«…Не скрывайте от меня Вашего настоящего мнения»: Переписка Г.В. Адамовича с М.А. Алдановым (1944–1957) - Георгий Адамович

J’ai passe les annees de loccupation allemande sans ennuis personnels, et sans bauger de Nice. Mais je ne me console pas de la deportation en Allemagne de notre pauvre Loulou Kan. et de celle de Nic. Berng. Freud-n. Je ne garde qu’un faible espoir de les revois un jour, tous les deux. Et vous, cher M. A. comment allez vous? J’ai en vent, il y a deux ans, de vas grands success litteraires et croyez moi, je men suis rejouir de tout coeur. A propos, je n’ai jamais re^u la lettre de 1942 dont vous me parlez. Je retournerai a Paris dans un mois au deux, mais mon addresse ni^oise restera toujours bonne. Noubliez pas de me rappeles au bon souvenirs de Tat. M-na et croyez a ma tres sincere amitie.

Georges Adamovitch

Перевод с французского[10]

Дорогой Марк Александрович, я счастлив получить от Вас известие и узнать, что Вы и Ваша жена в добром здравии. Спасибо за приглашение сотрудничать в Вашем журнале[11]. Воспользуюсь им, когда это станет возможным. Спасибо также за сообщение о скором прибытии посылки. Я надеюсь, что она не потеряется по дороге. Вы не можете представить, насколько это ценно здесь в настоящий момент.

Я провел годы немецкой оккупации без личных неприятностей и не покидая Ниццы. Но я не могу забыть о депортации в Германию нашей бедной Лулу Кан<негисер>[12], а также Ник<олая> Берн<гардовича> Фрейд<енштей>на[13]. У меня остается слабая надежда однажды вновь увидеть их обоих. А вы, дорогой М<арк> A<лександрович>, как Ваши дела? Я слыхал, года два тому назад, о Ваших больших литературных успехах[14] и, поверьте, радовался от всего сердца. Кстати, я никогда не получал то письмо 1942 г., о котором Вы говорите. Я возвращаюсь в Париж через месяц или два, но мой ниццский адрес всегда остается верным. Не забудьте передать Тат<ьяне> М<арков>не[15] мои лучшие пожелания и заверения в самой искренней дружбе.

Георгий Адамович

2. ГВ. АДАМОВИЧ — М.А. АЛДАНОВУ. 6 декабря 1944 г. Ницца

14, av. Fragonard Nice (A. M.)

France 24/III 45

Mon cher ami, je viens de recevoir deux colis remplir des bonnes cheres introuvables ici, l’un du «Lit. Fund», l’autre de l’Amicale des «Dern<iere> N<ouvelle>». Je vous en remercie de tout coeur car je suis certain que cest surtout a vous que je le dois. Veuillez remercier de ma part tous ceux qui ont bien voulu y participer. Jen suis d’autant plus heureux que j’ai aupres de moi ma soeur malade qui a besoin d’etre bien alimentee. Comment allez vous? N’avez vous pas l’intention de venir a Paris, ne fut-ce que pour quelques mois? Je serais heureux de vous revois, comme le seraient certainement tous vos nombreux amis d’ici. Je voie Bounine assez souvent, «plus jeune que jamais». Au revoir, bien cher Marc Alexandrovitch. Croyez a me tres sincere amitie — et merci une fais encore.

Bien a vous G. A.

Перевод с французского:

Дорогой друг, я только что получил две посылки, наполненные хорошими продуктами, которых здесь не найти, одну из «Ли<тературного> фонда», другую от Содружества «Последних новостей»[16]. Я Вас за это благодарю от всего сердца, так как уверен, что главным образом именно Вам я этим обязан. Пожалуйста, поблагодарите от меня всех, кто столь любезно принимал в этом участие. Я тем более счастлив, что на моем попечении больная сестра[17], которая нуждается в хорошем питании. Как Ваши дела? Не имеете ли Вы намерения приехать в Париж, хотя бы на несколько месяцев? Я был бы счастлив снова увидеть Вас, как и, разумеется, все ваши многочисленные друзья здесь. Я видел Бунина довольно часто, «более юного, чем обычно». До свидания, дорогой Марк Александрович. Верьте моей самой искренней дружбе — и еще раз спасибо за все.

Ваш Г. А<дамович>

3. ГВ. АДАМОВИЧ — М.А. АЛДАНОВУ. 20 июня 1945 г. Париж

39, rue Pascal

Paris

20/VI 45

Bien cher ami, j’ai re^u il y a quelques jours par lentremise de B.K. Zaitseff le colis que vous avez bien voulu menvoyer. Je ne sais comment vous en remercier. Croyez que je suis profondement touche de votre attention et de votre bon souvenir. Jenvoie cette lettre par avion. Peut etre vous parvicudra-t-elle avec moins de retard de coutume.

J’ai vu hier — a la soiree Bounine — madame votre soeur, et j’ai ete heureux d’apprendre que tout allait bien chez vous. Le «tout Paris» russe y etait. J’ai rencontre des gens, que je croyais morts ou disparue. La vie reprend peu a peu, assez peniblement il faut bien le dire — et certainement jamais elle ne redeviendra ce qu’elle a ete.

Mon ami Stavrov vous envoie par ce meme courier une nouvelle pour votre revue et me pris de vous en parler. Tout ce que je me permettrai de faire, cest de la recommender a votre attention. Je croie jamais que Bounine vous a deja ecrit a ce meme sujet, donc je n’ai qu’ a meffacer devant notre «bon maitre», tres vielle a propos et a mon gout plus charmant sucre dans sa revolte contre l’inevitable. Vous voyez bien ce que je vous dire. Je l’aimois moins auparavant. Quant a Stavrov, si vous voulez bien le lire avec attention et netre par trop severe pour quelques maladresses voulues d’un style resolument nonchalant, je vous en serais tres reconnaissant. Excusez moi de cette demarche, et ne croyez pas que j’attache a ma recommendation trop de poids.

Pensez vous vraiment venir faire un tour en France? Inutile de vous dire la joie que j’aurais a vous revoir. Je pars pour Nice dans deux trois jours, j’y resterai jusqu’ a la fin du mois de septembre. Mon adresse la-bas est toujours la meme — 14, avenue Fragonard.

Croyez, cher Marc Alexandrovitch, a mon tres sincere devouement et veuillez me rappeler au bon souvenir de madame votre femme.

Bien a vous Georges Adamovitch

Перевод с французского:

Дорогой друг, я получил несколько дней тому назад через Б.К. Зайцева посылку, которую Вы мне любезно послали. Не знаю, как вас за это благодарить. Поверьте, я глубоко тронут Вашим вниманием и тем, что Вы обо мне помните. Я посылаю это письмо авиапочтой. Может быть, так оно дойдет с меньшими задержками.

Я видел вчера — на вечере Бунина[18] — Вашу сестру[19] и был рад узнать, что у Вас все в порядке. «Весь Париж» русский был там. Я встретил людей, которых считал умершими или пропавшими без вести. Жизнь понемногу налаживается, достаточно болезненно, надо сказать, — и, конечно, никогда она уже не будет прежней.

Мой друг Ставров[20] посылает Вам этой же почтой рассказ для Вашего журнала и просит меня поговорить с Вами о нем[21]. Все, что я могу позволить себе сделать, — это рекомендовать его Вашему вниманию. Не думаю, чтобы Бунин написал Вам об этом, поэтому делаю отступление о нашем «добром мэтре», который, кстати, очень стар и, на мой вкус, совершенно очарователен в своем восстании против неизбежного. Вы хорошо понимаете, что я имею в виду. Раньше я его меньше любил. Что касается Ставрова, если Вы прочтете его внимательно и не будете слишком строгими к отдельным небрежностям его беспечного стиля, я буду Вам очень признателен. Извините меня за этот демарш и не считайте, что я придаю большой вес своей рекомендации.

Вы действительно думаете вернуться во Францию? Не могу выразить, как я рад был бы Вашему возвращению. Я уезжаю в Ниццу через два-три дня и останусь там до конца сентября. Мой адрес там всегда тот же — 14, avenue Fragonard.

Верьте, дорогой Марк Александрович, моей самой искренней преданности и, пожалуйста, передайте мои наилучшие пожелания Вашей супруге.

Ваш Георгий Адамович

4. М.А. АЛДАНОВ — ГВ. АДАМОВИЧУ 12 июля 1945 г. Нью-Йорк 12 июля 1945

Дорогой Георгий Викторович

Очень рад был Вашему письму, спасибо. Я его переслал Михаилу Осиповичу <Цетлину>, который болеет и сейчас находится в санатории. Он главный редактор «Нового журнала» по делам первого отдела (беллетристика и стихи), а Мих<аил> Мих<айлович> Карпович по делам второго отдела (общее направление, публицистика). Я вначале принимал самое близкое участие в редактировании журнала. Потом эта работа, которую я всегда терпеть не мог, мне смертельно надоела: она (будучи, конечно, бесплатной) отнимала у меня почти все время, и я отошел от нее. Совершенно не участвовал бы в ней, если бы Мих<аил> Ос<ипович> не болел. Как только он выздоровеет, я совершенно и отойду. Теперь же делаю часть работы за Михаила Осиповича, но главные редакторы он и Карпович, как и сказано на обложке. Они Вам и ответят после редакционного совещания в августе. Вы, кстати, ничего не сообщаете о том, пришлете ли нам что-либо? Слышал, что Вы политически с нами расходитесь, но «Новый журнал» — орган довольно широкой «коалиции». Редакция просила недавно о сотрудничестве Маклакова[22]. Вашему участию она, я знаю, была бы чрезвычайно рада. Недавно вышла 10-я книга, а в конце августа должна появиться одиннадцатая. Видели ли Вы журнал? Буду очень признателен, если откровенно напишете мне свое мнение об «Истоках»[23]. Именно мне, — рецензии ни к чему.

Но это письмо я пишу Вам по совершенно другому делу. Вы, верно, знаете, что я состою в президиуме здешнего Лит<ературного> фонда[24] (который у Вас, кажется, смешивают с Толстовским фондом[25] А.Л. Толстой, — между тем как эти две организации на самом деле не в таких уж добрых отношениях между собой). Председателя мы после кончины Н.Д. Авксентьева[26] не избирали, и у нас довольно многочисленный «президиум»: Коновалов, Николаевский, Зензинов, Авксентьева, я из парижан и несколько нью-йоркцев, Вам едва ли известных. После освобождения Франции президиум единогласно принял решение не оказывать никакой помощи писателям, ученым, общественным деятелям, сочувствовавшим немцам, — все равно, активным или не очень в этом активным. Это было отступлением от правила старого Красного Креста, который оказывал помощь всем в ней нуждавшимся. Но и положение теперь не то, — решение было принято единогласно, утверждено позднее многолюдным собранием, и мы от него не отступим и не хотим отступать. Мы послали множество продовольственных посылок во Францию и при их отправке исходили из этого решения. Так как информация у нас о том, как кто был настроен в период оккупации, естественно, не полна и не безупречна (теперь же многие перекрасились), то мы, вероятно, сделали несколько ошибок — и очень странно, что нас в этом обвиняют. Между тем обвиняют нас, как мы слышали, очень резко, чуть ли не в том, что мы заведомо «поддерживаем явных германофилов» и т. д. Это очень неприятно, как обычно бывает неприятна клевета, и к тому же практически вредно фонду, — т. е. нуждающимся писателям и ученым. Здешняя русская колония (а деньги у фонда только от нее) настроена совершенно непримиримо в отношении явных и тайных германофилов, и если она клевете поверит, то касса фонда, постоянно пустеющая и вновь пополняющаяся, иссякнет раз навсегда. Повторяю, я допускаю, что из нескольких сот посылок (по 6–8 долларов каждая), отправленных фондом во Францию, четыре или пять (никак не думаю, что больше) были нами по неведению посланы людям, сочувствовавшим немцам. Мы не знали об их симпатиях, — узнали гораздо позднее и, конечно, больше им ничего посылать не будем. Возможно еще следующее. Один большой груз, в дополнение к тем сотням индивидуальных посылок, мы отправили на имя доктора Н.С. Долгополова[27], человека честнейшего и по немецкой линии стоящего выше подозрений (как Вы, как Бунин). Но Долгополов взял на себя также распределение посылок, отправляемых другими русскими организациями, которые, насколько мне известно, стоят ближе к позиции старого Красного Креста, хотя ни малейших симпатий к немцам никогда не имели. Возможно (только возможно, — я этого не знаю), что эти организации отправили посылки и людям, которым мы (фонд) ничего отправлять не стали бы. Возможно, что они допустили и больше невольных ошибок, чем мы. И я могу допустить, что в Париже нам приписывают посылки, отправленные не нами. Иначе мне просто трудно понять раздражение и даже, кажется, «негодование», которое вызывает у вас, т. е. в Париже, деятельность фонда. Мы никакой благодарности не требуем и, попав в сытую страну, не имеем на нее права, хотя и много работаем по сбору денег (это ведь дело очень нелегкое). Но, каюсь, мы не ждали и «негодования» вместо благодарности.