Дьявол на коне - Виктория Холт

Несмотря на это, моя дружба с Марго поощрялась, так как считалось, что это общение поможет ей лучше овладеть английским, и, когда родители Марго вернулись во Францию, она осталась здесь совершенствоваться в нашем языке. Это очень обрадовало мою мать - щедро оплачиваемая ученица задержалась дольше обычного. Родители Марго - в основном ее отец - изредка ненадолго приезжали в Мэнор, и сейчас был один из таких случаев.

Мы с Марго большую часть времени проводили вместе, и однажды - в награду, так, чтобы это не создавало прецедента, - меня пригласили в Мэнор на чай, чтобы я смогла провести час-другой с остальными учениками.

Моя мама очень обрадовалась. За день до приема в особняке, после окончания занятий она выстирала и отутюжила единственный наряд, который сочла приличествующим случаю, - голубое льняное платье, отделанное довольно неплохими кружевами, принадлежавшими еще матери моего отца. Водя утюгом, мать мурлыкала от гордости, уверенная в том, что ее дочь с легкостью займет место среди сильных мира сего. Разве ее Минелла не знает, что от нее требуется? Разве она не получила должного воспитания, чтобы суметь вести себя, как подобает благородной госпоже? Разве она в свои годы не образована лучше их всех? (Что верно, то верно.) К тому же она красива и хорошо одета. (А это, боюсь, не столько действительность, сколько иллюзия, порожденная слепой материнской любовью.)

Вооружившись уверенностью матери во мне и решимостью не подвести ее, я направилась в особняк. Не могу сказать, что, идя по сосновой рощице, я испытывала какое-то излишнее волнение. Я так часто находилась на занятиях с Сибиллой, Марией и Марго и сейчас знала, что окажусь в хорошо знакомой компании. Просто встреча состоится в другом месте. Однако, выйдя из рощи и увидев особняк в окружении пышной зелени, я невольно затрепетала от радости, что сейчас переступлю его порог. Серые каменные стены. Окна в переплетах. От первоначального строения войска Кромвеля оставили одни стены, и особняк более или менее восстановили после Реставрации. Некто Дэниел Деррингем, сражавшийся за дело короля, получил в награду баронский титул и земли.

Выложенная камнем дорожка пересекала лужайку, на которой росли древние тисы - по слухам, им было больше двухсот лет, так что они наверняка помнили «круглоголовых»2. Посреди одной из лужаек были сделаны солнечные часы, и я не смогла побороть искушение подойти поближе, чтобы рассмотреть их. На часах была выгравирована надпись, почти стершаяся от времени и выведенная такой затейливой вязью, что прочесть ее было очень трудно.

«Вкушай каждый час», - смогла разобрать я, но остальная часть надписи была покрыта зеленым мхом. Я попыталась оттереть его рукой и тотчас в смятении уставилась на оставшиеся на пальцах зеленые пятна. Теперь не оберешься упреков от матери. Как я могла появиться в Деррингем-Мэноре не в безупречно чистом виде!

- Прочесть трудно, вы не находите?

Я резко обернулась. Позади меня стоял Джоэл Деррингем. Я была настолько поглощена изучением солнечных часов, что не услышала, как он подошел, к тому же мягкая трава скрадывала шаги.

- Слова покрыты слишком толстым слоем мха, - ответила я.

До этого момента я почти не разговаривала с Джоэлом Деррингемом. Он был единственным сыном, лет двадцати - двадцати двух. Уже сейчас он был очень похож на сэра Джона, а достигнув его возраста, наверняка станет точной его копией: те же светло-каштановые волосы и бледно-голубые глаза, орлиный нос и добрый рот. Описывая сэра Джона и его сына, первым делом хотелось употребить прилагательное «приятный». Обладая добротой и сочувствием, они в то же время не были слабыми, а это, как я прихожу к выводу, пожалуй, самый большой комплимент, который может высказать один человек другому.

Джоэл улыбнулся.

- Могу вам прочесть, что здесь написано:

Вкушай каждый нас,

Не строй надежды в прошлом.

Живи полной жизнью каждый день.

Возможно, он станет для тебя последним.

- Довольно мрачное предостережение, - сказала я.

- Но совет дельный.

- Да, наверное… - Тут я сообразила, что мне следует объяснить свое появление здесь, и торопливо продолжала: - Я Вильгельмина Мэддокс. Меня пригласили на чай.

- Конечно же, я знаю, кто вы такая, - улыбнулся Джоэл. - Позвольте проводить вас к моим сестрам.

- Благодарю вас.

- Я видел вас у школы, - пояснил он, пока мы пересекали лужайку. - Отец частенько говорит, что школа, несомненно, весьма полезна для округи.

- Очень приятно приносить пользу, зарабатывая этим на жизнь.

- Да, согласен. Мисс… э-э… Вильгельмина. Простите за дерзость, но, по-моему, это несколько официально и не идет вам.

- Все зовут меня Минеллой.

- Вот так лучше. Мисс Минелла. Намного лучше.

Мы подошли к дому. Тяжелая дверь была приоткрыта. Джоэл распахнул ее, и мы вошли в зал. Высокие окна, мозаичный пол, сводчатый потолок с подбалочниками - все это очаровало меня. Посреди зала стоял большой трапезный дубовый стол, уставленный оловянными тарелками и кубками. На каменных стенах, в которых были вырублены скамьи, висели доспехи. Вокруг стола были расставлены стулья эпохи короля Карла II, а господствовал над залом огромный портрет монарха. Я задержалась на мгновение, чтобы рассмотреть это массивное чувственное лицо, которое могло бы показаться грубым, если бы не веселая искорка в глазах и добросердечие, угадывающееся в изгибе губ.

- Благодетель семьи, - сказал Джоэл.

- Великолепный портрет.

- Его подарил сам Веселый Монарх, после того как почтил нас визитом.

- Должно быть, вы любите свой дом.

- Что ж, это естественно. И обусловлено, вероятно, тем, что наша семья живет здесь уже много лет. Хотя дом был почти полностью перестроен после Реставрации, часть его сохранилась еще с эпохи Плантагенетов.

Зависть не относится к числу моих пороков, однако в тот момент я ощутила ее укол. Принадлежность к такому дому, к такой семье должна вселять гордость. Джоэл Деррингем нес это чувство с легкостью. Сомневаюсь, что он когда-либо всерьез задумывался об этом. Он просто признавал тот факт, что родился в этом доме и со временем унаследует его. В конце концов, он единственный сын и, следовательно, бесспорный наследник.

- Полагаю, - поддалась я внезапному порыву, - именно это и называют «родиться с серебряной ложкой во рту».

Похоже, он удивился, и я поняла, что высказала свои мысли таким образом, который определенно не снискал бы одобрения у моей матери.

- Все это - ваше, - запинаясь, пояснила я, - с самого рождения… просто потому, что вы здесь родились. Как же вам повезло! А представьте, что вы родились бы на одной из ферм вашего имения!