся странный огонёк.

— Да? — спросила она. — Чем могу помочь?

— Вы кинозвезда?

— Нет ещё, — сказала Шарон и поглядела на Джея Себринга, который нежно тронул её за шею.

— Вы будете ею. — В голосе Элис смешались зависть и восхищение. — Готова спорить на свою жизнь.

Возле «Пиджейз» Джин прощался со своим братом, который едва держался на ногах.

— Будь осторожен, Рэй.

— Я в порядке. Не беспокойся.

— Ты не в порядке. Ты пьян.

Рэй зажёг сигарету и некоторое время просто внимательно смотрел на улицу.

— Я должен был сказать.

— Кому?

— Нэнси.

— К чёрту Нэнси. Она в прошлом. Подумай о себе, — сказал Джин.

— Прекрати давать мне советы.

— Я твой старший брат. Я должен давать тебе советы.

Когда Джин возвратился в клуб, чтобы послушать вторую часть выступления, он заметил Карла Риза, который стоял у входа за сцену и разговаривал с крупным человеком, дороднее, чем Риз, и старше его — ему было около шестидесяти, он был одет в голубую со стрелками рубашку с короткими рукавами и белые полотняные брюки. Человека этого звали Джек Гавана, и помимо того, что он был главным спонсором «Пиджейз», он был известным хулиганом и крупнейшим поставщиком порнографических фильмов на всём Западном побережье. У них с Ризом было ещё несколько общих проектов, в том числе и сеть химчисток, «Эрройо Лодж» и «Рэкет Клаб» — курорт на Палм-Спрингз.

Впервые Джин увидел Гавану в 1945 году, когда ему было девять лет. Как-то в пятницу Гавана пришёл в книжный магазин его отца и предложил ему порнографические журналы.

— Я не беру товар, если не могу выложить его на прилавок, — сказал Натан Бёрк.

— Ты сделаешь состояние, — сказал Гавана.

— Не надо, спасибо.

Мона — жена Натана — стояла неподалеку, вслушиваясь в разговор и составляя списки, которыми в летнее время она занималась раз в неделю после полудня. Заметив, что Натан смотрит на неё, она спросила:

— Может быть, тебе надо подумать?

— Мне не надо думать. Я знаю, что прав.

Джек Гавана задумчиво кивнул, его лицо выражало спокойствие и безмятежность. Он немного помолчал, а потом тихо сказал:

— Прислушайся к тому, что тебе говорит твоя очаровательная жёнушка.

Натан посмотрел на Мону, которая, как говорили, была точной копией Хэди Ламарр[14]. Она пристально смотрела на него, на её лице было написано сожаление.

— Он продаёт грязь, — сказал он ей. — Тебе это надо?

— Я хочу хорошую машину и симпатичную одежду, — сказала Мона, на её щеках проступал румянец, лишь чуть-чуть светлее её густых рыжих волос. — Я хочу иметь те вещи, что можно купить за деньги. Разве это плохо?

Джин видел Джека Гавану ещё раз тем летом. Он и Рэй только что вышли из кинотеатра «Вог», где на дневном сеансе они смотрели «Крест-накрест»[15], фильм про гангстеров с Бёртом Ланкастером в главной роли. Он играл вооружённого водителя, которого дважды предала его бывшая жена. Пока они стояли на углу улицы Уикокс и Голливудского бульвара и ждали зелёного сигнала светофора, Рэй вдруг спросил: «А что мама делает в той машине?»

— В какой машине?

— А вон в той.

Рэй показал на «Линкольн-Континенталь» с открывающимся верхом, который медленно двигался на восток вдоль расчерченного пальмами бульвара. На переднем сиденье между двумя мужчинами сидела рыжеволосая женщина в больших солнечных очках в белой оправе. Карл Риз держал дробовик, а водитель, Джек Гавана, положил руку на её открытое плечо.

Сердце Джина забилось быстрее:

— Это не мама.

— Нет, мама.

— Нет, просто похожа.

— Это она, — сказал Рэй. — Что она делает с этими людьми? Она должна помогать папе.

Смущённый и злой, Рэй помчался по бульвару, стараясь поспеть за «Линкольном»:

— Мам! Эй, мам! Подожди!

Джин увидел, как женщина в машине оглянулась и тревожно улыбнулась. Секунду спустя она что-то сказала Джеку Гаване, он кивнул, и большая машина внезапно повернула и исчезла в потоке машин, двигающихся на север к Винной улице.

Когда Джин в конце концов догнал брата, тот, задыхаясь, стоял на углу улицы.

— Это была не она, — сказал Джин, продолжая цепляться за ложь. — Это был кто-то другой.

— Это была она. — Голос Рэя дрогнул. — Ты ошибаешься. Джин развернул Рэя на сто восемьдесят градусов и отвесил ему увесистую пощёчину.

— Не вздумай говорить что-нибудь папе, — сказал Джин, глядя в глаза Рэя. — Если скажешь, я тебя убью.

В гримёрной Бобби Фуллера, пока Бобби и его брат Рэнди просматривали список песен, которые должны прозвучать в заключительной части концерта, Герб Стелзнер тихо курил в углу. Рядом с ним на складном металлическом стульчике сидела, ссутулившись, прыщавая девушка в обтрёпанных понизу джинсах и растрескавшихся ботинках. На её коленях лежала сильно побитая двенадцатиструнная гитара марки «Мартин»[16]. Она тихо сказала Стелзнеру:

— Я пишу тексты для песен. Стелзнер кивнул:

— Хорошо.

— И пою. Но чаще пишу тексты. Может быть, вы послушаете мои песни?

— Пришлите записи в мой офис.

— Но у меня нет никаких записей.

— Тогда не могу ничем помочь.

— Нет, вы можете. — В её голосе послышалось отчаяние. — Вы можете послушать, как я пою.

Бобби Фуллер посмотрел на девушку и улыбнулся.

— Я послушаю твои песни, дорогая, — произнес он и повернулся к Стелзнеру, который сказал, что хочет поговорить с ним после концерта.

— О чём?

— Это займёт пару минут.

— Я занят после концерта. Давай поговорим сейчас. Бобби кивнул брату, девушка, чувствуя себя не в своей тарелке, встала и спросила:

— Я тоже должна выйти?

— Да. Такой бизнес, — ответил Бобби. — Это займёт минут пять.

После того как Рэнди вышел вслед за девушкой, Бобби обернулся к зеркалу и, оглядев себя с ног до головы, улыбнулся. Затем вынул расчёску и провел пару раз по своим блестящим чёрным волосам.

— Риз хочет, чтобы ты подписал контракт, — сказал Стелзнер, всё ещё стоя в углу и скрестив на груди руки. — Три тысячи долларов в неделю. Делай с ними что хочешь.

— Три тысячи в неделю, — повторил Бобби. Продолжая улыбаться, он поправил узел на невзрачном галстуке. — Это серьёзно. Это всё, что ты мне хотел сказать?

Стелзнер опустил руки и медленно покачал головой, сохраняя то серьёзное выражение лица, с которым он зашёл в гримерку.

— Нет, есть ещё кое-что, — сказал он. — Риз и ещё несколько человек волнуются из-за Нэнси.