Тайна улицы Дезир - Доминик Сильвен

На Елисейских полях народу было чуть больше, чем на бульварах, носящих имена маршалов. Стайка гуляк выходила из ночного кабачка. Тут и там несколько ненормальных, у которых никто не спрашивал, почему они километр за километром меряют шагами тротуар в это холодное утро, километр за километром меряли шагами тротуар. Немногочисленные машины с бешеной скоростью проносились по проспекту до площади Согласия и скрывались вдали. Неуловимый Париж…

Они приехали.

Фарид надел перчатки. Руки у него не дрожали. В нижнем этаже современного здания, возле надежной двери с электронным запором светилось огромное окно, сквозь которое были видны два кассира. И — вот невезение! — два клиента. Юноша и девушка с рюкзаками.

— Что понадобилось этим чертовым туристам в обменном пункте в пять утра? — проговорил Жан-Люк, натягивая маску.

— Как и нам, немного денежек, — ответил Фарид.

Ной подождал, пока все пристегнут ремни. Фарид протянул Ною его маску, прежде чем натянуть свою. Ной въехал на тротуар и нажал на газ.

— ПАРИЖ — ЭТО КРАСАВИЦА! — завопил он.

— КОТОРАЯ ВСЕМ НРАВИТСЯ! — хохоча, подхватил Фарид.

«Невероятно! Они развлекаются, как малолетки», — подумал Жан-Люк. Джип врезался в окно. Звук ломающегося льда. Огромные трещины. «Ну вот оно, сейчас», — сказал себе Жан-Люк с облегчением. Ной сдал назад. Газанул. Дыра в окне все расширялась, стекло трескалось и разлеталось на кусочки. Ни воя сирены, ни полицейского рядом. Ничего. Чудо, которое происходило вновь и вновь.

Троица выскочила из автомобиля. Фарид и Жан-Люк с автоматами за спиной заработали дубинками, расчищая проход, а Ной, забравшись на крышу джипа, их прикрывал. Девушка закричала.

Жан-Люк взял на мушку кассиров, а Фарид клиентов. Издававшая какие-то жалобные звуки девушка выглядела немного нелепо, как все путешественницы. Фарид ударил ее по лицу. Она упала на колени, из носа потекла кровь. Фарид приставил ей к виску «пушку». Ее друг, парализованный ужасом, был, казалось, близок к обмороку. Все это время кассиры стояли неподвижно с поднятыми вверх руками. Сила привычки. Жан-Люк вытащил из-под куртки мешки и бросил их на кассу. Фарид приказал кассиру, который был помоложе:

— Сложи все, что у тебя в кассе, в мешок. Быстро.

Кассир выполнил приказание Фарида. Жан-Люк переводил автомат с туристов на второго кассира, по-прежнему стоявшего неподвижно. Деньги текли, текли. «Это самый удачный налет в моей жизни», — сказал себе Жан-Люк. Девушка застонала:

— Please, don't shoot, please…[1]

— Shut up![2] — рявкнул Фарид.

Жан-Люк даже не подозревал, что Фарид говорит по-английски. Но в конце концов, все время слушая рэп, немудрено научиться.

Когда они выскочили из обменного пункта, их уже ждал Менахем за рулем «БМВ» с приоткрытыми дверями. Жан-Люк прыгнул на переднее сиденье, Фарид проскользнул назад и устроился рядом с Ноем. Менахем на бешеной скорости устремился к круглой площади Елисейских Полей и свернул на авеню Матиньон.

«Еще одно настоящее чудо», — подумал Жан-Люк. Навскидку в руках у них оказалось не меньше миллиона евро. Как минимум. Ной уже начал пересчитывать пачки купюр. Фарид улыбался в пространство.

Ради этого налета стоило наплевать на страх. Жан-Люк всегда чувствовал, что Фарид принесет удачу. Еще сидя в тюрьме, он довел до совершенства свое умение узнавать, что у людей в душе. Для этого нужно сосредоточить все свои мысли на том человеке, которого хочешь разгадать. В конце концов ты как будто впадаешь в транс и становишься ясновидящим. Выйдя из «Флери», Жан-Люк усиленно думал о Фариде. На фоне неба в оранжевых трещинах, неба, налитого гневом, он увидел черного ангела. Его огромные крылья, развевавшиеся подобно парусам, издавали тихий тревожный шелест.

Пока эта мощь сосредоточивалась только на деньгах, все было в порядке. Но не дай ей бог обернуться против кого-то. Фарид не остановится и перед убийством.

Путешественница-американка так и не поняла, с кем имеет дело. Может быть, потому, что была женщиной. Все мужчины инстинктивно чувствовали, что Фарида надо уважать, чтобы небо, налитое гневом, не раскололось надвое и не разверзлись хляби небесные.

— Парни, мы прихватили около полутора миллионов евро, — сказал Ной бесцветным голосом. — И маленький пакетик с долларами. И еще сколько-то иен.

Менахем осмелился слегка присвистнуть. Фарид не торопясь раскладывал банкноты по мешкам. Однако Жан-Люку казалось, что он что-то просчитывает в уме.

— Высади меня у Пассаж-дю-Дезир[3], - сказал Фарид Менахему, закрывая мешок. — Я вернусь в Сен-Дени на метро.

— Что ты делаешь, Фарид? — поинтересовался Жан-Люк.

— Беру свою долю.

— Мэн, да ты спятил: таскаться по Парижу с такими деньжищами! — воскликнул Ной.

Жан-Люк попытался прочитать мысли Фарида, но тот отвел взгляд.

— Для сестренки?

— Нет, это не для Хадиджи. Для Ванессы.

— Для подруги твоей сестры?

— Точно. Я собираюсь отдать свою долю ей.

— Что?

— Ты меня прекрасно слышал.

— Зачем отдавать все деньги этой девчонке? Она даже не из твоей семьи.

— Жан-Люк, кто тебе сказал, что Ванесса не из моей семьи?

Голос Фарида не был суровым, но сейчас он пристально смотрел Жан-Люку в глаза. «Крылья ангела зашелестели», — сказал себе Жан-Люк. Он заговорил, тщательно взвешивая слова:

— Я спросил просто из любопытства. И потом, может быть, стоит сейчас подумать о будущем, раз нам так удался этот налет…

— Со своей долей я делаю то, что хочу.

— Я никогда не утверждал обратного. Мы делаем все, что хотим. И хорошо, что мы можем себе это позволить. Но все-таки не торопись, подумай.

Менахем остановил «БМВ» на улице Фобур-Сен-Дени. Не ответив, Фарид вышел из машины и под проливным дождем направился к Пассаж-дю-Дезир. Они некоторое время ехали в молчании, прежде чем Жан-Люк возобновил разговор с помощью нескольких ничего не значащих фраз. Он хорошо изучил Ноя и знал, что тот в конце концов разговорится, тем более что Фарида не было рядом. Чтобы проникнуть в душу Ноя, Жан-Люку не требовалось даже входить в транс. Результат того не стоил. Ну что там можно было увидеть? Прислужника ангела, рыбу-прилипалу акулы или — подумать только! — ласку, питающуюся объедками шакала. При этом Ной обладал какой-то привлекательностью, непонятной Жан-Люку.

Они с Жан-Люком познакомились в тюрьме, и Ной был весьма доволен, что нашел такого сильного защитника от чокнутых и «голубых». Но выйдя из тюрьмы, Ной встретился с Фаридом, и его дружеские чувства к Жан-Люку несколько ослабли. Однако Жан-Люк не жаловался. Фарид и Ной вместе с ним составляли боевую группу, и только им было известно о его укрытии, которым не стоило пренебрегать. Сами сиамские близнецы обитали в таком месте, где околачивалось слишком много спекулянтов и шпиков. Кроме того, Жан-Люк всегда говорил себе, что Фарида можно приручить. Но только если хорошо его понять. Изучить до мельчайших деталей.

— Скажи мне, ты понимаешь, зачем парень дает деньги девушке, которая ждет от него большего?

— Он пытается доказать ей, что он ее уважает, — ответил Ной.

— По-моему, это уважение обходится ему дороговато.

Менахем хихикнул.

— Йоу! Менахем, ты здесь для того, чтобы вести машину. В остальное не вмешивайся! — прикрикнул Ной и, обращаясь к Жан-Люку, пояснил: — Фарид дает все, тем самым показывая, что он не какой-то паршивый бухгалтер. У него все по высшему разряду. И это так, не сомневайся, мэн. И если он хочет вернуть Ванессу, то он выбрал для этого не худший способ.

— Зачем ему умасливать эту девицу? С такой физиономией, как у него! Если бы дело касалось тебя или меня, я бы еще понял, но Фариду-то это на фига?

— Фарид не довольствуется малым.

— Она так красива?

— Не знаю, мэн.

— Не знаешь? Ты, его лучший друг?

— Нет.

— Да ладно тебе, Ной!

— Жизнью клянусь, я никогда не видел его женщину!

— И он не боится, что ты его о ней спросишь!

— Фарид, он как Менахем, он мой брат, я ему рассказываю все, и он мне рассказывает все, но о Ванессе он со мной не говорит. И я уважаю его молчание. Я все понимаю. Если когда-нибудь Фарид заговорит со мной о ней, я его выслушаю. Однако сейчас я держу язык за зубами.

Он мой брат. Прямо перед ними на фоне скорее свинцово-серого, чем по-ночному черного неба, стояли фиолетовые тучи. Париж просыпался медленно, и складывалось впечатление, что он болен. Дождь уже прекратился, но передышка не обещала быть долгой, казалось, он вот-вот пойдет вновь. Было холодно, и жалкие попытки бабьего лета продержаться еще хоть немного успеха не приносили. Менахем легко вел машину, мокрые от дождя тротуары блестели, на улицах не было ни прохожих, ни шпиков, и скоро они будут в Сен-Дени.

Мой брат.

Жан-Люк признавал, что хорошо понимать Фарида ему недостаточно. По правде говоря, ему всегда хотелось, чтобы Фарид им заинтересовался. Чтобы Фарид называл его «мой брат» с этим, иногда проскальзывающим в его речи, акцентом. Акцентом, служившим единственным напоминанием о той стране, с которой Фарид явно не хотел иметь ничего общего. Мой брат. Мой обрезанный нормандец. Йоу! Мэн!