Сборник рассказов «Продавцы лета» - Сергей Верник

В приемном покое охранник слегка привстал, но приметив «врача», тут же принялся дальше читать газету.

Андрея трясло мелкой дрожью. Причин для этого было две: первая —  он увидит единственный и последний раз свою мать. А вот сможет ли выдержать ее предсмертные муки? Не обострится ли это проклятое чувство вины за то, что явился причиной смерти родительницы? Одно дело, когда отец рассказал, но совсем другое увидеть собственными глазами. Такое не каждый способен пережить без серьезного психического расстройства. Вторая причина —  лицезреть сторонним наблюдателем собственное рождение. Не на видео, не на фото, а стоять рядом... Мироздание просто не ожидает подобного парадокса. Фантасты уже давно пишут, что одно и то же тело не может существовать в одной точке пространства и времени. Но на самом деле это не правда. Еще как могут. Бункер это знал. Андрей ему верил. По крайней мере, вскоре представится возможность испытать на себе.

И вот Андрей стоит перед заветной дверью. Страха не было. Весь страх остался там, в том месте и часе, когда он решился на этот поступок. Была ли операция с Маргаритой совпадением? Возможно. А может Андрей сам просчитал вероятность. Теперь это не важно.

Неожиданно дверь резко распахнулась, и на пороге возник коренастый мужчина средних лет в одежде врача.

— Ты чего стоишь, придурок! —  заорал он. —  Она сейчас кони двинет!

Молниеносным движением втолкнул Андрея в помещение. Затем, выглянув в коридор, что есть мочи крикнул:

— Срочно бригаду в палату пятнадцать!

Для Андрея все происходящее вокруг словно затянуло туманом. Пять коек вдоль стены с лежащими на них женщинами, суетящийся врач —  ничего уже не имело четких очертаний, кроме стоящего посредине стола. Андрей увидел мать. Вернее почувствовал, так как женщина на столе мало была похожа на ту, что на старом фото. Но это она. Просто выглядит неважно.

И в глазах целый океан боли.

Ворвавшиеся в помещение, медики грубо оттолкнули Андрея и окружили мать со всех сторон.Откуда-то издалека слышался голос:

— Я ничего не понимаю. Никаких осложнений не должно было быть.

Другой голос ответил:

— Спасти удастся только одного. Либо мать, либо ребенка. Что будем делать?

Неожиданно, совершенно четко, женский голос проговорил:

— Умоляю. Спасите ребенка.

Реальность ворвалась в мозг оглушительным гулом и мельканием человеческих силуэтов. Кто-то дал в руки Андрею маленькое окровавленное тельце.

— Быстро под ультрафиолет, —  прилагались слова.

Но Андрей остолбенел. Крохотный кричащий человечек был он сам. В это невозможно поверить. Ни одно живое существо во Вселенной не могло испытать такое. Сам себя держать на руках! Однако поверить пришлось очень быстро: руки стало нестерпимо жечь, а крик ребенка стал пронзительным.

— Пошел вон отсюда! —  врач забрал малыша. —  И чтобы я тебя больше не видел в моем отделении! Тормоз!

И тут разум не выдержал. Андрей выскочил в коридор и побежал. Ему было все равно куда, лишь бы подальше от этой реальности. Она испепеляла, превращая его в темный сгусток боли. Сознание с каждым метром бесконечных коридоров уходило все дальше и дальше в бездну, а его место медленно заполнялось чем-то другим, чуждым, абсолютно черным.

Марис посмотрел Андрею в глаза.

— Ну, ты и дал жару, парень, —  покачал он головой. —  Такое даже и выдумать то не реально.

— Я ничего не помню, —  простонал Андрей. Он лежал на диване. Голова жутко болела.

— Еще бы ты помнил. Бункер постарался на славу. Стер тебе весь этот бред.

— Что стер?

— То, чего никогда и не было.

Тихий ветерок принес с собой запах прелых листьев. Тусклое осеннее солнце на секунду выглянуло из-за низких тяжелых туч и желто-красные клены вдоль аллеи вдруг вспыхнули драгоценным пламенем, наслаждаясь последним теплом его лучей.

Андрей одиноко сидел на парковой потертой скамейке. Многочисленные прохожие его словно не замечали и как-то робко обходили стороной. Никто даже мысли не допускал, чтобы присесть рядом с ним, хотя все остальные скамейки были заняты. Андрей закрыл глаза. Ему нравилось, что люди не мешали думать. Здесь он находился сам с собой наедине.

Пустота не спеша проникала в его мозг, еще недавно кипящий, будто кастрюля с супом и пожирала каждую клетку, каждую частицу сознания. Андрей очень устал быть одним из «спасителей» мира. Вернее актером, отчаянно играющим эту роль. Роль неудачника. Зачем переписывать Сценарий фильма-катастрофы? Ведь не меняя главного сюжета из него не сделать комедию для детей. А Бункер? Он постоянно стимулирует желание работать и совершать различные глупые действия. Внутри него нет возможности как следует подумать. Что-то постоянно давит. Безысходность... Из них каждый понимает ее горький вкус. Ее приторный запах с течением времени становится более насыщенным, а затем наступает спасительная темная бездна безумия, которая будет длиться вечно, ибо естественная смерть внутри Бункера им не грозит.

Неожиданно рядом кто-то хрипло закашлял. Андрей открыл глаза. На противоположном конце скамейки сидел дряхлый старик в засаленном пиджаке и мусолил в руках окурок.

— Молодой человек, я вам не помешаю своим присутствием? —  спросил он осипшим голосом.

Андрей молча помотал головой. Какое-то время сидели в тишине. Затем старик снова заговорил:

— Я вижу у вас проблемы. В глазах отчаяние, а на сердце печаль. Я, молодой человек, за свою жизнь многое повидал и скажу прямо: нет такой проблемы, которую нельзя решить. Она еще не родилась.

— Мою никто не решит, —  буркнул Андрей. —  Уж вы точно..

Старик разразился смехом, переходящим в хриплый кашель.

— Оптимист, как я погляжу, —  сплюнув на землю, сказал он с улыбкой. —  Даже мировую войну, мать ее так, можно остановить. Это вам не проблема? Только надо понять. Почувствовать суть.

Андрей с нескрываемым раздражением посмотрел на собеседника.

— Я и без вас знаю. Где искать ее, а? Где эта чертова суть? У вас ее нет? Может она за скамейкой? —  Андрей перегнулся через спинку и яростно начал руками разбрасывать разноцветные листья.

Старый человек с тяжелым вздохом поднялся на ноги.

— Молод ты ещё, пацан. Ой как молод.

Произнеся эти слова, он шаркающей походкой отправился прочь. Через несколько шагов, не поворачиваясь, добавил:

—  В себе поищи.

Платформа хронолифта медленно исчезала в сполохах фиолетового пламени. Марис и Светлана стояли возле перил, и провожали ее мрачными взглядами.

— Как же мы сразу не догадались, —  дрожащим голосом проговорила женщина.—  Бункер нас не просто так определил из миллиардов живущих на Земле людей. Боже, Марис, как же мне страшно. Теперь нам остается только выбрать...

— Андрей уже сделал свой выбор, —  тихо произнес Марис. —  Он родится мертвым. Я тоже сделал. Я следующий.

Я хочу быть белым снегом

Тусклое зимнее солнце уже клонилось к закату, когда на опушке скованного лютыми морозам леса появились две человеческие фигуры. Одна явно принадлежала ребенку лет шести, другая же являла собой древнего старика, возраст которого не взялся бы определить даже он сам.

Они не спеша шли по глубокому снегу на коротких широких лыжах, и из-под шарфов, укутывающих лица, вырывались облачка пара. В теплых овечьих тулупах было не холодно, скорее наоборот, а вот нос и щеки без шарфа могли превратиться в лед.

У старика за спиной висел видавший виды арбалет, колчан со стрелами и небольшой топорик в кожаном чехле. Мальчик же нес в руках тушку крупного белого зайца.

— Мороз-то крепчает, Павлуша. Как бы засветло до дома добраться, —  переводя дух, проговорил старик.

— Дойдем, деда. Тут недалеко осталось. А ежели через овраг...

Старик резко замер и с укоризной посмотрел на мальца.

— Я тебя просил не вспоминать про овраг, —  погрозил он пальцем. —  Гиблое там место. Пойдешь —  назад не вернешься.

— Но как же звери и птицы, деда? —  не унимался мальчик. —  В лютые морозы они все к оврагу тянутся.

— Так ведь они не люди. Они другие. Нам туда путь закрыт. Ясно?

— Но деда...

— Забудь.

Дальше они шли молча. Когда солнце уже наполовину скрылось за кромкой леса, раскрасив небо багровым пламенем, из-за ледяного холма показался край крыши почти целиком засыпанного снегом добротного рубленого дома. Если кто не знает, что здесь есть жилье, то во век не найдет.

Старик еще помнил те далекие времена, когда было тепло, все вокруг зеленело, и воздух благоухал ароматами цветов и деревьев. Особенно после грозы. И его дом стоял на небольшом острове посреди лесного озера. Один на несколько сотен километров. Вокруг девственная природа, тишина да покой. К ночи над водой поднимался густой туман, и тишину лишь изредка нарушали всплески проголодавшейся рыбы. Тогда старик выходил на крыльцо, садился на ступени и слушал только одному ему известные голоса...