Соломантик - Стиг Лейф

Я почувствовал себя только что вылупившимся птенцом. «Думаешь, у меня получится? Что если… то есть, хватит ли мне сил?» Внутри бушевал ураган.

Старик отпустил мою руку и снова рухнул в кресло. «Я внимательно наблюдал за своими детьми и внуками, но ни у кого не было нужных способностей или жажды чего-то нового, что позволило бы вырваться из западни Закона Янте. Они погрязли в безопасности и комфорте повседневности, отказываясь выглядывать дальше местных газет». Он покачал головой и невидящим взглядом уставился в пол.

Я не знал, что ответить, все еще пытаясь разложить по полочкам то, что только что услышал. Залпом выпив лимонад – одной проблемой меньше – поставил бутылку на вощеную скатерть.

Старик кашлянул и стал вращать в пальцах трость, описывая круги. «Жажда большего заставит тебя ежедневно бороться с самодисциплиной и разочарованием, потому что ты знаешь, что мог бы сделать что-то великое, если бы только знал, что. Но узнать это можно лишь методом проб и ошибок». Он ткнул в меня тростью и сказал, «Я не требую от тебя определенного образа жизни, потому что внутренняя жажда – если она достаточно сильная – все равно не позволит жить так, как большинство». Он быстро сплюнул, не целясь – плевок ударился о стенку ведра и медленно стек на пол. Очередная жалкая подача.

«В твоей жизни будет много моментов высшего счастья. В ней также будет много длинных, трудных дней, когда придется не давать себе увязнуть в самобичевании, лени и посредственности. А еще будет своя порция боли и страданий, которая – если грамотно воспользуешься уроком – многому научит, потому что тебе необходимо понять, что есть светлая и темная боль. Темная боль калечит, заставляя терять самого себя, в то время как светлая позволяет расти».

Он прочистил горло, и я понял, что старик хрипнет, что было, в общем-то, не удивительно, учитывая, с каким запалом тот толкал свою речь. Он снова вытер рот рукавом, чувствуя, как по уголкам стекает сок, затем слегка почесал небритый подбородок.

Я находился в полном оцепенении, а в голове стоял ужасный шум.

«Однако», сказал прадед еще громче. «Самого по себе хорошего образования недостаточно. Диплом с хорошими оценками и постоянная работа конторской крысы до самой пенсии не принесут тебе пользы. Недостаточно просто много знать о том, что открыли другие. Понимаешь? Нужно самому созидать что-то – показать пример, ясно? Запомни, нельзя жить за счет чужих достижений».

«А еще нужно приносить пользу, а не просто слоняться по углам, хвастаясь своими знаниями, ясно? Слишком много людей бесцельно носится с амбициями, на деле представляя собой всего-навсего чертовы пустышки. Ах, да». Он тяжело вздохнул.

«Всегда было и будет множество тех, кто вынашивает в себе мечту и жажду делать что-то другое, просто недостаточно сильную. Они притупляют разочарования самообманом, оборачивают ложью и хоронят свои мечты. Начиная лгать себе, они застревают по жизни на одном месте. И однажды эти постаревшие, ожесточенные люди возненавидят себя, лелея обманутые мечты. Так же, как и многие люди, с которыми столкнет тебя судьба, они поддерживают Закон Янте. Не становись одним из них! Будь верен себе и своим мечтам!»

Старик дышал открытым ртом, и его грудь то и дело тяжело вздымалась под напором раскрывающихся легких. Наконец, снова расслабившись, он открыл глаза.

Наверное, на лице у меня был написан парализовавший сознание ступор, потому что прадед внезапно рассмеялся и ткнул в меня своей тростью.

«Выше нос», смеясь, он закашлялся. «Просто расслабься и позволь жизни идти своим чередом, а понимание придет само. Поверь мне, сынок!» Он облокотился на подлокотник и отправил в ведро самый крупный плевок за сегодняшний вечер.

Бам! Отличная подача! Вперед, прадéда…

«Но послушай, сынок, когда тебе станет одиноко, а такое ощущение будет появляться часто, просто подумай, что тебя произвели на свет двое, четверо произвели на свет твоих родителей, и восемь человек родили тех четверых. То есть, пять сотен лет назад потребовалось полмиллиона людей, чтобы произвести на свет потомство, которое сошлось на тебе. Поэтому, когда станет одиноко, просто подумай обо всех тех людях, которые нашли свое продолжение в тебе».

Я ощущал себя сидящим у экрана, с открытым ртом, ловившим откровение из поставленного прадедом фильма.

Завизжал дверной звонок, возвращая меня в реальность. Я поднял задницу со стула, продолжая таращиться на старика.

«Сядь, у нее есть ключ».

«Что… Кто? У кого есть ключ?» спросил я.

Щелкнул замок, и по квартире эхом покатилось приветствие.

Старик казался довольным, в пику моей растерянной, глазеющей на него роже.

«Моя сиделка», прошептал он. «Сиськи просто отпадные». Он похлопал меня по колену.

Улыбнувшись, я ответил. «Круто».

«Всегда прошу ее поправить мне в кресле подушку за спиной, чтобы полюбоваться ее восхитительной ложбинкой и вспомнить молодость. О, да, это зрелище подымает настроение на весь остаток дня».

На миг в его глазах загорелся юношеский азарт. «Если перестать подглядывать, то и до гробовой доски недалеко, сынок».

Широко улыбаясь и буквально излучая распиравшую ее энергию, девушка вошла в гостиную, снимая пальто. Как и во всем остальном, старик знал, о чем говорил. Я подал ему знак, показав ОК указательным и средним пальцами, пока она набрасывала жакет на спинку стула.

«Я же говорил», пробормотал тот.

Сиделка обернулась. «Простите, что?»

«О, ничего. Я просто прощался со своим правнуком».

«Да, наслышана о тебе», ответила барышня, пустившись в пустую болтовню из разряда «рабочие клише».

«Я провожу тебя до двери», произнес старик, с большим трудом поднимаясь. Сиделка взяла его под руку и рывком подняла с кресла. Я хихикнул, когда его взгляд скользнул в декольте ее рубашки.

В прихожей мы пожали друг другу руки.

«Однако должен предупредить», сказал прадед. «Тебе придется бороться не только против всего мира, что уже достаточно паршиво. Самые коварные козни будет строить твоя же семья». Он тростью разгладил складку на ковре. «И не потому, что твои родственники злые или желают тебе зла – во всяком случае, не осознанно – но, если ты докажешь, что можно жить по-другому, с другими ценностями, если поставишь под сомнение их образ жизни, им может показаться, что они зря потратили свои годы. И, конечно, следует понимать, что они не могут позволить себе подобное, поэтому, из страха перед тобой и перед собственными чувствами, они будут нападать, чтобы ты не мог воскресить их мечты. Посему именно тебе временами будет казаться, что ты зря тратишь свою жизнь, делая другой выбор. Глупо, но большинство из них будет радоваться твоим ошибкам, потому что они так привыкли, а еще потому, что не смогли воплотить в жизнь собственные мечты, понимаешь? Посему, будь осторожен, парень!»

Я открыл рот, чтобы ответить. Прадед перебил меня.

«Хватит разговоров на сегодня. Не думай о том, что я сказал, все со временем утрясется само. Просто наслаждайся жизнью, напейся и развлекись с какой-нибудь красоткой. Все придет в свое время».

Я стиснул его руку, и он вернул рукопожатие. После пары неудачных попыток совладать с замком мне все-таки удалось открыть дверь. Старик похлопал меня по плечу, когда я уже выходил в проем. Стены эхом отразили звук захлопнувшейся за спиной двери.

В следующий раз я переступил порог этой квартиры, когда прадед уже отправился в мир иной. Сиделка пыталась достучаться ко мне все утро. Когда я, наконец, прочитал ее сообщение, старика не было в живых. Я сразу отправился к нему и вошел в квартиру как раз, когда сиделка с медсестрой одевали его в «красивый» костюм. Он хотел быть похоронен именно в этом. Я перепугался до полусмерти, поскольку никогда раньше не видел покойников. Окно в спальне было распахнуто настежь, шторы трепетали на ветру, то закрывая колючий и холодный дневной свет, то отодвигаясь и пропуская его в комнату.

«Поможешь одеть его в костюм?» спросила сиделка.

Я посмотрел на нее, а она взяла меня за руку и подвела к постели. Остановившись у изножья, я взглянул в его лицо.

«Он выглядит незнакомым. С трудом узнаю старика».

«Твой прадед вполовину похудел перед смертью, хотя, в остальном, все старики выглядят почти одинаково, независимо от пола», пробормотала медсестра, стоя с противоположной стороны кровати.

Сиделка провела меня вдоль постели, все еще держа за руку, и остановилась у изголовья. Теперь узнать прадеда стало проще, хоть и ненамного. С приоткрытым ртом он напоминал лысого, мертворожденного птенца. Кожа по цвету сливалась с когда-то белой, но пожелтевшей от времени стеной.

«Если будешь поднимать и придерживать его, мы быстро наденем костюм».

Я окинул взглядом медсестру и пробормотал. «Хорошо. Только скажите, что делать».