Сорока Джон и Похититель душ. Вор против Вора - Александр Александрович Винниченко

вполне хватало разок заглянуть в удивительные карие глаза этого чумазого мальчика. Вдобавок ко всему, его худо-бедно подкармливали работяги со свалки. Пользуясь этой незамысловатой схемой, Сорока замечательно (на его взгляд) дожил до 10-ти лет.

Руками демонстрируя Умнику размеры пойманной им рыбы, Джон также демонстрировал свои вечно поцарапанные бродячими котами и выпачканные в машинном масле руки. Он просто обожал технику и все что с ней связано. Извечная полоска мазута где-нибудь на щеке – визитная карточка упорного будущего техника, часто потирающего в кропотливом процессе лицо. К сожалению, в силу малого возраста, у Джона пока лучше выходило разбирать, чем собирать что-либо. Но и этот процесс, также как и сборка, требует немало концентрации и усидчивости, чего обычно недостает совсем зеленой пацанве. Выглядел он, как любой другой нищий мальчишка: смолянистые вьющиеся волосы, что все время лезут в глаза; обветренная грубая кожа, потемневшая в результате длительного воздействия уличных ветров и палящего небесного светила; поношенная и растянутая, но все еще горячо любимая серо-голубая футболка с дельфинами; черные короткие шорты, резиновые шлепки и небольшая прямоугольная картонная коробочка размером 30х10 см, не более 10 см толщиной. Эта коробочка была его самым большим сокровищем, обнаруженным Джоном в одном из бардачков старой Шевроле. На коробке была надпись на иностранном языке – один из работников свалки был иммигрантом из бывшей России и смог перевести надпись Джону.

– Здесь написано: «Универсальный молоток. Министерство тяжелого машиностроения. СССР». А вот здесь, под рисунком: «ГОЗ – ЦКТИ г. Ленинград, Дорога в Сосновку, дом 16/1».

Слова работника надолго засели в голове мальчика. «Ну что это еще за дорога в Сосновку? – задавался он вопросом. – Как она выглядит? Наверняка там много зелени, деревьев и редких птиц».

Содержание коробки было следующим: небольшой металлический молоток, насадка которого состояла из ударной части с одной стороны и гвоздодера с другой. В полой цилиндрической рукоятке универсального молотка размещалось пять насадок: плоская и крестовая отвертки, сверло, шило и стамеска. Насадки длиной не более восьми сантиметров можно было легко извлечь, открутив круглое основание рукоятки. Замена происходила следующим образом: открутив по часовой молотковую часть от рукоятки, поместить необходимую насадку внутрь верхней части металлической трубки и закрепить насадку, максимально вкрутив небольшой болтик в специальное отверстие расположенное чуть ниже в трубке. Стержень болтика попадал в специальный паз насадки, прочно закрепляя её, что не позволяло ей играть в стороны. Еще в коробке были две продолговатые насадки-напильника – и все это в совокупности с пожелтевшей коробкой представляло собой самое большое и любимое сокровище десятилетнего мальчика.

В целом Сорока был обычный мальчуган, но глаза… Глаза сильно выделяли его среди бездомных. «Иногда сама себя ловлю на этом. Сидишь, значит, и ждешь. Вот он – момент – когда этот взгляд настигнет тебя: густые черные ресницы распахиваются, а под ними – ну точно два колодца! Глубокие такие… темные… они притягивают тебя против твоей воли. А на дне колодцев, кажется, ангелы притаились. И смотрят ангелы не в глаза тебе, а в саму душу и все видят. Все твои добрые поступки и все скверные. От того мурашки по спине бегут, и становится щекотно внутри» – так отзывалась о Сороке Джейн, старшая дочь владельца местного более-менее приличного бара «Бессонница». Именно Джейн, кстати, и натолкнула местных ребят на прозвище, ныне принадлежащее Джону. Ранее он был известен как Беспалый, но об этом чуть позже.

Сорока Джон Хаф на дух не переносил алкоголь, но в Бессоннице бывал частенько. Для нищего тощего воришки это место являлось практически жизненно необходимым, наверняка одним из основных источников пропитания. Проникая в заведение по своим секретным узким лазам, Сорока как змей появлялся и исчезал под скатертями старых деревянных столиков. Действуя быстро, цепко и бесшумно, он представлял себя опасным хищником. В основном, его добычей становилась еда. Недавно поданные или давно позабытые закуски, блюда, булки, или молоко (особенно молоко) были обречены. Но случалось и такое, что на каком-то столе или в кармане пиджака, размещенного на спинке стула беспечным владельцем, может оказаться драгоценная блестяшка: кольцо, серьга, бумажник, брошь или, как часто бывает, телефон. Посетители нередко отвлечены какими-то важными делами в интернете, и именно в этот момент они максимально уязвимы. Естественно, нередко случалось быть пойманным. Когда конфликт касался еды, то Сороке достаточно было прибегнуть к двум глубоким колодцам, освободить пару слезинок и попросить прощения. Но когда речь шла об украденных драгоценностях, то тут уж как ни выкручивайся, а все равно твой воротник окажется в крепкой руке мистера Норсвуда, хозяина «Бессонницы».

Гарри Норсвуд был человеком сурового нрава и представлял собой образец мужественности и характера. При весе в 125 килограмм и росте 220 сантиметров он мог вполне серьезно побороться с быком. Его крепкие руки и плечи были насквозь пронизаны прочными жилами, а широкая спина едва проходила в дверь. Этот мужчина дорожил своей красивой пышной бородой, цветом напоминающей медно-бронзовый сплав, но на голове волосы вовсе не берег. Она была гладко выбрита и в совокупности с высоким лбом приобретала форму полусферы. В прошлом Гарри был лесорубом, потому, как и любой другой уважающий себя дровосек, сохранил привычку держать лицо кирпичом, не расточая мимолетные эмоции направо и налево. Посетителей всегда забавляло, когда здоровенный титан Норсвуд в гигантских штанах, закрепленных на середине живота таким же гигантским коричневым ремнем, шагал через весь зал к выходу, держа попавшегося в капкан его стальной руки бездомного сорванца, напоминавшего мелкого котенка, смиренно застывшего в зубах мамаши-кошки. Наблюдая за этой картиной, работающая за барной стойкой Джейн, огорчённо хлопнув в ладоши и качая головой, проговаривала: «Вот ведь сорока, а?!». Ей было жалко мальчишку, но и перечить отцу она не решалась. И дело вовсе не в том, что Джейн была робкой и трусоватой 20-ти летней девочкой, а в том, что никто никогда не решался перечить Гарри Норсвуду. С тех самых пор прозвище «Сорока» прочно прилипло к Джону.

– Тогда-то я не подозревал, чем придётся заплатить за сома, – тяжело вздыхая, продолжал рассказ Сорока, – Клянусь всеми своими целыми пальцами – еще ни одна рыба не требовала от меня такой решимости!

– Дальше-то что было? – нетерпеливо давил Умник. Он отлично знал, чем заканчивается история, и уже тысячу раз слышал её, но ему нравилось переживать этот момент с Сорокой снова и снова, т.к. с «правильными» мальчиками, как говорит его мама, таких злоключений никогда не случалось. Родители прикладывали максимум усилий, дабы избежать подобного.

– Дальше? – Джон Хаф снова вскочил с места и стал наглядно движениями рук и