Итоги № 9 (2014) - Итоги Итоги

— Конечно. Попробуй не дай списать, класс «зачморит»...

— Вот и ответ — общество относится к этому терпимо, это норма. Я как-то был на телевидении вместе с одним из бывших студентов РУДН — певцом Пьером Нарциссом. Он из Камеруна. И речь в передаче шла о ЕГЭ и о том, что списывают. Пьер слушал-слушал и говорит: у нас в Камеруне аналог ЕГЭ существует много  лет, и если обнаружат на экзамене студента, который списывает,  по национальному телевидению позорят всю его семью. Это в Камеруне! А мы студентов, которые пришли сдавать за других школьный экзамен, пожурили, показательно выгнали из вуза и снова приняли. И российское общество это спокойно проглотило. Но если списывать можно было в школе, в институте, почему нельзя в аспирантуре?  

— А вам не кажется,  что есть другая причина: рыночная востребованность на диссертации по общественным наукам?

— На самом деле, когда человека принимают  на госслужбу, то его берут охотнее, если он  кандидат физматнаук. Просто для подготовки такой диссертации человек должен был проявить большую трудоспособность, такую диссертацию защитить действительно сложнее. У вала гуманитарных кандидатских есть еще одна причина. Дело в том, что государство в начале 90-х само инициировало этот процесс. Когда мы освободились от догматики марксизма-ленинизма, не хватало новых, прогрессивных молодых кандидатов и докторов наук. Руководство страны в то время ставило задачу: давайте быстрее и как можно больше воспитаем новых социологов, философов, политологов и т. д. вместо этих доцентов, приготовленных на базе марксизма-ленинизма. Посыл был дан, но процесс вышел из-под контроля. Потому теперь и обсуждаем: а что надо сделать в ВАК, какие механизмы создать, какие заслоны противопоставить псевдонаучным работам, чтобы остановить этот вал?

— Сколько времени надо, чтобы в корне изменить систему аттестации научных кадров?

— Времени нет. Мы должны до конца этого года выработать новые требования к диссоветам и к организациям, на базе которых они открываются, обновить составы экспертных советов ВАК, оптимизировать сеть диссоветов. Кроме того, надо подготовить и принять ряд постановлений правительства, серьезных нормативных актов Минобрнауки, определяющих, в частности, все необходимые постановления по тому эксперименту, о котором я говорил. Мы в этом году планируем отобрать ведущие научные организации и вузы, чтобы процесс подготовки и присвоения новых степеней на уровне PhD начался уже со следующего, 2014 года. Работа предстоит огромная, но последние скандалы подтверждают: мы создали такую формальную систему, которую  легко можно обойти мошенническим путем. Требуются срочные меры не по пути «улучшить», «усилить контроль», а по изменению некоторых коренных процессов аттестации научных кадров. Проверить «сверху» 26 тысяч защищаемых диссертаций в год невозможно. Вот эти 25 диссертаций проверялись комиссией Минобрнауки 4—5 месяцев, лишили степеней 11 человек. Хорошо, ну лишим мы 100 человек степеней в год — и что? Очевидно, что такие проверки конкретных фактов комиссией будут продолжаться, но это не системное решение назревших проблем. Это не тот подход. Задача  — отдать больше прав присвоения степеней в диссертационные советы, одновременно повысив уровень ответственности и их, и официальных оппонентов, и ведущих научных (оппонирующих) и базовых организаций. Есть, например, такие предложения: если оппонент два-три раза напишет отзывы, по которым примут отрицательные решения в ВАК, он будет внесен в черный  список на интернет-сайте ВАК. Люди уже подумают, подписывать или не подписывать откровенную халтуру. То же — с ведущими научными организациями, с базовыми организациями, где выполнялась диссертация. Это будет серьезный репутационный удар.

— И все? Или они еще что-то теряют? Как известно, за репутацию у нас мало кто переживает.

— Это обсуждается. Возможно, тех, кто несколько раз пойман на этом, будут лишать права быть оппонентом на 5 лет, а вузу запретят диссовет. Но главное, за это должно отвечать и руководство организации — ведь сейчас   руководители организаций за деятельность диссертационных советов ответственности не несут. Планируется, что впредь при открытии диссовета будет заключаться договор, где прописаны права, обязанности  и ответственность вуза и его руководства. Например, вуз должен обеспечить размещение диссертации в свободном доступе на сайте, создать форум обсуждения этой диссертации,  вывесить анализ «Антиплагиата» — есть такая система — там же, рядом с диссертацией на сайте. Мы хотим, чтобы не ВАК три тысячи советов контролировала, а чтобы каждый руководитель организации обеспечил качество работы своих диссоветов. И отвечал за это, в том числе и в трудовом договоре с руководителем.

— Но теоретически вузы могут прекрасно жить без диссоветов. Или не могут?

— Все ректоры говорят: да, это правильно, надо сократить сеть диссоветов, но у нас не трогайте! Они же понимают, что аспирантура и диссовет — их конкурентное преимущество. И не только потому, что легче защищать диссертацию у себя, чем ехать в другой вуз или в другой город. Наличие диссовета говорит о достаточно серьезном признании научного уровня вуза или НИИ. Как мы уже говорили, предстоит градация вузов, и те, у кого не будет третьей ступени образования, автоматически теряют определенный статус и престиж. А за этим — потери бюджетов на  научную деятельность и так далее.

— Есть люди, которые за деньги пишут другим настоящие диссертации. Этих-то как вывести на чистую воду?

— Очень сложный вопрос. Как говорят в математике, достаточных условий не знаю, но некоторые необходимые условия для  начала работы у нас есть. Все и сразу мы изменить не сможем, но начинать-то надо. Причем начинать надо в том числе и с ВАК, с ее экспертных советов. Ведь уже есть механизм, когда бизнесменов или госслужащих, политиков (то есть всех, кто не работает в вузе или в науке) обязательно вызывают на собеседование в экспертный совет ВАК. И если сейчас слишком часто происходит, по мнению общества, необоснованное присвоение научных степеней недостойным этого, значит, надо менять и людей, и механизмы работы экспертных советов ВАК.

Есть еще интересные, на сегодня даже крамольные идеи. Например, на Западе не существует  диссоветов в 20—30 человек, как у нас. Там создаются небольшие группы в 5—7 человек, которые с соискателем степени в течение нескольких часов беседуют, смотрят публикации, задают вопросы вроде экзаменационных по тематике диссертации — всячески дотошно пытают по существу. Если достоин — все 5—7 человек подписывают протокол, мол, годится. Люди, которые фактически присвоили ему эту степень, известны. Как нам приблизиться к этому механизму? У нас уже сейчас в рамках диссовета прежде, чем диссертацию принять к защите, создается группа из трех человек, которые рассматривают, принять или не принять ее к защите. Сейчас это во многом формальность, а надо сделать так, чтобы эти три человека гарантировали — это он писал диссертацию, вот наши подписи, вот протокол и т. д. А протокол — юридически значимый документ, чтобы люди отвечали  за свои подписи и, если солгали, несли ответственность.  И тогда со временем мы придем к тому, что в диссовете не будет заседать три десятка человек. Диссертант тоже должен подписывать юридически значимый документ: я, такой-то, утверждаю, подписываю, что в моей диссертации нет плагиата, заимствований и т. д. Подписал и знает, что для суда это будет не просто бумажка.  Важно говорить с диссертантами, судить об их работе по их мыслям, исследовательским качествам. Подчеркиваю, не на уровне ВАК, все это можно и нужно сделать  на уровне диссовета. Надо переходить на личности. Это касается и диссертанта, и оппонентов, и руководителей.

Уроки французского / Политика и экономика / Вокруг России

Уроки французского

/  Политика и экономика /  Вокруг России

Посол Франции в России господин Жан де Глиниасти — о самодисциплине участников «двадцатки», двадцатилетнем отставании в сознании и ложных страхах парижских бизнесменов

Традицию встреч журналистов «Итогов» с главами дипломатических миссий ведущих государств мира продолжил посол Франции в России господин Жан де Глиниасти, побывавший недавно в нашей редакции.

— Господин де Глиниасти, состоялся первый визит президента Франсуа Олланда в Москву. Как вы оцениваете состояние отношений между Россией и Францией?

— Приезд президента Франсуа Олланда в Россию является признаком того, что мы восстанавливаем нормальный ритм межгосударственных контактов. И Россия, и Франция пережили за последний год президентские избирательные кампании, во время которых внешнеполитические проблемы отходят на второй план. В Пятой республике, например, этот процесс завершился в июне. Но уже тогда состоялась первая встреча наших президентов. Затем неоднократно встречались наши министры. Интенсивность этих контактов показывает: они настолько динамичны, что становятся явлением, независимым от политических превратностей. Новая встреча наших президентов отлично показала: Франция и Россия полны желания и в дальнейшем идти по пути сотрудничества и взаимопонимания.