Корабль призраков: Исландские истории о привидениях - Автор Неизвестен

Особое положение среди afturgöngur занимают так называемые útburðar. Утбурд — призрак младенца, от которого мать избавилась, вынеся его на пустошь и оставив там. В эпоху от крещения Исландии (примерно 1000 год) до XIII века считалось, что утбурдами становились абсолютно все младенцы, умершие некрещёными: тогда таких детей не хоронили на кладбище, а закапывали где придётся. В свете этого можно сделать вывод, что существование в качестве призрака — единственная форма жизни после смерти, доступная этим младенцам, которым заказан путь в христианский рай. Поэтому современный фольклорист Бьяртни Хардарсон называет их существование в качестве призраков «милостью».[4] В классических текстах, записанных в XIX веке, утбурды — обычно дети батрачек, родивших ребёнка вне брака и избавившихся от него, чтобы скрыть свой позор; то есть решающим для «рождения» утбурда оказывается не категория принадлежности/непринадлежности к христианскому миру, а универсальные морально-этические категории: он становится призраком в результате чужого преступления. С утбурдами связано большое количество верований. Так, считалось, что женщины, решившие избавиться от будущего ребёнка таким образом, при родах не чувствуют боли, но, если о детоубийстве становилось известно, они могли испытывать родильные муки позднее.[5] По другим верованиям, эти младенцы по вечерам воют на пустоши и иногда пристают к одиноким путникам с просьбой дать им имя. Отличить утбурдов от обычных младенцев несложно: они передвигаются, ползая на одном локте и одном колене.

2. Те, кого поднимают из могилы с помощью колдовства, называются в исландском фольклоре:

uppvakningur (букв. пробуждённый) — покойник, вызванный для различных целей (от пребывания на посылках у колдуна до разыскивания кладов под землёй или на дне моря);

sendingur (букв. посланец) — привидение, также поднятое из могилы при помощи чар и посланное кому-либо с конкретной целью, например для мести. Призраки такого рода всецело подчинены воле хозяина и без рассуждений выполняют его приказания (которые, как правило, сводятся к тому, чтобы застращать или убить обидчика хозяина). Но здесь бывают редкие исключения: в тексте «Призрак причащается» «посланец», отправленный убить пастора, оказывается наделён свободной волей: он рассказывает своей потенциальной жертве, зачем он явился, признаётся, что ему противно выполнять поручение хозяина, и просит избавить его от роли убийцы.

Часто призраков из гроба поднимают священники, то есть, казалось бы, те, кто в силу своего положения, напротив, должен ограждать своих прихожан от нечистой силы или отрицать её существование (как нынешний епископ Исландии). При этом упоминается, что священники используют при своих манипуляциях с призраком колдовство; в своём умении вызывать призраков и заклинать их пасторы действуют наравне с колдунами.

Несмотря на то что в реальной жизни представители официальной Церкви и носители магической традиции, идущей от языческих времён, часто были заклятыми врагами (достаточно вспомнить сожжения колдунов в XVII веке, устраиваемые Церковью), в фольклоре они могут действовать схожими методами. В исландской народной традиции самыми могущественными колдунами оказываются как раз священники. Преподобный Эйрик Магнуссон (1638–1716) из Вогс-оуса на юго-западе страны вошёл в историю исландской культуры как самый могущественный колдун страны, которому повиновались призраки и черти. Легендарный Сэмунд Мудрый, которому, в частности, приписывают авторство «Старшей Эдды», в фольклорных текстах учится в школе чернокнижия в Париже и добирается в Исландию верхом на дьяволе, обернувшемся тюленем. Возможно, священник воспринимался как более могущественный чародей, чем простые колдуны, поскольку мог рассчитывать не только на собственные магические способности, но и на помощь Божественных сил.

Между призраками и духовенством даже возможна родственная связь: есть несколько быличек о том, как сын, рождённый девушкой от влюблённого в неё призрака, становился пастором. (В нашем сборнике представлена быличка «Привидение из Фейкисхоулара».)

Кроме перечисленных выше исландский язык различает множество других разновидностей призраков. «Vofa» (нечто колеблющееся, зыбкое) — слово ближе всего к русскому понятию «привидение» (обычно призрак женского существа). «Skotta» — призрак женщины (название произведено от детали женского наряда — шапки с кисточкой). «Móri» — название произведено от цвета наряда призрака — одежды (куртки) красно-коричневого цвета. «Svipur» — у этого слова широкий спектр значений: «вид, видение, внешность, подобие».

Кроме них, следует ещё особо упомянуть призраки животных, различные непонятные иномирные явления (звуки, видения и т. п.).

Существуют подробные указания, как вызывать призрака (в книге Йоуна Ауртнасона, классическом фольклорном сборнике XIX века). Но чётких объяснений, как его заклясть (kveða niður) в исландском фольклоре нет, есть только туманные свидетельства о том, что такое под силу лишь пастору или могущественному колдуну и что те читают при этом особые молитвы или заклинания. (Как следует из некоторых текстов, ожившего покойника можно усмирить и без помощи «специалистов», воткнув в его могилу магические предметы — иголки, ножи.) Тем не менее в текстах описано много способов, как оборониться от призрака: они могут варьироваться от чтения молитв до швыряния нечистотами.

Здесь не место дискуссии о том, существуют ли draugar в реальности, или же это порождение разгорячённого воображения обитателей страны безлюдных гористых пространств и полярной ночи. Важно, что рассказы об этих существах давно и прочно вошли в культурный обиход исландцев. Упоминания о контактах с призраками мы встречаем ещё в сагах об исландцах (то есть в текстах, записанных в XII–XIII веках и сложенных в предыдущие столетия). Там о них рассказывается не как об из ряда вон выходящих сверхъестественных экспириенсах, а как о событиях того же порядка, что и общение с живыми людьми. (Например, битва героя с призраком по имени Глам в «Саге о Греттире».) При этом необходимо иметь в виду, что «саги об исландцах» — жанр древнеисландской словесности, претендующий на абсолютную правдивость (в отличие от так называемых лживых саг, нагруженных откровенными вымыслами[6]). В исландском фольклоре Новейшего времени встречаются, так сказать, пограничные случаи между быличкой и сагой или создание фольклорных текстов на саговом материале; в нашем сборнике это «Похороны Торгунны» — в быличке идёт речь о персонажах древнеисландской «Саги о Людях с Песчаного берега», но действие и отношение персонажей друг к другу не во всём соответствуют тексту саги.

С течением времени отношение к призракам меняется, и речь идёт не только об ослаблении веры в них или об изменении условий жизни и быта, в которых могли действовать призраки. (Так, былички об утбурдах перестали слагать тогда, когда само такое явление, как вынесение младенцев на пустошь, исчезло в социуме.) Речь прежде всего идёт об изменении восприятия контактов с призраками. Так, в рассказах, записанных в XVIII–XIX веках увидеть призрака мог практически каждый, а в текстах XX века всё чаще говорится о том, что такой способностью наделена только особая категория людей, то есть духовидцы (skyggnir menn). При этом в XX веке возрастает количество рассказов от первого лица о личном уникальном опыте (в противоположность более ранним текстам, где речь может идти о случае, происшедшем с неизвестным или незнакомым рассказчику человеком).

Интересно, что область бытования исландских призраков не всегда ограничивалась только территорией этой страны. В XIX веке, когда часть исландцев в поисках лучшей жизни переселилась в Канаду и США, появились свидетельства о том, что в этих местах видели таких существ, как, например. Ирафетльский Моури, Торгейров бычок и Скотта с Глинистой реки. Переселившись на другой континент, исландские призраки будто бы изменили свои обычаи: начали являться людям не в красно-бурых одеждах, как на родине, а в белых, подобно большинству европейских призраков, и стали бестелесны. Через пару десятилетий после волны эмиграции из Исландии свидетельства об исландских призраках в Канаде исчезают: по полушутливому-полусерьезному замечанию фольклориста Кристин Йоуханнесдоттир, они были изгнаны с новых земель местными привидениями.[7]