Записки усталого романтика - Михаил Задорнов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Принято считать, что по содержанию агитбригада – это жанр наступательной боевой публицистики, а по форме – один к одному «Синяя блуза».
Если человеку громко крикнуть в ухо «Будь хорошим!», сомневаюсь, чтобы он от этого стал лучше. В наше время зритель столько повидал постановок в театрах, прочел столько книг, стал таким докой в киноискусстве, что ему мало уже указать пальцем: «Иди туда!» Искусство эмоциональное воспитательнее любого плакатного. Ведь если зритель заплакал или вознегодовал от увиденного на сцене, он уже вряд ли допустит, чтобы это действие повторилось при нем в жизни. Так думалось нам. И мы оказались правы.
Стихи Евгения Евтушенко о детском хоре, поющем в госпитале для раненых... у многих женщин, сидящих в зале, на глазах появляются слезы. А ведь сколько людей в Москве говорили нам на прощанье: «Не надо там читать стихов. Не поймут. Миниатюр да песен побольше давайте». Теперь, после поездки, я смело могу сказать, что наши советчики были не правы. Видели бы они те тихие слезы...
Для песен и миниатюр было у нас отведено все второе отделение. Шум или, как говорит молодежь, «забой» – основная болезнь самодеятельных музыкантов наших 70-х. Мы помнили об этом, а потому тщательно отбирали песни. Не этакие современные шлягеры, слова которых далеки от хорошей поэзии, да и от поэзии вообще, и не те, которые настраивают лишь отбивать ритм ногой под стулом. Особенно же радовались зрители миниатюрам. И неважно, что они были студенческие, об экзаменах и общежитии.
– Прежде чем ответить на вопрос, пойдите и подумайте: «Как держать ружье при ядреном, простите, при ядерном взрыве?»
– Я уже подумала... Ружье при ядреном взрыве надо держать на вытянутых руках, чтобы расплавленный металл не капал на казенные сапоги.
– Ну а вы, студентка Тьфусюкина, что будете делать, если во время практических занятий по гражданской обороне у вашего товарища пойдет кровь из носа?
– Это очень просто... Немедленно наложу жгут на шею!
Когда в зале больше женщин, всегда смех громче, заливистей и задорнее. Естественно, что на суконно-камвольном комбинате мужчин было значительно меньше. В зале все так радовались нашим шуткам, что мы вдруг осмелели. И решили сыграть миниатюры, написанные несколько лет назад нашими авторами из сатирического самодеятельного коллектива «Телевизор».
Председатель приемной комиссии: «Итак, вы хотите участвовать в нашей художественной самодеятельности? А что вы умеете делать?»
Два молодых студента: (хором) «Можем прочитать стихи про Муху-Цокотуху!»
– Ну что ж... Слушаем вас.
– Муха-муха Цокотуха.
– Позолоченное брюхо.
– Муха по полю пошла.
– Муха денежку нашла.
Председатель приемной комиссии:
– Что вы читаете!? Вы сами-то понимаете?! Да я... Да вы... Да вас из института надо за это отчислить! Муха-муха ЦеКа – что? ЦеКа – туха?! Как вам не стыдно?
– Да мы... да мы... Мы этого не имели в виду.
– Да? А далее? Ну-ка повторите вторую строчку?
– Позолоченное брюхо...
– (перебивает) Вы на кого намекаете?!
– Да нет, ни на кого...
– А третья строчка? Давайте-давайте, не стесняйтесь? Ну?
– Муха по полю пошла. Муха денежку нашла...
Председатель приемной комиссии (перебивает):
– Хотите сказать, что у нас на поля просто так много денег выброшено?!
После концерта подошел секретарь местной комсомольской организации:
– Однако вы ребята – что надо! Судя по всему, ничего не боитесь. Впрочем, у нас вам бояться нечего. Дальше нас редко кого ссылают.
А в книге отзывов, которой мы должны были «отчитаться» перед профкомом и парткомом, появилась первая запись: «Большое спасибо, ребята, вам за ваше прекрасное выступление, за душевные песни. Молодцы! Особое спасибо за ваш юмор!» И подпись: «Тюменские девчата».
* * *Ранним утром мы уже подъезжали к Тобольску. Когда начало светать, мы увидели по обе стороны железной дороги серые болота с серыми телеграфными столбами и сороками на проводах. В низинах между черными, словно промокшими насквозь перелесками скучно лежал туман. Но вот поднялось из тумана солнце, ударило своими лучами в купола, башни и белокаменные стены Тобольского кремля – величественный и неприступный, как путникам Древней Руси, показался он нам на далеком холме.
Повеселели с появлением солнца и краски в природе, повеселели и мы, прильнувшие к вагонным окнам, глядя на Иртыш, над которым монотонно застучал, вкатившись на гулкий мост, наш поезд.
Тобольский железнодорожный вокзал расположился в семнадцати километрах от города, в тайге. Его пока безлюдное, недавно законченное здание похоже на магнитофон самой последней марки. По бокам, как стереоколонки, – две пристройки. Скоро побегут мимо этого вокзала поезда из Тюмени в Сургут, к Оби и там – по самому длинному в Советском Союзе мосту.
Зашумит тогда тобольский вокзал. Пока же только тайга молчаливо темнеет у самых его сверкающих новыми стеклами окон.
У городов, как и у людей, свои лица, свои характеры. Совсем не такое, как у Тюмени, лицо Тобольска. Город старины и будущего одновременно. Когда-то это был центр губернии. Отсюда шло управление Сибирью. Еще раньше Ермак сражался в этих местах с Кучумом. В городском парке – памятник Ермаку.
В XIX веке в Тобольск на поселение отправлены были декабристы Басаргин, Кюхельбекер, медик Вольф, лечивший бесплатно крепостных, супруги Фонвизины – с них Пушкин писал Татьяну Ларину и ее мужа. В пересыльной тобольской тюрьме на крутом берегу Иртыша содержались Чернышевский и Достоевский. Декабристы, умершие здесь, не дождавшись амнистии, похоронены на городском кладбище. Именно сюда сразу после осмотра кремля приходят с цветами приезжие.
Тобольск – родина Менделеева. В Тобольске жил Ершов, автор «Конька-Горбунка». Сохранилось от тех давних времен здание деревянного театра – сказочный теремок, отделанный разноцветным деревянным кружевом.
Идешь по сохранившимся с прошлого века улицам Тобольска, и кажется, что вот-вот выедет из ворот какого-нибудь особняка карета... Но вместо нее, урча, карабкается в гору “КрАЗ” или “МАЗ” с панелями, за ним другой – с плитами для мостовых.
Мы стоим на кремлевской колокольне и смотрим на город с высоты птичьего полета. Тайга, овраги, подгорная часть города – улицы как на старинной карте; Иртыш с баржами, буксирами и моторными лодками, противоположный берег его, болотистый и равнинный, мост и снова тайга да птицы, парящие наравне с тобой. Вот она, панорама Тобольска, открывающаяся с самой высокой его точки...
* * *Ранним ветреным утром мы расстаемся с Тобольском. «Метеор» отходит от пристани и везет нас... на север!
Дикие, безлюдные берега. Правый – крутой. Ветер клонит вдоль берега серебристые тальники над песчаными кручами. Левый – пологий, с лугами и болотами или лиственными лесами. Ближе к северу начинается тайга. Ивняки сменяются гарью или непроходимыми таежными зарослями, подступающими к самой воде. Появляются сопки. Натыкается на них Иртыш и течет уже не так прямо, образуя плесы, песчаные отмели на поворотах с выворотнями и белым, высушенным солнцем плавником. Встречные баржи, теплоходы, лесовозы напоминают о том, что река – главный пока путь сообщения с севером. Редко и одиноко виднеются порой на берегах деревеньки на двадцать-тридцать домов – и снова тайга, плесы, ветер...
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});