Зависть - Сандра Браун

Когда за час до заката троица грузилась на яхту, Хатч заметил, что все они уже были изрядно навеселе. С собой они взяли два больших контейнера-холодильника — несомненно, тоже с виски или чем-то подобным. Если судить по тому, с каким трудом они поднимали их на борт, контейнеры были тяжелыми, как якоря. Никакого рыболовного снаряжения парни не попросили. Таких компаний Хатч повидал на своем веку немало и был готов голову прозакладывать, что троица намерена остановиться в нескольких милях от берега и предаться безудержному пьянству. Хатч даже задумался, не слишком ли он рискует, сдавая яхту таким людям, однако его касса была почти пуста, и это помогло ему убедить себя в том, что не так уж они и пьяны.

Как бы там ни было, Хатч строго предупредил молокососов, чтобы они не вздумали пить на борту. Ответом ему были улыбки столь же ослепительные, сколь и фальшивые. Парни заверили его, что у них и в мыслях такого не было, а один даже поклонился ему в пояс — с трудом сдерживая смех, вызванный идиотскими нотациями. Второй ограничился тем, что отсалютовал Хатчу на военный манер и сказал: «Есть, сэр! Будет исполнено, сэр!»

Помогая девушке подняться в лодку, Хатч от души надеялся — она знает, на что идет. И она, несомненно, знала. Хатч много раз видел ее в городе, и всякий раз с разными мужчинами. Ее купальные трусы состояли практически из двух довольно тонких шнурков, таким же крошечным был и лифчик. Он практически ничего не скрывал, и Хатч даже подумал, что девица могла бы не трудиться его надевать.

Впрочем, в лифчике она оставалась недолго. Прежде чем яхта успела выйти из гавани, один из юнцов сорвал с девушки лифчик и взмахнул им над головой, словно военным трофеем. Ее попытки вернуть себе крошечный предмет туалета сразу же превратились в игру, состоявшую в основном из шлепков, щипков и недвусмысленных ласк.

Наблюдая за этим с берега, Хатч только покачал головой и подумал — ему очень повезло, что у него никогда не было дочери, о нравственных добродетелях которой ему пришлось бы заботиться.

Вскоре в жестянке осталась только одна сардина. Выловив ее из масла двумя пальцами, Хатч положил рыбу на галету, украсил последней веточкой укропа, добавил кусочек сыра и щедро полил соевым соусом. Положив сверху вторую галету, он отправил сандвич в рот и стряхнул крошки с бороды. Сосредоточившись на приятных ощущениях, Хатч совершенно случайно бросил взгляд на вход в гавань. Увиденное заставило его поперхнуться. С трудом проглотив застрявший в горле кусок сухой галеты, больно царапнувший горло, Хатч пробормотал:

— Он что, ни хрена не соображает?!

Раздавшийся сразу за этим рев лодочной сирены едва не сбросил его с кресла. Впрочем, усидеть на месте Хатч все равно бы не смог. К моменту, когда почти не пострадавший бутерброд провалился наконец к нему в желудок, Хатч уже выскочил из сарая, служившего ему в качестве офиса, и спустился на причал. При этом он орал во всю глотку и размахивал руками, подавая сигнал рулевому — несомненно, одному из тех болванов-туристов из засушливых штатов, которые до приезда сюда видели воду только в поилке для скота. Рулевой входил в гавань слишком быстро, к тому же он нарушил закон о соблюдении тишины, что могло обойтись ему в кругленькую сумму — или пару деньков в каталажке.

В следующую секунду Хатч узнал лодку. Это была его лодка — самая лучшая и самая большая моторная яхта в его маленьком флоте!

— Ах ты… — Хатч грубо выругался, разом использовав почти половину своего запаса бранных слов, усвоенных им в бытность моряком торгового флота. «Ну погоди, кретин, я до тебя доберусь, — злился он. — Ты у меня пожалеешь, что родился на свет!» Правда, со стороны он выглядел уродливым старым грибом — ко всему прочему, Хатч слегка приволакивал ногу, пострадавшую в результате давней стычки с вооруженным ножом кубинцем, — однако он был еще крепок и не сомневался, что сумеет надрать задницы паре пьяных бездельников.

Между тем яхта миновала буйки, но скорости не снизила. Чудом не зацепив корму сорокадвухфутового катера, она продолжала мчаться к берегу на полном ходу. Катер закачался на поднятой яхтой волне; привязанный к трапу прогулочный ялик с силой ударил носом в борт полированного красавца, и сидевшие на палубе за рюмочкой виски владелец и его гости с проклятьями бросились к леерам.

Увидев это, Хатч погрозил кулаком стоявшему за штурвалом яхты парню. Этот идиот правил точно на причал, словно собрался протаранить его. До столкновения оставались считанные секунды, когда рулевой вдруг заглушил двигатель и резко повернул руль вправо. Яхта грузно повернулась, и из-под ее борта взлетела вверх пенная волна.

Хатч едва успел отскочить, когда яхта ударилась бортом о причал. Парень в рубке бросил штурвал и, чуть не кубарем скатившись по ступенькам мостика, спрыгнул на скользкую палубу. Спускаясь на настил причала, он споткнулся о плохо пригнанную доску, упал и прополз несколько футов на карачках.

Он хотел подняться, но Хатч налетел на него, как ястреб. Схватив парня за плечи, он перевернул его на спину, точно рыбу, которую собрался потрошить. Окажись у него под рукой нож, и Хатч, возможно, не удержался бы и распорол молокососу брюхо от шеи до пупа — в такой он был ярости. К счастью для обоих, ножа у Хатча не было, но на проклятья и угрозы он бы не поскупился.

Но гневные слова застряли у него в глотке прежде, чем он успел произнести их вслух. До этой секунды Хатч думал только о своей лодке — о том, что могло бы случиться, если бы ее скорость была чуть больше или роскошный океанский катер — не катер, а целый пароход! — стоял на якоре чуть ближе к середине гавани. О молодом человеке, который стоял за штурвалом, Хатч совершенно забыл.

Теперь же он ясно видел, что лицо парня разбито и окровавлено, левый глаз закрылся багровой опухолью, майка была изорвана в клочья, а ее жалкие остатки прилипли к мокрому телу.

— Помогите мне! Помогите, пожалуйста! О боже! — Парень оттолкнул Хатча и вскарабкался на ноги. — Они остались там! — с отчаянием выкрикнул он, показывая рукой в направлении океана. — Там, понимаете? Я не смог их найти. Они… Они…

Однажды Хатч стал свидетелем нападения акулы на человека. Беднягу удалось вытащить из воды до того, как хищная бестия оттяпала ему вторую ногу. Человек был еще жив, но в очень плохом состоянии. Испуг и болевой шок подействовали на него так сильно, что он только бессмысленно бормотал, продолжая истекать кровью. В конце концов он умер, хотя Хатч сделал все, чтобы как можно скорее доставить его к врачу.

Парень, на его взгляд, был примерно в таком же состоянии. В его глазах Хатч ясно видел хорошо ему знакомое выражение дикой, неконтролируемой паники. Значит, все произошедшее не было ни шуткой, ни глупостью, ни пьяной выходкой. Молодой человек — а это был тот парень, который шутовски салютовал в ответ на нравоучения, — был близок к самой настоящей истерике.