Белые ночи, черная месть - Алина Егорова

Лена почти не пила, и чувствовала себя на собственном «девичнике» не в своей тарелке. Она никогда еще не бывала на студенческих пирушках и представляла их иначе.

– Потанцуем? – Лева протянул ей руку, приглашая на танец. Лена от неожиданности вздрогнула: как тут можно еще и танцевать? У нее не нашлось нужных слов, и девушка лишь молча захлопала длинными ресницами. Парень счел это за кокетство и повторил ангажемент.

Танцевать Лене не хотелось, но она не стала ломаться. Изрядно набравшийся Лева, кавалером был, мягко говоря, не важным. Он топтался на месте, то и дело, норовя прижать девушку к себе. Лена пыталась отстраниться, но сил не хватало. Когда Лева оторвал ее от пола, чтобы исполнить какую-то хореографическую композицию, Лена в ужасе вжала голову в плечи: теперь ее главной задачей стало не упасть. Вроде бы все обошлось: Лева явно был не в форме для переноса тяжестей, и вскоре вернул партнершу на землю.

Покрасневшая от смущения, она поспешила к выходу. Лене было душно и очень стыдно за этот танец и за то, что она оказалась в неприлично пьяной компании. На пути стоял очередной кавалер – Витька из параллельной группы. В одной руке он держал стакан с портвейном, другой пытался ухватить Лену под локоть.

– Приглашаю! – промычал он и решительно поставил стакан на картонную коробку.

Лена в отчаянии выбежала прочь. Она миновала небольшой коридорчик, затем через холл направилась к выходу. Подергала ручку – дверь оказалась запертой. Все верно, ее закрывают после шести. Нужно идти через цех – там есть еще один выход, который запирается изнутри на засов, через него наверняка можно выйти.

Огромный неуютный зал с высоченным потолком, освещаемый лишь светом, что просачивался сквозь пыльные окна. Остановленные машины блестели холодным металлом. Лена спешно шла по цементному полу, и стук ее каблуков эхом разносился в пространстве. Вокруг ни души – от этой пустоты становилось тревожно и еще сильнее хотелось выбраться на улицу. Внезапно послышались чьи-то шаги и шорох. Шаги звучали тихо, и от этого ей сделалось совсем страшно. Лена остановилась, прислушиваясь – звуки прекратились. Девушка испуганно оглянулась – никого. Не мерещится же? Она хотела побежать, что было сил, но чья-то рука упала ей на плечо. В горле вдруг образовался комок, и вместо крика получился лишь тихий, надломленный сип. Душа ушла в пятки, сердце колотилось, Лена медленно обернулась и изумленно распахнула глаза: перед ней стоял Гошка.

– Ты? – девушка не знала сердиться или радоваться. С одной стороны, ничего страшного не случилось и можно облегченно вздохнуть, а с другой, парень ее ужасно напугал и заслуживал негодования. Лена решила не возмущаться – что толку обижаться на глупые игры?

– Ты подумала над моим предложением?

– Над каким предложением? – не поняла Лена. О чем это у них с Гошкой был разговор? Что-то страх совсем выбил ее из колеи и теперь мешает соображать.

– Замуж за меня выйдешь?

Глупая игра продолжалась, только ей, Лене, участвовать в ней совершенно не хотелось, а хотелось скорей попасть домой. Она собралась сказать горе-жениху, что думала об этой, не ко времени устроенной им, затее, но, наткнувшись на прямой, сверлящий взгляд, осеклась.

– Гоша, пойми, все уже решено. Я люблю Мориса…

– Со старостой обжиматься это не помешало? И мне тогда тоже можно. Я, что, хуже других? – он схватил девушку за руку и потащил за собой. Лена звала на помощь, брыкалась ногами, пытаясь освободиться, но парень держал крепко. Он доволок девушку до кушетки, обитой дерматином, и повалил лицом вниз. Лене удалось высвободить левую руку. Она схватила, оказавшуюся на полу бутылку с какой-то жидкостью, как кошка вывернулась, и, глядя в глаза противнику, попыталась его ударить. Гоша увернулся от удара и захватил руку с бутылкой. Лена вскрикнула и разжала пальцы.

– Убить меня хотела? – зловеще усмехнулся парень. Он угрожающе потряс несостоявшимся орудием убийства над Леной. Плохо закрытая резиновая пробка соскочила, и жидкость стала выплескиваться наружу. Первые капли упали девушке на руку, на которой тут же образовались огромные красные волдыри. Лена закричала от боли, но раззадоренный Гоша не придал этому значения – он нарочно плеснул из бутылке ей в лицо. – Успокойся, родная, – прорычал он с ухмылкой, но в следующую секунду ужаснулся: лицо девушки мгновенно покрывалось красными язвами, они шипели и пузырились, как погашенная уксусом сода. Лена хрипела. Ее кожа горела, превращаясь в месиво. Гоша растерянно смотрел на страшное зрелище, и еще не понимал, что натворил.

       2007 г.

За окном висела полная луна на светлом небе белой ночи. Плотные шторы покачивались на ветру. На стенах лежали блики свечи и тени. Нина сидела за кухонным столом, сильно сутулясь. Она рисовала на листе женскую фигурку: вывела глаза, нос, губы – это ее соперница. Губы получились с опущенными уголками, на щеках слезы – пусть разлучнице будет горько. Затем вырезала фигурку и поднесла к свече, приговаривая чуть слышно:

- Поутру встает солнце красное, а как ночь придет – луна нежная.

Солнце красное – распрекрасное, луна нежная безмятежная.

И никогда они не встречаются, вместе нам не являются.

Так пусть Инна с моим милым не встретится, никогда она с ним не слюбится.

Как сказала я, так и сбудется.

Бумага свернулась и превратилась в черный пепел, пламя приблизилось к длинным суховатым пальцам, собираясь их обжечь, но женщину это не пугало – она заворожено смотрела, как уходит в небытие соперница. Потом пепел полетел в форточку - на семь ветров, как этого требовал ритуал. Нина задула свечу, она еще долго оставалась сидеть в темноте, задумчиво глядя в окно.

- Вот, разгильдяи! Опять свет не погасили, - шлепая по коридору разношенными сандалиями, ворчал охранник, дед Савелий. Ему было восемьдесят два года, и он работал в этом здании уже полвека, сначала служащим, говорят, даже занимал достаточно высокий пост. Потом, его карьера пошла под горку – дед Савелий большую часть своей жизни провел в сторожах. Когда-то в этих стенах располагалось управление завода. Завод закрылся, и помещения управленцев отдали под курсы повышения квалификации. Курсы сменились мелкими предприятиями: мастерская по пошиву одежды, мини-пекарня, автомагазин, ломбард, ремонт обуви – чего только тут не было. Потом, корпус признали аварийным, и он какое-то время простаивал необитаемым. В последние годы в здании произвели косметический ремонт и присвоили гордое название «Бизнес-центр». Дед Савелий прибился к  архитектурной мастерской «Камея» и теперь охранял ее немногочисленные помещения.

Девятый час. Последние трудоголики давно покинули свои рабочие места. Лето, на улице красота – сотрудники предпочитали в офисах не засиживаться. Дед Савелий по многолетней привычке в это время совершал обход вверенной ему территории. Он уже обошел почти все коридоры, холлы и закутки, подергал ручки комнат – порядок, все заперто. Как всегда, сопел и бормотал что-то себе под нос. В безлюдной тишине звуки, издаваемые старым сторожем, распространялись на все большое крыло, занимаемое архитектурной мастерской.

«Совещание что ли?», – подумал дед Савелий, подходя к последней комнате, из-под двери, которой пробивалась узкая полоска света. Он подошел и осторожно потянул за белую металлическую ручку. Дверь оказалась не запертой и бесшумно отворилась.

- Вот, разгильдяи! – повторил дед Савелий свое любимое ругательство. -  Он собрался восстановить порядок: погасить оставленный безалаберными сотрудниками свет и запереть дверь на ключ, как вдруг его дальнозоркий взгляд привлекла внимание чья-то рука. Рука с наманикюренными короткими ногтями и рюшей на запястье, безусловно, принадлежала женщине. Кисть неподвижно лежала на клавиатуре, будто что-то собиралась напечатать.  Дед Савелий, ахнув, подошел ближе.

- Ну и дела! – За рабочим столом, на полу, опираясь спиной на кресло и опустив голову,  сидела молодая женщина.

- Инночка! Что ты там сидишь, моя хорошая?! Ну-ка, поднимайся, куколка! – Он взял женщину за плечи и попытался поднять.  Потом, тревожа каштановые локоны, заглянул ей в лицо. Глаза закрыты, щеки бледные, тонкая полоска губ.

- Что же ты это, деточка, вздумала? – бормотал дед Савелий. Он хлопотал вокруг Инны, пытаясь привести ее в чувства, но его действия оказались напрасными - женщина была мертва.

Дед Савелий набрал номер скорой, не желая верить в необратимость случившегося. Он надеялся, что Инна вот-вот задышит, дрогнут ее подкрашенные ресницы или пошевелятся пальцы.

Инна Вишнева сидела неподвижно, обхватив виски ладонями. В голове шумело, эхом отзывались голоса: «Из-за парты не успела выскочить, а уже нос задрала…. Зуб даю, не обошлось без любовной связи, прости господи…. И смотрит на всех свысока, словно стоит на вершине горы, а остальные внизу барахтаются. Мы теперь гордые, мы при должности…. При должности, при должности, при должности…».