Лунные дети – 2. Полина. Часть первая - Александр Сиваков

Точно! Реостат!

Починка заняла часа полтора. Под конец строптивый механизм тихонько гуднул, выбросил в пространство целый сноп искр, заставив мальчика лишний раз покрыться холодным потом, наконец на осциллографе мелькнула причудливо изогнутая синусоида.

Ура! Процесс пошёл! И не так-то это было сложно. Подумаешь – пробки один раз выбило.

В дверь тихонько постучали.

– Кто там?

– Это я. Можно?

– А, Сержик. Заходи!

Высокий веснушчатый парень, на вид одного возраста с Мишелем, неловко протиснулся в комнату.

– А чего ты тут делаешь?

– Присаживайся! – Сказал Мишель, не поднимая головы.

Серж плюхнулся на постель рядом с другом, некоторое время с интересом наблюдал за его манипуляциями, затем повторил.

– Так я всё-таки не понимаю – чего ты делаешь?

– Это осциллограф.

– А-а…

– Я вчера на чердаке нашёл. Думал – не работает, подключил – заработало. Я уже напряжение в розетках измерил, теперь вот всякие детали подключаю и смотрю, как напряжение изменяется…

– Понятно.

Они помолчали.

Серж снял куртку, аккуратно повесил её на спинку кровати.

– И не скучно тебе?

– Что? – Поинтересовался Мишель.

– Ну, со всем вот этим копаться?

– Не-е, интересно.

– А я думал – нет.

– Что – нет?

– Ну, не интересно.

Серж не умел выражать свои мысли, может быть поэтому друзей у него почти не было. Точнее – совсем не было. И Мишель оказался единственным, с кем он более-менее сошёлся. Оба приезжали в Жарденроз три раза в год, на каждые каникулы, и этого общения мальчишкам вровень хватало. Кто знает, если бы они постоянно жили рядом, то могли бы так дружить?

– Серёг, ты через какую дверь в дом зашёл?

– Которая в саду. А что?

– Помнишь большой шкаф в прихожей?

– Ага.

– Сегодня близнецы его опрокинули.

Серж вскочил:

– Чё, правда?!

Мишель молча кивнул.

– Я сбегаю, посмотрю!!

Он исчез.

Мишель кисло усмехнулся. Как можно всерьёз относится к жизни, в которой самое большое событие – опрокинутая мелкими мебель?

Только сейчас он понял, что на самом деле ему скучно.

Очень скучно.

Так скучно, что не описать никакими словами.

Но он не знал, что скучать ему осталось ровно три часа сорок восемь минут – как раз до конца обеда.

Часть первая. Земля

Глава 1. Полина

Моя одиссея началась ровно в половине пятого утра. Вдоволь налюбовавшись на себя в зеркало, я застегнула молнию куртки, опустила чуть ниже козырёк шапки, ещё раз оценила свой интерфейс, решила, что так, с опущенным козырьком, гораздо лучше, показала сама себе язык и пошла будить Бахмурову.

Сама не ожидала таких успехов, но моя компаньонка вскочила так резво, будто и не спала.

– Бахмурова, ты точно проснулась?

– Угу.

– Не верю. Иди умойся.

– Это ещё зачем?

– Чтобы я точно знала, что ты не спишь.

– Не сплю я. Заснёшь тут с тобой!

– Прости, – деланно потупилась я, хотя никакого раскаяния не чувствовала. Ей хорошо – послушает меня пару минут – и спи-отдыхай. А мне ещё часов пять до дома пилить.

– У самой старческая бессонница, так хоть бы другим спать не мешала!

По поводу «старческой» – это она конечно, загнула. Или хотела меня поддеть и спросонок это не очень получилось: не сообразила, что на подобные определения я смогу серьёзно обидеться лет, пожалуй, через тридцать.

– Короче так, Настюх, я прямо сейчас поеду домой. Когда вернусь – не знаю, предполагаю завтра, но, может быть, задержусь ещё на день или на два. Это зависит от того, как у меня дела пойдут. У меня список из двадцати трёх пунктов получился, что мне надо сделать и что купить. Вместо себя я оставляю…, – я сделала интригующую паузу, чтобы огорошить мою собеседницу. Я лелеяла слабенькую надежду, что от выплеска адреналина Анастасия Вадимовна проснётся.

– … меня ты оставляешь! – Буркнула Бахмурова.

– Ты-то откуда знаешь? – Удивилась я.

– У тебя больше выбора не остаётся.

– Вообще-то верно. А самое главное, мне нужно денег у папы занять. Для Белохвостикова. Довольно большую сумму, что не очень радует. Очень надеюсь, что папа сейчас на Земле… Проклятая изоляция, даже новостей нельзя узнать!

– А просто так ты не можешь деньги взять? – Буркнула Настюха. – Обязательно занимать нужно?

Я подумала и отозвалась:

– Могу просто так взять. Даже больше чем уверена, что папа будет на этом настаивать. Но не буду.

– Почему?

– Если ты этого сразу не поняла, то не поймёшь вообще, не стоит и пытаться.

– Ну и ладно.

– Знаешь, Настюха, сонная ты мне нравишься больше – такая покорная, что дальше некуда.

Лицо Бахмуровой приобрело совсем уже зверское выражение.

– Иванова, – сдерживая кипящую внутри ярость прошипела она (не знаю, как ей это удалось, в моей фамилии нет ни одного шипящего звука), – будь добра, объясни внятно, зачем ты меня разбудила! Если ты решила испытать моё терпение…, – её голос сорвался.

– Тысяча моих – Бахмуровой! – Сказала я и на всякий случай посмотрела на потолок.

Наши карточки перебулькнулись. Точнее, это был звук, похожий на шипение воды в неисправном кране.

– Ага! – Слабым голосом отозвалась Бахмурова, сразу куда-то растеряв весь запас злости. – Но столько-то зачем?

– Пригодится. Постарайся их не растранжирить и оставить к моему приезду хотя бы половину. – Я подумала пару секунд и ободряюще добавила. – Больше мне от тебя ничего не надо.

Она молча кивнула.

Я спохватилась:

– И с ребятами чтобы ничего не случилось.

Она опять кивнула.

Неподвижно сидя в кровати, Настюха была жутко похожа на большую пластиковую куклу: слушая мои инструкции, он не моргала и не шевелилась, лишь изредка зрачки её остекленевших глаз начинали блестеть чуть сильнее. Дождавшись небольшой паузы, которую мне пришлось сделать, чтобы перевести дыхание, Бахмурова мягко, словно в обмороке, осела на подушку и тут же уснула.

– Ладно, спи! – пришлось разрешить мне задним числом. – Ты вообще меня слушала – нет?

Я подождала минуту и, не дождавшись ответа, вышла из комнаты. Остаётся надеяться, что утром хоть что-нибудь из моих речей Настюха сможет припомнить.

За спиной аккуратно закрылась дверь, едва слышно пискнул замок. Я сразу подумала, интересно, какой будет наша комната через пару дней, когда сюда вернусь. Настюха порядок додумается навести? Или хотя бы пыль убрать, которая появляется на всех поверхностях с завидной периодичностью. Дома почему-то такого нет. Или её там кто-то протирает?

В холле стояла тишина. Звуки шагов скрадывались мягким толстым ковром. На стенах, отбрасывая на обои жёлтые круги света, горели светильники. Обстановка тут была совсем домашняя, словно в старой деревенской избе.

Я видела хорошие дома. Я видела очень хорошие дома. Пару раз мне приходилось бывать домах, хозяева которых всю свою жизнь и все свои средства положили на обустраивание гнёздышка. А так как люди с такими бзиками, как правило, достаточно обеспеченные люди, у них получались настоящие шедевры.

Будучи достаточно искушена во всяких навороченных интерьерах, ещё в первый день я задала себе вопрос, насколько случайно в общем жилом корпусе сложилась такая не в меру уютная атмосфера. А потом решила, что ещё в то время, когда все здания школы были только в проекте, над видом будущих интерьеров работали десятки психологов и дизайнеров; к нашему обучению – а мы – суперы – всегда сильно отличались от обычных детишек – в любом случае должны были подойти серьёзно.

Вот мне, к примеру, находиться в подобных интерьерах не впервой. Я доподлинно знаю, что нашу летнюю дачу на острове Лимнос (куда я сейчас и направляюсь, кстати говоря) проектировали полторы тысячи человек.

Раздумывая подобным образом, я дошла до середины коридора. За ближайшей дверью послышался скрип кровати – кто-то повернулся во сне. А может и не во сне. Может, какой-нибудь супер, будь он неладен, захотел в туалет.

Пришлось ускорить шаги. Ещё не хватало нарваться на кого-нибудь из моих новых одноклассничков, а потом объяснять причины своего спешного отъезда.

Я спустилась на первый этаж. В полной тишине ступени лестницы показались особенно скрипучими и неприятными. Интересно, как ступени могут быть неприятными? Я ещё раз взглянула под ноги и убедилась, что, да, ступени в самом деле никаких положительных эмоций не вызывают. Словно тут много лет назад кто-то свернул шею. Об этом все забыли, но аура осталась.

Мне почему-то пришла в голову мысль заглянуть в актовый зал. Дверь отворилась без всякого скрипа, хотя раньше она мне казалась очень тяжёлой и скрипучей. На сцене горел маленький одинокий прожектор. Пахло пылью, затхлостью и ещё чем-то таким, чем пахнет только в старых театрах. Я усмехнулась, вспомнив, как вчера назвала этот зал актовым. Интересно, я хоть немножко угадала? Это помещение имеет хоть какое-нибудь отношение к Мельпомене?