Дитя чёрного солнца - Алекс Гроу
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А потом случилось третье убийство. Связанный мальчик, лежавший в туалете с бутылкой отбеливателя в животе. Общество решило, что это было дело рук маньяка-убийцы. В подробных отчетах никто даже не упомянул тот факт, что над жертвой жестоко анально надругались. Это было нелепо. Даже в такое время секс оставался табуированной темой для детей.
Таким образом, нас дистаницировали от этих преступлений. В детях всегда видели жертв. Это было частью моего плана и давало мне чувство полной безнаказанности. Но почему-то я чувствовал себя попавшим в ловушку собственного нигилизма.
Однажды, я гулял вдоль берега реки и почувствовал чье-то присутствие, а когда обернулся, увидел эту девочку. С того дня мы не разговаривали. Я остановился. Она поравнялась со мной и тоже остановилась.
"Остановись, пожалуйста".
"Почему?".
"Ты убил человека, который не имел к этому отношения".
"Там не было таких, кто не имел бы к этому отношения".
"Тебя поймают".
"Не поймают. Я уверен".
"Как ты можешь быть уверен?".
"Потому что эта история меня не касается".
"А если я расскажу?".
"Ты не расскажешь. Я уверен".
"Ты прав".
Она посмотрела на меня. Затем она улыбнулась и убежала. Это был первый раз, когда я видел ее улыбку. Вскоре ее нашли повешенной, а рядом сидела ее собачка.
Глава 6. Мальчики.
Нашим убежищем стал заброшенный завод за городом. Мне было четырнадцать. Вокруг меня крутилось двенадцать мальчиков, учившихся в пятых и шестых классах. Я не знаю что тянуло их ко мне. С того "инцидента" прошло несколько лет, и о нем уже никто не говорил. Как будто весь город решил стереть его из коллективной памяти. Конечно, эти дети ни о чем не знали, но они определенно что-то чувствовали. То, что притягивает детей неосознанно. И этим чем-то было смерть.
Я не любил общаться с ровесниками. Хотя я и был подростком, но совершенно не интересовался девочками. Я чувствовал только отвращение, глядя на их уродливо выделяющиеся груди. Я получал удовольствие, в течение часа-другого после уроков наблюдая за играми этих детей. Часто они играли в ковбоев и индейцев. Я разделял их на две группы по шесть человек, называл их "ковбоями" и "индейцами", и заставлял убивать друг друга. Конечно же, я был главой ковбоев. Наши игры всегда следовали реальной истории, поэтому все индейцы в конце погибали. Они бегали голыми, а потом их убивали и снимали скальпы. С горой скальпов под ногами я чувствовал что-то типа экстаза. Это была компенсация убийственных позывов, которые росли во мне после того "инцидента". Я понимал это уже тогда. Когда игра заканчивалась, мы раздевались догола и ласкали друг друга. Это были всего лишь невинные прикосновения, но все определенно чувствовали сексуальное возбуждение. Какое то время мне этого хватало. Они любили меня, а я просто не мог решиться сделать что-либо, что вызовет у них боль или чувство страха.
Однажды они привели ко мне нового мальчика.
"Мы нашли его на станции. Он сказал, что голоден и хочет стать нашим другом". Мальчик был грязный, но очень красивый. Его стройное тело еще не приобрело мужские очертания.
"Он сказал что убежал из дома. Прошла уже неделя, но родители совсем не ищут его. Они ему не разу даже не позвонили". Я спросил его: "Ты голоден?" Он молча кивнул. Я кинул к его ногам булку. Он опустился на землю и поднял ее. Я спросил: "Твои родители оставили тебя?". Тишина. "Они оставили тебя?". Он не ответил. Просто продолжал есть.
Глава 7. Святое причастие.
Честно говоря, я отчетливо понимал, чем был для него этот момент. Он совершенно потерял волю к сопротивлению. Все правильно. Прими меня. Хороший мальчик. Я буду единственным, кто принимает решение.
Я достал нож, и всадил его ему прямо в спину. Еще. Еще. И еще. Брызги крови попадали на мое лицо. Я был весь в крови. Так красиво. Все мальчики молча смотрели. Это был настоящий религиозный обряд. Я срезал куски плоти с его спины и бросал их мальчикам под ноги. "Ешьте. Сие есть хлеб наш". С лицами, мокрыми от слез, они жадно поглощали кровь. Что-то рождалось из этого месива крови, дерьма, семени и плоти.
Мы расчленили его тело и закопали в лесу. Мальчики молча копали. Я чувствовал, как что-то выкристаллизовывается во мне. Это было осознание моего предназначения. Я понял силу своего влияния и желал использовать его.
Глава 8. Дорога к свободе.
Время шло, и вскоре я достиг возраста, когда стал больше и больше походить на взрослого. Тела мальчиков тоже менялись. Они находились в самом прекрасном возрасте. После того дня наши отношения резко изменились. Во-первых, сексуальные контакты стали более откровенными. Они приняли меня. И я принял их. Кроме того, нас больше не удовлетворяла простая игра в убийство. И поэтому...
Сначала мы стали нападать на бомжей. Это оказалось на удивление легко. Мне нравилось, как глаза мальчиков в полумраке светились жаждой крови. Осторожно меняя места, время и способы убийств, мы убили несколько бродяг. Как я и предполагал, полиция практически не расследовала эти дела. Они провели поверхностное расследование и пришли к выводу, что это были разборки между бомжами. Общество тоже не выказывало признаков интереса. Те же самые люди, что подняли столько шума из-за парочки мертвых детей, совершенно не обратили бы внимания, даже если бы все бомжи вдруг погибли. Я ненавидел уродство этого общества. Потом мы стали нападать на случайных прохожих. Это тоже было на удивление легко. Вот как мы делали это. Находили одного прохожего. Как правило, служащего или домохозяйку. Втыкали нож прямо в сердце, чтобы избежать сопротивления. Помните, что сердце находится не совсем слева , как это часто говорят, а ближе к центру, прямо над солнечным сплетением, и воткните нож. Потом мы шли дальше, как будто ничего не случилось. Вот и все. Прошел целый час, прежде чем какая-то шумная женщина заметила труп и устроила сцену. Большинство людей не хотело иметь ничего общего с человеком, упавшим посреди улицы. Для них он был лишь помехой на дороге. Никого из нас не поймали. Полиция была бессильна перед лицом этих немотивированных и несвязанных между собой убийств. Мальчики были довольны этими волнующими играми. Но я чувствовал, что чего-то не хватает. И точно знал, чего именно. "Свободы и ясности." Я был необычным убийцей. Я приказал убить своих родителей не потому, что имел что-то против них. Я просто хотел абсолютной свободы. Я приказывал мальчикам сделать это. Не то чтобы я колебался убить собственных родителей, просто у этого убийства тоже не должно было быть ни смысла ни связей. Я четко придерживался этого правила. Когда я пришел домой, все здание горело. Почему-то слезы потекли по моим щекам. А потом я увидел это. В пламени я увидел очертания толпы из своего будущего. Пламя свирепствовало еще около двух часов, затронув и стены соседних домов. Это был мой семнадцатый день рождения.
Глава 9. Камень преткновения.
После смерти родителей мне достались наследство и большая страховка. Для жизни этого было более чем достаточно. Поэтому у меня не было необходимости заниматься таким бессмысленным и бесполезным делом, как работа. Я был благодарен родителям за это. Но почему-то я чувствовал себя в тупике. Я хотел перейти на следующий уровень после убийства своих родителей, но он оказался таким далеким. Занятие политикой или религией я был уверен, что мне придется замарать руки. Обе альтернативы были для меня одинаково скучны. Я не знал, куда двигаться дальше.
"Что случилось?"
"Ничего, просто..."
"Просто что?"
"Я просто мечтал, чтобы человечество вдруг исчезло"
"Да".
Однажды он подошел ко мне. Его прекрасное лицо было белым, как мел, а все тело тряслось от страха.
"Ты хочешь покинуть нас? Почему?"
"Есть одна девочка, которая мне нравится..."
"Разве с девочками интересно? Ты находишь их интересными" Он молча кивнул.
"Хорошо. Можешь идти. А если ты когда-нибудь захочешь вернуться, я приму тебя с распростертыми объятиями." И он практически убежал.
"Ты уверен?"
"Да, уверен." ... "Мы не преследуем тех, кто хочет от нас уйти."...
"Мы просто стираем все то, что им дорого... "
Глава 10. Иуда.
Я был глупцом. Я нарушил собственное правило. "Убийства должны быть не связаны между собой, не иметь ни причин, ни целей". Я знал, что сделало меня таким глупцом. С рождения я знал только одно чувство, окутывающее меня, как оболочка. Такое неизменное, что я даже не осознала его. Страх. Я чувствовал, будто лишился части тела. И в открытую рану хлынул "мир". Тот "мир", который я больше всего ненавидел и которого боялся. Раньше я чувствовал себя в безопасности под этой оболочкой из страха. Но теперь она стала невыносимой. Я чувствовал себя жертвой насилия. Не он предал меня, не я предал его. Это всего лишь мой разум. Было уже слишком поздно. Я оказался в тупике. Я наказал девушку. Почему я не убил его? Почему понадеялся, что он вернется ко мне? И он вернулся. Ради мести. Он встал передо мной. А потом опустился на колени.