Проклятый род. Часть I. Семья железного старика. - Иван Рукавищников

Учился Иван Сергеевич в Дворянском институте, потом в реальном училище, экзамен за гимназический курс сдал экстерном. Одновременно он с большим увлечением занимался в художественной школе нижегородского фотографа-художника А. О. Карелина и считал живопись своим главным призванием, хотя уже писал стихи и даже публиковал их в «Нижегородском листке» и других волжских газетах. Его причисляли к декадентам и за стихи поругивали. Одним из первых сделал это А. М. Горький, пригласив его к себе.

Об этой встрече, состоявшейся в 1896 году, Иван Рукавишников оставил воспоминания. Отозвавшись критически о стихах, Горький одобрил прозу - повесть «Семя, поклеванное птицами». Беседа была непринужденной. «Интересно, - пишет Иван Сергеевич, - что Алексей Максимович не коснулся в беседе домашней моей обстановки. То есть не говорил об этом словами. Но эта тема чувствовалась в воздухе. Оба мы на это осторожненько намекали. Я был белым вороном, вернее вороненком. Таким же белым вороном, только из другой стаи, был Горький. Общество не ожидало писателей из той среды, куда забросила меня судьба, и из той среды, куда забросила Горького, и много еще лет потом доводилось мне слышать за спиной: - Это тот, отец которого... Это тот, дед которого... Это тот, дом которого...».

Горький какое-то время протежировал Ивану, о чем свидетельствует письмо Алексея Максимовича к редактору «Журнала для всех» В. С. Миролюбову в апреле 1898 года, где он рекомендует Рукавишникова: «Первый рассказ его - очень задушевная штука! Пошлю Вам. Денег автору не требуется, ибо у него папашка - миллионщик».

К концу 90-х годов Иван Рукавишников уезжает в Петербург, где учится в Археологическом институте и занимается литературной деятельностью. Среди его знакомых Короленко, Бальмонт, Сологуб, Цветаева. Его книги не ускользают от внимательного критического взгляда Валерия Брюсова. Александр Блок в частных письмах предлагает Рукавишникова для участия в поэтических вечерах. С первого года существования Союза писателей Иван Сергеевич был туда избран. Он неоднократно бывал за границей: как в Европе, так и на Востоке. Много писал, много издавался. Всего у него вышло более двадцати книг, правда некоторые из них были не более 20 страниц и большинство мизерными тиражами, как, впрочем, у многих поэтов тех лет.

Октябрь 1917 года застал Ивана Сергеевича в Нижнем Новгороде. Весной 1918 года он вместе с братом Митрофаном активно зани­мается созданием городского музея в их прежнем доме на Откосе, который по постановлению исполкома Нижегородского совета был передан под музей. Он вместе с братом входит в художественную комиссию по его организации, затем в созданный при губернском ГУБОНО подотдел искусств.

Тогда же братьями Рукавишниковыми была выдвинута идея создания в Нижнем Новгороде Дворца искусств, но она была признана несвоевременной. Иван Сергеевич все-таки организовал и возглавил Дворец искусств, но... в Москве, и заведовал им до его закрытия в 1921 году. С 1921 по 1924 год он преподавал стиховедение в ВЛХИ им. Брюсова, а позднее на Высших гослиткурсах. В 1930 году он скончался.

Наибольшую известность принес ему роман «Проклятый род», который начал публиковаться журналом «Современный мир» с первого номера 1911 года. В семи последующих номерах были напечата­ны две части: «Семья железного старика» и «Макаровичи». По свидетельству писательницы Н. Крандиевской-Толстой роман был встречен читателями недоброжелательно, поэтому его издание было прервано, хотя с ее точки зрения это была талантливая вещь при «всей ее сумбурности». В следующем году петербургская фирма «Освобождение» издает роман полностью с добавлением третьей части «На путях смерти», а в 1914 году роман переиздается в Москве. В 1928 году, к сожалению, издается одна только первая часть.

Одним из первых, кто подверг роман критике, был К. И. Чуковский. Он даже не дождался его окончания и в литературном обзоре, опубликованном в сентябрьском номере газеты «Речь» под названием «Проклятый род», едко высмеивает перенасыщенность романа страхом смерти. «Ужели и вправду в Нижнем все купцы только тем и заняты, что предаются смертному трепету?... Десятки раз упоминается определение «черный» - «черная дыра отчаяния», «черный страх», «черная пустота», «черное крыло птицы страха», «черная тень», «вихри черные»... И т. д., и т. д...». Он отмечает, что «хроника, сказание широкое и ровное, написано неврастенически, часто почти в истерике». Однако он вынужден признать, что «когда привыкаешь к языку романа, научишься его не замечать, пред тобою выступят образы такой психологической значительности...». И далее: «Роман повествует о современном купечестве и тем, так сказать, заполняет пробел в нашем познании России...».

Критики приняли роман неоднозначно. Отмечая в нем яркие красочные картины живой современности, в упрек автору ставили излишнюю растянутость, вычурность и манерность изложения.

Современный читатель романа не знает, так как он стал недоступен в связи с гонениями на литературу, выходящую за рамки соцреализма. Его изъяли из библиотек, он стал библиографической редкостью. А интерес к нему не ослабевал. Ведь сведения о жизни и деятельности семейства Рукавишниковых питались преимущественно воспоминаниями нижегородцев-старожилов, а также слухами и домыслами. При таком дефиците информации некоторые исследователи прошлого грешили неправомерным использованием текста ро­мана, принимая художественный вымысел за реальные факты, не имея к тому достаточных оснований, и сейчас уже трудно отличить одно от другого, не зная романа.

Многие Рукавишниковы узнаются в романе. Это, прежде всего, Макар, «железный старик». Он умирает в начале романа, но незримо присутствует на его страницах. «Породил железный старик семерых сыновей себе на утешение, делу великому на подпору...» и дальше: «Коли я на прахе воздвиг не малое, как сынам воздвигнутого не уберечь?». Он как судья является сыновьям в полусне, в полубреду в драматические минуты их жизни. Так приходит он, гневный и осуждающий, в тюремную камеру к посаженному за изнасилование сыну Вячеславу. Не видя в старшем, Семене, достойного своего преемника, он часто является к нему и грозит: «Не спи! Не спи! Или все благопо­лучно у вас тут?».

Старший сын Семен, в котором читатель узнает Ивана Михайловича Рукавишникова, в романе бесцветен, неинтересен, часто жалок. Только в конторе он чувствует себя спокойно, комфортно. Как делец он состоялся, но человеком остался скучным. Даже будучи тяжело больным, он отказывается от поездки за границу для лечения, опасаясь своим отъездом повредить делам пошатнувшейся фирмы: «Уеду - что скажут? Убежал, скажут. За границу убежал. Кредит падет».

Самый умный и энергичный среди сыновей «железного старика» - Макар, в нем легко узнается Сергей Михайлович. Это фантазер-строитель. Как только он получил после смерти отца свободу в действиях и деньги, то задумал удивить родной город дворцом, который бы стоил миллион рублей, - ни больше, ни меньше. Затем он пустился в новые строительные предприятия и разорил бы таки семью, если б ее не выручала фирма, на страже которой стояли Семен и Раиса, жена Макара. В их распоряжение поступали всеми правдами и неправдами капиталы других, умирающих и гибнущих сыновей «железного старика».

Среди братьев наиболее узнаваем Корнут (в жизни - Митрофан Михайлович). Его детская мечта о том, чтобы на его пышных похоронах за гробом несли многочисленные ордена и медали, осуществилась. Он расчетливо вкладывал свои деньги в различные благотворительные акции, получая за это награды, чины и почести.

Понимая подоплеку благотворительной деятельности брата, Макар считает, что своим строительством он делает для людей больше - он дает им работу, а следовательно и достаток. Любопытны его рассуждения: «Если я им сегодня школу, завтра съезд... Так они ведь потом сукины дети гвоздь собственноручно забить поленятся... Народа ты нашего нестоящего не знаешь. Ведь если какое-нибудь дело в час сделать или сутки клянчить, чтоб сосед сделал, что, русский оболдуй выберет? Конечно сутки без шапки простоит, спину выгнувши у чужого крыльца».

Нижегородская земля имеет немало литературных произведений, отражающих в художественной форме ее прошлое. Это целая библиотека. Здесь и мир старообрядчества в знаменитых романах Мельникова-Печерского, и губернская провинция, описанная П. Д. Боборыкиным, В. Г. Короленко, М. Горьким, и исторические книги Валентина Костылева, и так вплоть До произведений Николая Кочина о двадцатых-тридцатых годах нашего столетия и до страниц наших сегодняшних писателей...

С этой же полки «нижегородских былей» и роман Ивана Рукавишникова. Для понимания сегодняшнего дня и самих себя совсем не лишнее знать историю своей земли, историю своих предков. Надеюсь, что эта книга поможет вам в этом. Роман «Проклятый род» ждет своих читателей и исследователей.