Сторожевые псы в Моликотле - Ричард Кертис

— Да ясно, ясно, Лу. Я просто самое смешное хотел оставить напоследок. Мне скрывать нечего. Так вот, — сказал он, — у каждого лавочника есть дворняга, которую он считает сторожевой собакой. И что есть, то есть: они лают, чуть заслышат шорох.

Для Лу этого было достаточно. Он резко поднялся на ноги.

— Ну, рад был с тобой поболтать. Желаю всяческой удачи. Без партнера тебе действительно не обойтись: кто–то ведь должен галеты для собак таскать!

Твими вскочил

— Да погоди ты! Не откалывайся, пока не дослушал! Я тебя попугать хотел. — Он шлепнулся на скамейку и, потянув Лу за полу пиджака, усадил рядом с собой. — Понимаешь, ихние собаки лают, если услышат любой, самый обычный для города шум. Но ты знаешь, какой шум у них в городе считается самым обычным?

Лу никак не отреагировал на вопрос.

— Самым обычным шумом у них считается собачий лай! — сказал Твими, на каждом слове тыча пальцем в лацкан Лу. — Понимаешь теперь, что получается? Псы лают всю ночь напролет. Как только солнце зайдет и первая собака тявкнет, все остальные к ней присоединяются и брешут пока солнце не взойдет. Ты такого тарарама в жизни еще не слыхал. Там даже туристам жилье поставили за городом, потому что в таком шуме никто спать не может, только сами жители. Эти мексиканцы! У них все шиворот–навыворот.

Лу начинал понимать ситуацию. Настороженность постепенно покидала его.

— Ну, так тебе ясно, Лу, что за прок от сторожевой собаки, которая не желает заткнуться? Все равно как пастух, который каждые десять минут вопит: «Волки!» Что бы это было, если бы полиция бежала туда, где залаяла собака? Насколько я понимаю, все, на что эти псы способны, это поднять хай, чтобы отпугнуть тех, кто хотел бы подобраться к лавке поближе.

— Ну, а сами псы свирепы?

Смех Твими расколол мирную тишину парка

— Лу, да они же самые тощие, самые запаршивевшие и самые трусливые псы, каких я когда–либо встречал. Ты только еще подумал о кошке, а они уже хвосты поджимают.

— Тогда на что они им нужны?

— А ты вот рассуди. Будь ты обыкновенный медвежатник, ты бы полез в дом, где уже воет сирена? Нет, конечно. Вот эти мексиканцы на что рассчитывают. Но если у вас голова на плечах, то это все для вас ерунда.

— И фактически, — сказал Лу, впервые в этот вечер внося свой вклад в общее дело, — весь этот шум будет выгоден н… ну, в общем, тем, кто захочет поздно ночью немного поработать.

Твими уверенно кивнул, и его кивок, казалось, забил последний гвоздь в воздвигаемую им надежную постройку.

— Вот именно. Теперь слушай дальше.

И Твими сообщил ему, что за всем этим делом стоит их общий друг барыга Диас. Это не кто иной, как Диас, предложил саму идею и оплатил разведывательную поездку Твими в Моликотл. Когда Твими вернулся и доложил, что дело — верняк, скупщик посоветовал ему сговориться с Лу.

— Диас мне не говорил, где тебя можно найти, до тех пор, пока я ему не обещал кое–какие льготы.

— А именно? Что за условия?

— Он все оплатит дорогу туда и обратно и даже билеты, чтобы убраться из Мексики. Мы же ему платим тем, что несем все стеклышки только ему. Нам это, как видишь, ничего не стоит, и вдобавок у нас появляется достойный джентльмен, помогающий нам на каждом шагу. В ночь, когда мы пойдем на дело, человек Диаса пошлет в Моликотл такси. Такси нас доставит в один маленький городок на побережье Тихого океана, а там нас будет ждать моторка. На ней мы едем в Акапулько, где встречаем Диаса, передаем ему товар и летим самолетом куда нам будет угодно.

Твими хлопнул себя по коленям, как адвокат, удачно закончивший изложение судебного дела.

— Что ты на это скажешь, Лу?

Несколько минут Лу сидел в задумчивости. Его взгляд остановился сперва на черепашьей физиономии Твими, освещенной фиолетовым светом, потом на голубых звездах, мерцающих над темными очертаниями домов Мехико. Наконец он сказал:

— Что–то уж очень легко все это кажется.

— И я то же самое говорил, но, потершись там недельку, убедился, что никакой ловушки нет. Просто все там убеждены, что они в полной безопасности, коль их городок на отшибе, а также из–за того, что у них такие вот собаки и такие сейфы. Единственное, что у них случается, — мелкие кражи в магазинах, работа почтенных господ туристов. Я провел небольшое расследование и выяснил, что стоящая попытка сделать кое–что посерьезнее была лишь в двадцатых годах, когда несколько джентльменов из Чикаго среди бела дня совершили налет на три лавки.

— И что из этого вышло?

— У них все прошло как надо. То есть прошло бы как надо, если бы по дороге на Акапулько они не свернули не в ту сторону и не сорвались со скалы. Мы по той дороге не поедем, — поспешно добавил Твими.

Лу кивнул и после долгой паузы сказал:

— Можешь на меня рассчитывать. Но прежде я хочу осмотреться в Моликотле.

Чтобы их не могли увидеть вместе, они поехали в Моликотл порознь и поселились в разных отелях. Встречались они тайно в темных уголках и никогда не появлялись вместе в лавке, на которую решили совершить налет.

Лу обошел город пешком, обнюхивая буквально ярд за ярдом, и осмотрел лавку и все подступы к ней. Через пять дней у него отпали последние сомнения. Дело действительно обещало быть легким. И насчет собак Твими тоже был прав. Они тявкали и завывали всю ночь напролет, и ночной Моликотл напоминал огромную собачью конуру перед кормежкой. Шум стоял такой, что можно было с ума сойти, и если у вас нервы не в порядке, вы десять раз подумали бы, прежде чем совершать налет на лавку, охраняемую таким вот воющим зверьем. Но собаки только лаяли, а кусаться не кусались. Шум же, который они производили, мог служить превосходной ширмой для того, кто вздумал бы забраться в лавку и немного постучать по дверце сейфа.

— Ладно, — сказал Лу Майрону Твими, — можешь сказать Диасу, чтобы завтра вечером подавал такси.

На следующую ночь в том месте главной улицы Моликотла, где она идет прямо, а потом поворачивает на запад к морю, незаметно появился черный автомобиль и свернул на покрытую гравием дорожку. Лу и его сотоварищ следили за машиной издали. Водитель просигналил им зажженной сигарой. Лу и Твими прошли крутыми, мощенными булыжником переулками к Эль Сентро, площади, на которую выходили административные и коммерческие здания города. Чуть поодаль находилась улица Салле Наранха, где стояла интересовавшая их лавка. Они не спеша прошли мимо, рыская глазами в поисках какой–либо неприятной неожиданности. Но нигде не было видно ни души, и ничего, на что стоило бы обращать внимание, не было слышно. Поэтому они крадучись возвратились к лавке. Их шаги совершенно потонули в страшном шуме, поднятом собаками. Лу должен был признать, что лай пренеприятно действовал на нервы.