Повесть твоего сердца - Галина Шляхова

Не так уж много картин украшало стены квартиры Художника, но зато это были настоящие произведения искусства.

Особенно сильное впечатление производила одна из них. На ней был изображён берег океана. Синяя водная гладь казалась спокойной, лишь издали, с края горизонта, чуть поднималась волна. А на берегу возвышался утёс. Могучий и гордый, он устремлялся к самому небу. Каменная громада выглядела абсолютно гладкой, лишь небольшое ущелье рассекало её поверхность. Взгляд не проникал вглубь, и оставалось тайной, ведёт ли трещина в удобную пещеру или же не имеет продолжения.

Помимо этого пейзажа присутствовали в комнате Художника и другие. На одном изображалось солнце, восходящее над небольшим посёлком и обагряющее небо сиянием своих лучей. На другом раскинулись вечно зелёные джунгли: свисающие лианы, пальмы со спелыми кокосами на верхушках и проворные мартышки, застывшие в стремительном прыжке или висящие головами вниз.

Только натюрмортов не писал Художник. Он считал, что мёртвая природа не имеет ни неповторимой прелести, ни силы воздействовать на чувства человека.

Что же касается портретов, Художник давно хотел попробовать себя в этом жанре. Но лица, которые окружали его, казались ему слишком неискренними и поверхностными, чтобы служить источниками вдохновения. Не желая писать портрет с натуры, он мечтал сам придумать идеальный образ, который сочетал бы в себе физическую целесообразность с чистотой души, читающейся даже сквозь внешние черты. Однако смутно угадываемый облик никак не приобретал в его сознании целостности, пока однажды Художник не встретил девушку, соответствовавшую его представлениям о совершенной красоте, во сне. Её лицо, хотя и не напоминало ему никого из знакомых, врезалось в память и, желая сохранить его наяву, он понял, что нашёл долгожданную музу.

Художник работал над портретом целый день. Восемь эскизов показались ему негодными и были с досадой разорваны им. Солнце уже село, когда он взялся за кисть в девятый раз. Точно издеваясь над его неугомонностью, в доме вдруг отключилось электричество, погрузив комнату в мягкий полумрак. Однако это не остановило творческую энергию Художника. Отблески свечи плясали по полотну, и так же неровно, как менялись очертания теней, ложились на холст мазки масляной краски.

Свеча догорела, в комнате стало совсем темно. Художник окончил работу и отложил кисть. В предрассветных сумерках он сидел перед своей картиной, которую не мог разглядеть, и ожидал восход. Наконец первый луч проник в окно.

С мольберта на Художника взглянули чёрные глаза. Взглянули сперва строго и холодно, так, что он внутренне содрогнулся. Но, повторно посмотрев на картину, он заметил во взгляде девушки оттенок ласки, долю участия. Её лицо, сначала показавшееся бледным, теперь будто оттаяло, щёки покрылись румянцем. Губы были плотно сжаты, но уголки их словно подрагивали, в любой момент готовые улыбнуться. Волнистая прядь тёмных волос, спадавших ниже плеч, кокетливо выбилась на лицо, которое выглядело надменным. Должно быть, обладательница его сознавала всю силу своей красоты. Однако за загадочными чертами угадывались и доброта, и нежность, и намёк на страстные чувства, тщательно скрытые под маской величественного равнодушия.

– Дитя зари, – прошептал, от избытка эмоций вкладывая в слова излишний пафос, впечатлённый Художник, – Аврора! Моей кистью, вероятно, руководила высшая сила, когда я рисовал тебя. Ты не принадлежишь мне. Ты явилась мне во сне и вернулась теперь, при утреннем свете. Сейчас ты ещё прекрасней. Ты родилась вместе с новым днём, едва лишь встало солнце. Богиня утренней зари, Аврора!

Этот восторженный мадригал, произнесённый Художником в честь плода его усилий, сопутствовал появлению Авроры. Первые слова, услышанные гордой красавицей, явились восхищением и преклонением перед её очарованием, а заодно и признанием её самобытности. Усомнившись, принадлежит ли ему его же творение, автор озвучил неосознанное пророчество.

Утомлённый, но счастливый Художник испытывал острую потребность разделить с кем-нибудь захлестнувшие его эмоции. Но он был одинок. Единственным, кто мог бы его выслушать и понять, был семилетний мальчик, его племянник, да и с тем строгий отец запретил ему общаться, чтобы не забивать головку ребёнка «всякой чепухой». Но стремление рассказать кому-нибудь об удивительном портрете оказалось нестерпимым, и, недолго думая, Художник решился написать Андрюшке письмо, ещё не придумав, каким образом умудрится доставить его адресату.

Около полудня он завершил своё послание маленькому «тушканчику». Устало зевнув, он тяжело опустился на край дивана. Бессонная ночь и долгие часы труда истощили его силы. Художник ещё раз поднял глаза на Аврору, и ему на мгновение померещилось, будто её взгляд обращён в другую сторону. Но, не в силах больше бороться с одолевавшим его сном, он отвернулся к стене и моментально расстался со всеми мыслями.

Ночной голос

А под маской было звёздно,

Улыбалась чья-то повесть,

Короталась тихо ночь.

И задумчивая совесть,

Тихо плавая над бездной,

Уносила время прочь.

– Здравствуй, Художник!

Словно сквозь сон донёсся до него тихий мягкий голос. Казалось, кошка вкрадчиво мурлыкала возле его уха. Разомкнув веки, Художник поймал на себе взгляд пары мерцавших глаз. Вскоре начав привыкать к темноте, он различил очертания силуэта девушки, сидящей у него в изголовье.

– Аврора… – прошептал растерявшийся Художник.

Ответом ему был слабый смех.

– Да, это я, – откликнулся тот же голос.

Художник услышал, как чиркнула спичка. Огонёк заплясал перед ним и осветил лицо девушки. Он узнал её. То же благородство, та же грация, то же величие, та же таинственность, что сквозили на портрете, теперь отражались в отблеске вспыхнувшей свечи.

– Что ты здесь делаешь, ты же не живая, – пробормотал Художник.

– Пока что да, но в твоих силах исправить это.

Девушка поставила свечу на тумбочку возле дивана и неторопливо стала прохаживаться по комнате.

– Я плод твоего воображения, хотя это меня не вполне устраивает. Но придётся с этим смириться. В конце концов, если бы не ты, меня бы не было. Надо отдать тебе должное: ты создал меня красавицей!

Художник следил глазами за её плавной походкой, стараясь не упустить ни одного движения. Она перемещалась осторожно, будто леопард на охоте. Каждый шаг претендовал на шедевр. Он любовался ею. Он наслаждался тембром её голоса, в то время как его разум отказывался осознавать смысл потока слов.

– Как ты можешь говорить со мной? Ты ведь портрет. Как ты сама выразилась, ты существуешь лишь в моей фантазии. Или… я снова вижу сон?

– Нет, на сей раз ты не спишь и не грезишь.

Аврора присела обратно на край дивана.

– Видишь ли, мир мечтаний очень тесно связан с реальностью. Любое твоё потаённое желание может исполниться, но это зависит от тебя самого. Тебе слишком скучно, слишком душно в действительности, поэтому ты ищешь спасения внутри себя. Но ты не можешь жить по ту сторону своей души – ведь ты имеешь тело, тогда как твои фантазии бестелесны… пока.

Художник приподнялся на постели.

– Что ты хочешь этим сказать? Знала бы ты, какими бессмысленными бывают мои грёзы…

Девушка тихо рассмеялась.

– Уж поверь мне, я знаю. Ведь я сама – олицетворение твоей мечты. Надо признаться, самой лучшей.

– Но то, о чём я думаю, сбыться не может…

– Отчего же, если портрет способен ожить?

Художник озадаченно вздохнул и снова опустился на подушку.

– Я ведь ничего для этого не делал. Ты сама… Хотя я не понимаю, как тебе это удалось. Не понимаю и не верю.

– Объясни мне, все люди сначала отчаянно хотят чудес, а как только чудо происходит в ответ на их настойчивые молитвы, отказываются его признать, или это твоя индивидуальная черта? Именно твоё недоверие мешает всему. Ты не веришь в свои фантазии, не веришь в меня, не веришь даже в себя. Твоё воображение создало мой портрет. Твоя душа, вдохновлённая мечтой, подарила мне жизнь. Я уже живу, хочешь ты этого или нет. С тех пор, как твоя кисть завершила последний штрих моего облика, с тех пор как ты впервые окинул меня восторженным взглядом, с тех пор как ты приветствовал меня, рождённую вместе с зарёй, и дал мне имя – с тех пор я живу. Смирись с этим. Тебе не избавиться от меня, я часть тебя. Но я не сумею начать полноценную жизнь в реальности, покуда ты сам не согласишься воспринимать меня как человека. Твои сомнения мешают мне стать независимой личностью. Я навеки повязана с тобой духовно, но я хочу, по крайней мере, иметь свободу действий… если уж мои мысли всегда должны отражать твои. Мне вовсе не радостно томиться в заточении деревянной рамки, в которую ты уже успел засунуть мой портрет! Не делай дел наполовину, если уж ты создал меня, позаботься, чтобы я бала счастлива.