Город, который сошел с ума - Борис Юдин

Борис Юдин

Город, который сошёл с ума

«На любой остановке сойди…»

«Здесь будет город заложён

Назло…»

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Васильев посмотрел на расписание движения поездов, висящее над проходом к кассам. Поезд в Город уходил через час. И было указано, что билеты в направлении Города – в кассе номер шестнадцать. Васильев прошёл в кассовый зал. Шестнадцатая располагалась у входа в зал, слева за бетонной колонной. Васильева порадовало то, что привычной очереди не было.

– Научились работать, наконец-то! – довольно отметил Васильев и подошёл к окошечку.

– Один до Города. – сказал Васильев и начал рыться в бумажнике.

– А зачем Вам в Город? – спросила кассирша.

Васильев оторопел. Потом рассердился. Потом начал считать до десяти, чтобы успокоиться. Но успел сосчитать только до восьми.

– Я Вас русским языком спрашиваю, мужчина, – Зачем Вам в Город? —

повторила кассирша свой нелепый вопрос и добавила ядовито, – Давай, соображай скорей. А то вас тут много таких…

Васильев взялся соображать, но тут из – за Васильевской спины окошко кассы протянулась рука с деньгами и мужской голос пробасил:

– Один до Города. Командировка.

Кассирша приняла деньги, пощёлкала клавишами на загадочных аппаратах и выдала билет.

– Вот видите, мужчина? Человек объяснил цель визита – и никаких проблем.

– А зачем объяснять? – спросил Васильев несколько грубовато.

– Инструкция.

Кассирша сделалась любезной, как нянька в детском саду:

– Город – закрытая территория. По инструкции положено спрашивать цель визита. А то… – кассирша закатила глаза в потолок.

– А то что? – Васильев чувствовал, что сейчас сорвётся и начнёт орать.

– А то… – терпеливая кассирша перестала рассматривать потолок и взялась рассматривать Васильева. – А то, что в противном случае Вы никуда не приедете.

То есть, приедете, конечно. Но куда угодно, только не в Город.

Кассирша замерла, наслаждаясь произведённым эффектом. А потом снова ожила:

– Я Вас в который раз спрашиваю, мужчина? Глухой? Цель визита?

Васильев замялся:

– Да, собственно… Я родился в этом Городе… Понимаете…

Он чуть было не обмолвился о том, что Город снится ему каждую ночь, но не успел.

– Так что же Вы тогда молчите, что возвращенец? – заорала радостно кассирша. – Так бы сразу и сказали. А то молчит, как партизан на допросе.

Она деловито выхватила у Васильева деньги, так же деловито потрещала загадочными клавишами, выдала билет и пожелала счастливого пути.

Васильев взял билет и пошёл в вокзальную столовую, размышляя на ходу:

– Что бы мог значить этот загадочный допрос в кассе?

Уже запивая шницель по – рижски компотом он решил, что волноваться и ломать себе голову не стоит. Он уехал из Города двадцать лет тому назад, и за этот срок обязательно должно было что – то измениться. Возможно, что изменились и правила на железной дороге. Успокоив себя Васильев выбрал чемоданы из камеры хранения, вышел на перрон и даже успел покурить до прихода поезда.

Соседи по купе подобрались скучные. Потрепаться было не с кем. Да и кому охота разговоры разговаривать с шестидесятилетним стариком? Васильева это вполне устроила. Он достал книжку. Начал было читать, но заснул, перелистнув несколько страниц, и проснулся от голоса проводника:

– Следующая Город. Прошу приготовиться к выходу.

Васильев уставился в окно. Уже вечерело и за окном были видны лишь цепочки огней, складывающиеся в замысловатые узоры. Васильев попробовал угадать по этим узорам знакомые места, но ничего узнать не смог. А тут сразу вывернулся вокзал с кучкой встречающих на перроне. Васильев подождал немного пока в коридоре рассосётся толпа и вышел со своими чемоданами в тёплый вечер.

Он пристроил чемоданы в металлическом гробике автоматической камеры хранения, а сам через боковой ход – на привокзальную площадь.

– Чем брать такси, пройду – ка я до гостиницы пешком. Совмещу прогулку с воспоминаниями, – решил Васильев, глянув на очередь возле стоянки такси. И двинулся по старинной брусчатке. Город лежал у него под ногами. Это потому что вокзал стоял на горке, а город раскинулся внизу. Уже включили фонари и были видны тени редких прохожих.

– А в мои годы тут по вечерам самый центр тусовки был. И встречались, и расставались, и ссорились, и мирились… – с грустью подумал Васильев, проходя мимо киоска со всякой мелочёвкой.

– Олежка! – окликнула его продавщица киоска, – Забеги ко мне. Я тут оставила кое-что для тебя.

Васильев сразу вспомнил, что киоскершу зовут Ольга Степановна, и что она всегда оставляла для него дефицитные сигареты с фильтром.

Васильев толкнулся в дверь позади киоска. Тотчас дверь приоткрылась, в двери показалась рука с пакетом и раздался голос:

– Бери скорей! Чего ждёшь? Рубль с тебя.

Васильев взял пакет и дверь закрылась. Васильев снова обошёл киоск и, уже стоя перед стеклянной витриной, начал копаться в кошельке.

– Как она сказала? Рубль? Шутки тут у них… рубль. – и Васильев протянул Ольге Степановне доллар.

– Ты что? Офонарел, парень? Ты что же это мне даёшь? – Ольга Степановна так уставилась на зелёную купюру, словно Васильев подал ей вместо денег ручную гранату. Налюбовавшись, Ольга Степановна, вздохнув, отодвинула от себя странную денежку и подобрела:

– Ладно, Олежка. Что с тебя возьмёшь? Вечно фокусничаешь. Нет денег – так и скажи. Завтра занесёшь. А то подшучивать над старухой взялся.

Васильев посмотрел на Ольгу Степановну. И стало Васильеву нехорошо.

Потому что за двадцать лет Ольга Степановна ни сколько не изменилась. Как была «сорок пять – баба ягодка опять», так и осталась. Васильев поблагодарил Ольгу Степановну и повернулся в сторону вокзала. И тут Васильеву стало ещё хуже. Потому что на фронтоне вокзала сиял, составленный из красных лампочек, транспарант: «Слава КПСС!».

Васильев развернулся и пошёл вниз по улице к гостинице, думая о том, что вот так и сходят с ума. Просто и обыденно. И некому пожаловаться и рассказать о своём горе. Ну, кто в это поверит? Васильев добрёл до бывшего Городского бульвара и присел на лавочку под тополями. Он автоматически сунул руку в пакет, что вручила Ольга Степановна. В пакете лежали три пачки «Элиты». Васильев раскрыл одну пачку и закурил.

– Эй, старик! Выдай сигаретку другану! – прохрипело слева и перед Васильевым возник бомж, лохматый и оборванный.

Васильев присмотрелся. Перед ним стоял бывший одноклассник Колька Щукин. Только очень старый. Васильеву отлегло немного. И он решил, что съеденный шницель был не совсем хороший, и что предыдущие галлюцинации вызваны заурядным пищевым отравлением.

– Ну что? Признал? – сказал Колька, садясь на скамейку рядом с Васильевым.

Васильев кивнул головой.

– Это хорошо, что признал, а то некоторые чураются. – похвалил Колька Васильева, вытряхнул несколько сигарет из пачки, что Васильев всё ещё держал в руке, и ловко рассовал эти сигареты за уши. – А то, понимаешь, спиртяга есть, а ни тебе запить, ни закурить. – и Колька показал горлышко бутылки, засунутой во внутренний карман того, что осталось от пиджака. – Будешь? Ну, как хочешь. Моё дело было предложить…

Колька глотнул из бутылки, занюхал рукавом и только потом закурил.

Васильев подумал, что вот как оно бывает, не виделись лет тридцать не меньше, а поговорить не о чем.

Но Колька нашёл тему для разговора:

– Дай – ка, парень, я тебе пульс пощупаю. Давай, давай! – Колька схватил руку Васильева своей грязной лапой и прислушался.

– Всё нормально, профессор. – Колька назвал Васильева школьной кличкой. – Всё в порядке. А то… Ты выпей, брат, а то крыша протечёт, чего я тебе расскажу.

– Щука! Ты зачем мне пульс щупал? – Васильев был насторожен и недоверчив.

– Ты в зеркале давно себя видел, – озадачил Колька Васильева.

Васильев посоображал немного и признался:

– Утром… Когда брился…

– Ты сейчас на себя посмотри, а потом с вопросами выставляйся.

Колька порылся в своих лохмотьях и достал круглое ручное зеркальце.

Васильев взял этот неизменный атрибут дамской косметички, и тогда ему стало так плохо, что, держа правой рукой зеркало, он левой потянулся к Колькиной бутылке и сделал пару глотков. Потому что увидел в зеркале Васильев себя самого сорокалетним. Исчезла седина, разгладились морщины и тяжёлые синеватые мешки под глазами испарились неведомо куда.

– Вот, вот, братан! – правильно понял Колька Васильевское молчание. – А ты думал… хаханьки.

– Что это, старина? Как это? – промямлил Васильев и для прояснения мозгов снова приложился в бутылке с тёплым разбавленным спиртом.

– Я тебе скажу, как другу, только ты не перебивай. – у Кольки неожиданно появились менторские интонации. – Ты не перебивай. Сам видишь – я уже кривой и могу забыть что или перепутать.