01 Ведьмы. Творцы заклинаний - Терри Пратчетт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Слушай, – окликнул его кузнец. – Ты бы лучше объяснил мне, как правильно воспитывать волшебника. Видишь ли, в наших краях волшебников отродясь не бывало и…
– Все уладится само собой, – любезно заверил его Биллет. – Магия привела меня к тебе, она же позаботится обо всем остальном. Так оно обычно бывает. Кажется, я слышал крик?
Кузнец поднял глаза к потолку. Сквозь шум дождя до них донеслись звуки, издаваемые парой новеньких, работающих на полную мощность легких.
Волшебник улыбнулся.
– Пусть его принесут сюда.
Кошка у него на коленях уселась и заинтересованно уставилась на широкую дверь кузницы, а потом, когда кузнец подошел к лестнице и окликнул тех, кто был наверху, соскочила на пол и неторопливо удалилась в противоположный угол, мурлыча как ленточная пила.
По ступенькам спустилась высокая худая женщина, держащая в руках нечто, завернутое в одеяло. Кузнец торопливо повел ее к волшебнику.
– Но… – запротестовала она.
– Это очень важно, – напыщенно перебил ее кузнец. – Что нам делать теперь, господин?
Волшебник поднял свой посох. Посох достигал в высоту человеческого роста и был толщиной с Биллетово запястье. А еще его покрывала резьба, которая (кузнец аж моргнул) менялась прямо на глазах, будто не хотела, чтобы посторонние видели, что именно она изображает.
– Ребенок должен взять его в руку, – сказал Драм Биллет.
Кузнец кивнул, покопался в складках одеяла и, отыскав там маленький розовый кулачок, осторожно направил его к посоху. Крошечные пальчики крепко обхватили отполированное дерево.
– Но… – вмешалась повитуха.
– Все в порядке, матушка, я знаю что делаю. Она ведьма, господин, не обращай на нее внимания. Так, что теперь?
Волшебник не ответил.
– Что нам делать те…
Кузнец, осекшись, наклонился и вгляделся в лицо старого волшебника. Биллет улыбался, но одним богам было ведомо, что показалось ему таким забавным.
Кузнец сунул ребенка лихорадочно мечущейся женщине, как можно более уважительно разогнул тонкие бледные пальчики и высвободил посох.
Посох был странно маслянистым на ощупь, словно статическое электричество. Само дерево казалось почти черным, но резьба светлыми пятнами выделялась на нем и резала глаз, стоило попробовать к ней присмотреться.
– Ну что, доволен собой? – спросила повитуха.
– А? О да. По правде говоря, да. А что?
Она откинула складку одеяла. Кузнец взглянул вниз и сглотнул.
– Нет. Он же сказал…
– А что ОН мог об этом знать? – презрительно хмыкнула матушка.
– Но он же сказал, что родится сын!
– По мне так это не похоже на сына, приятель.
Кузнец тяжело хлопнулся на свой табурет и обхватил голову руками.
– Что же я натворил?! – простонал он.
– Ты подарил миру первую женщину-волшебника, – отозвалась повитуха. – А сто это у нас здесь? Сто это за плелесть?
– Чего?
– Я разговаривала с ребенком.
Белая кошка замурлыкала и выгнула спину, словно ласкаясь к старому другу. Самое странное, никого рядом с ней не было.
«Какой же я дурак, – произнес чей-то голос, но слова эти не мог услышать ни один смертный. – Я думал, магия сама знает что делать».
– ВОЗМОЖНО, ТАК ОНО И ЕСТЬ.
«О, если бы я мог что-нибудь изменить…»
– НАЗАД ХОДУ НЕТ. НАЗАД ХОДУ НЕТ, – прогудел глубокий, тяжелый голос, похожий на грохот закрывающихся дверей склепа.
Струйка небытия, которая некогда была Драмом Биллетом, задумалась.
«Но у нее будет куча проблем».
– НАСКОЛЬКО МНЕ ИЗВЕСТНО, В ЭТОМ И ЗАКЛЮЧАЕТСЯ СМЫСЛ ЖИЗНИ. ХОТЯ МНЕ ОТКУДА ЗНАТЬ?
«А как насчет реинкарнации?»
Смерть поколебался (не стоит забывать, что на Диске Смерть – мужского рода).
– ПОВЕРЬ МНЕ, ТЕБЕ ЭТО НЕ ПОНРАВИТСЯ.
«Я слышал, некоторые люди только этим и занимаются».
– ЗДЕСЬ ТРЕБУЕТСЯ ПОДГОТОВКА. НУЖНО НАЧАТЬ С НИЗШЕГО УРОВНЯ И ПРОДВИГАТЬСЯ ВВЕРХ. ТЫ ПОНЯТИЯ НЕ ИМЕЕШЬ, ЧТО ТАКОЕ БЫТЬ МУРАВЬЕМ.
«Неужели это так страшно?»
– ЕЩЕ КАК. А С ТВОЕЙ КАРМОЙ Я БЫ И МУРАВЬЕМ НЕ НАДЕЯЛСЯ СТАТЬ.
Ребенка отнесли обратно к матери, а кузнец сидел, безутешно изучая дождь. Драм Биллет почесал кошку за ухом и задумался о своей жизни. Она была долгой – одно из преимуществ профессии волшебника, – и он натворил много дел, о которых ему не всегда было приятно вспоминать. Самое время…
– ЗНАЕШЬ ЛИ, ВРЕМЕНИ У МЕНЯ НЕ ТАК УЖ И МНОГО, – с упреком заметил Смерть.
Волшебник посмотрел на кошку, и только тут до него дошло, насколько странно она выглядит.
Живым невдомек, насколько сложно выглядит мир с точки зрения покойника, потому что смерть, освобождая разум от смирительной рубашки, в которой его держат три измерения, отсекает его также и от Времени, которое есть не что иное, как еще одно измерение. Хотя трущаяся о невидимые ноги Биллета кошка оставалась той же самой кошкой, которую он видел несколькими минутами раньше, она также являлась и крошечным котенком, и толстой, полуслепой старой кошачьей матроной, и всеми промежуточными стадиями. Одновременно. В результате кошка смахивала на белую кошкообразную морковку – описание, которым придется довольствоваться, пока люди не изобретут четырехмерные прилагательные.
Костлявая рука Смерти мягко постучала Биллета по плечу.
– ИДЕМ, СЫН МОЙ.
«Неужели я ничего не могу сделать?»
– ЖИЗНЬ – ДЛЯ ЖИВЫХ. КРОМЕ ТОГО, ТЫ САМ ОТДАЛ ДЕВОЧКЕ СВОЙ ПОСОХ.
«Да. Что есть, того не отнять».
Повитуху звали матушка Ветровоск. Она была ведьмой. В Овцепикских горах этот вид деятельности считался вполне приемлемым занятием, и никто не мог сказать о ведьмах худого слова. Если хотел проснуться утром в том же обличье, в котором лег спать.
Кузнец все еще сидел, хмуро созерцая дождь, когда матушка снова спустилась по лестнице и похлопала его по плечу бородавчатой рукой. Он поднял глаза.
– Что мне теперь делать, матушка?
Как он ни старался, в голосе его невольно прозвучала мольба.
– Куда ты дел волшебника?
– Вынес на улицу и положил в дровяном сарае. Я правильно поступил?
– Пока этого достаточно, – бодро ответила она. – Теперь ты должен сжечь посох.
Они оба обернулись и посмотрели на тяжелый жезл, который кузнец поставил в самый темный угол кузницы. Еще немного – и у них создалось бы впечатление, что посох смотрит на них в ответ.
– Но он же магический, – прошептал кузнец.
– И что с того?
– А он сгорит?
– Никогда не видела дерева, которое бы не горело.
– Мне это кажется неправильным!
Матушка Ветровоск хлопнула створками ведущих в кузницу дверей и сердито повернулась к нему:
– Послушай-ка меня, кузнец Гордо! Женщина-волшебник – это тоже неправильно! Для женщины такая магия не годится, магия волшебников – сплошные книги, звезды и гимметрия. Ей этого ни за что не осилить. Ты вообще слышал о женщинах-волшебниках?
– Но ведьмы-то существуют, – неуверенно отозвался кузнец. – И чародейки тоже.
– Ведьмы – это совсем другое дело, – отрезала матушка Ветровоск. – Это магия, исходящая из земли, а не с неба, и мужчинам ей никогда не овладеть. А о чародейках вообще лучше не говорить. Послушай моего совета, сожги посох, похорони тело и сделай вид, что знать ничего не знаешь.
Кузнец неохотно кивнул, подошел к наковальне и принялся работать мехами. Когда из горна полетели яркие искры, он вернулся за посохом. Кузнецу не удалось сдвинуть его с места.
– Он вроде как прилип!
Кузнец дергал упрямую палку, пока у него на лбу не выступил пот. Палка упорно отказывалась поддаваться его усилиям.
– Дай-ка я попробую, – предложила матушка и потянулась к посоху.
Что-то щелкнуло, и в воздухе запахло каленой жестью.
Кузнец, слегка поскуливая, торопливо бросился к матушке, приземлившейся вверх ногами у противоположной стены.
– Ты не ушиблась?
Она открыла глаза, похожие на гневно сверкающие бриллианты.
– Понятненько. Значит вот ты как, да?
– Как? – переспросил совершенно обалдевший кузнец.
– Помоги мне подняться, болван. И принеси топор.
Ее тон ясно давал понять, что кузнец поступит очень благоразумно, если немедленно послушается. Он разворошил кучу старого хлама в глубине кузницы и извлек старый обоюдоострый топор.
– Отлично. А теперь сними передник.
– Зачем? Что ты задумала? – удивился кузнец, явно утративший контроль над ситуацией.
Матушка раздраженно вздохнула:
– Это кожа, идиот. Я оберну ее вокруг ручки. На одну и ту же уловку я дважды не поймаюсь!
Кузнец кое-как стянул тяжелый кожаный передник и осторожно подал его ведьме. Она обернула топор и сделала пару пробных взмахов. Изрядно смахивающая на паука в свете раскалившейся почти добела наковальни, матушка Ветровоск пересекла кузницу и, торжествующе крякнув, с размаху опустила тяжелое лезвие на середину посоха. Что-то щелкнуло. Что-то вжикнуло, как куропатка. Что-то гулко стукнуло. Наступила тишина.
