Секс в искусстве и в фантастике - Михаил Бейлькин

Разумеется, в предлагаемой публикации дело не ограничивается разговором о книгах и фильмах, посвящённых любви, как обычной, так и однополой. Обсуждаются и такие крайне непростые темы, как педофилия и садизм. Обмен мнениями на сайте по поводу этих парафилий тем более ценен, что люди, страдающие ими, больше, чем кто-либо избегают встреч с врачом. Между тем, они-то нуждаются в консультации, хотя бы и заочной, в первую очередь.

Перечисляя причины, заставившие меня приняться за работу, я не упомянул, что удовольствие прочесть отличную книгу, а потом поговорить о ней – великая радость для книголюбов. Похоже, что эта мотивация руководила мной не в последнюю очередь.

Надеюсь, что книга получилась полезной и занимательной.

Марка Пашкова, Сергея Шевякова, Александра Рябкова и Александра Манойлова, а также моих сотрудников – Валерия Фасхеева, Александра Ковальчука и Давида Ящина прошу принять мою глубокую признательность за помощь в работе над книгой.

Глава I. Опасное обаяние садомазохизма

Видели,как собака бьющую руку лижет?!***Я показал на блюде студняКосые скулы океана.

Владимир Маяковский

Космический сводник

Обсуждение важной темы предварим шуткой. Станислав Лем, замечательный польский писатель, приводит примеры безудержных литературных фантазий на темы секса в космосе. Так, в романе дамы-фантастки Ноэми Митчинсон, две землянки, попавшие на Марс, обсуждают особенности общения марсиан:

« – Ой, что это они делают?

– Разговаривают, – ответила я. – Ну да, половыми органами.

И принялась объяснять, что обнажённые и подвижные половые члены невероятно чувствительны и способны передавать и воспринимать тончайшие оттенки мысли. Я и сама прибегала к их помощи, когда нужно было выразить какие-то особо тонкие нюансы.

– Знаешь, поначалу наши обычаи страшно шокировали марсиан. Они всё не могли смириться с тем, что мы закрываем то, что должно быть всё время открыто, и решили, что у нас действует какое-то особо гнусное табу на общение. Марсиане же не хотят, чтобы участки тела с самой высокой тактильной чувствительностью были закрыты. Это мешает коммуникации».

С дамами-землянками марсианские собеседники изысканно учтивы. «Надеюсь, – произносит в конце каждого разговора один из них, – я нечаянно не оплодотворил одну из ваших яйцеклеток?!»

Шутки шутками, но когда к теме космического секса обратился сам Станислав Лем, он написал замечательный роман «Солярис», волнующий воображение уже третьего поколения читателей и породивший две экранизации, Андрея Тарковского и Стивена Содерберга.

Правда, дело не обошлось без обид на русского режиссёра. Лем не принял и не оценил его интерпретации своей книги. Фильм получил международное признание и «Большой специальный приз жюри» Каннского кинофестиваля, но это так и не примирило писателя с Тарковским. Много лет спустя после смерти режиссёра Лем рассказывал в своём интервью: «Я просидел шесть недель в Москве, пока мы спорили о том, как делать фильм, потом я обозвал его дураком и уехал домой.

– А в чём было дело? – спросил журналист «Московских новостей», бравший интервью у писателя.

– В том, что Тарковский в фильме хотел показать, что космос очень противен и неприятен, а вот на Земле – прекрасно. Но я-то писал и думал совсем наоборот».

Актриса Наталья Бондарчук, сыгравшая в фильме роль главной героини, объяснила разлад писателя с режиссёром более правдоподобно:

«Роман Станислава Лема и фильм Андрея Тарковского разнятся в главном: Лем создал произведение о возможном контакте с космическим разумом, а Тарковский сделал фильм о Земле, о земном. В конструкции его „будущего“ основными проблемами незыблемо остаются проблемы Совести, вечная оплата грехов человеческих, которые, материализуясь, предстают перед героями«Соляриса»».

Впрочем, и эти размышления актрисы не совсем логичны: относить каждое из произведений лишь к одной из двух сторон, космической или земной, вступивших в весьма нетрадиционную связь, по меньшей мере, несправедливо.

Разумеется, конфликт мастеров интересен не в силу своей скандальности. Гораздо важнее, что, сопоставив два взгляда на один и тот же сюжет, можно полнее понять суть обоих произведений.

Напомню содержание фильма Тарковского. События происходят в далёком будущем, когда человечество освоило полёты к звёздам. Оказалось, что одна из планет в чужой галактике покрыта океаном, состоящим из протоплазмы и представляющим собой гигантский мозг.

Долгожданный контакт с космическим разумом, казалось бы, должен был вот-вот осуществиться; на планете была оборудована научная станция, рассчитанная на сотню учёных. Увы, прошло около ста лет, а Океан не замечал людей. Земляне были обескуражены. Число обитателей станции сократилось до трёх. Чтобы окончательно решить её дальнейшую судьбу, на Солярис был командирован психолог Крис Кельвин.

Прибыв на планету, он столкнулся с загадочными явлениями. Гибарян, один из учёных, работавших на станции, покончил с собой. Крис был знаком с ним ещё на Земле. В комнате покойного хранилась видеозапись, сделанная им перед самоубийством и обращённая к Кельвину. Просматривая её, психолог обнаружил рядом со своим другом 11–12-летнюю девочку, присутствие которой на станции было абсолютно невозможным. Потом он увидел её, спокойно разгуливающей по коридору.

Оба оставшихся в живых учёных ведут себя более чем странно. По временам они запираются, прячась друг от друга, причём Кельвину удалось подсмотреть в комнате одного из них, Сарториуса, странного карлика, то ли ребёнка, то ли взрослого. В комнате Снаута Крис краем глаза видит затылок лежащего мужчины, причём кинокамера фиксирует крупным планом ухо гостя из космоса.

Когда же психолог, предварительно забаррикадировав изнутри дверь отведенной ему комнаты, улёгся спать, то, проснувшись, обнаружил рядом с собой свою покойную жену Хари, покончившую с собой десять лет тому назад.

Крис обманом заманил Хари-2 в ракету и запустил её на космическую орбиту вокруг Соляриса. Тут-то Снаут, один из старожилов станции, объясняет ему суть происходящего. Оказалось, что Океан, прозондировав мозг обитателей станции во время сна, нашёл некие изолированные островки памяти, составляющие суть половых желаний каждого. По ним изготовлялись биороботы, материализующиеся по утрам рядом с тем, кто послужил для них матрицей. Копии почти во всём походили на оригиналы, но были и существенные отличия: способность к мгновенной регенерации и, следовательно, абсолютная неуязвимость; полная нечувствительность к ядам и к действию снотворных; неумение спать и отсутствие необходимости во сне; настоятельная потребность постоянно находиться рядом со своим «хозяином», ни на минуту не оставляя его. В противном случае «гость» испытывал тревогу, переходящую в панический ужас: такой уж была программа, заложенная в биороботов.

Океан, наконец-то заметивший людей, оказался идеальным сводником. Он поставлял землянам любовниц или любовников, максимально соответствующих их индивидуальным сексуальным предпочтениям. И тут случилось парадоксальное: каждый, кто получил столь роскошный подарок, вовсе не обрадовался своему приобретению. Все прятали своих «гостей» друг от друга и, улучив момент, отправляли их в космос. Это не помогало, так как утром точная копия «гостя», как ни в чём не бывало, заново ждала каждого из них. Драматизм происходящего заключался в том, что биороботы сделали явными девиации землян, хотя те всегда искренне считали себя вполне нормальными людьми.

« – Нормальный человек… Что это такое – нормальный человек? – рассуждает Снаут. – Тот, кто никогда не сделал ничего мерзкого. Но наверняка ли он об этом не думал? У кого не было когда-нибудь такого сна? Бреда? Подумай о фетишисте, который влюбился, ну, скажем, в грязный лоскут; который, рискуя шкурой, добывает мольбами и угрозами этот свой драгоценный омерзительный лоскут… Это, должно быть, забавно, а? Который одновременно стыдится предмета своего вожделения и сходит по нему с ума, и готов отдать за него жизнь, поднявшись, быть может, до чувств Ромео к Джульетте. Ну, а теперь вообрази себе, что неожиданно, среди бела дня, в окружении других людей встречаешь это, воплощённое в плоть и кровь, прикованное к тебе, неистребимое…».

После рассказа Снаута становятся понятными мотивы самоубийства Гибаряна. Судя по ожившему образу его тайного сексуального желания, он всегда был неуверен в себе, в своей потенции, мужественности. «Несмотря на мужественную наружность, я ужасно робок», – признаётся его собрат по педофилии в знаменитом романе Владимира Набокова «Лолита». Потому-то с взрослыми женщинами Гибарян всегда чувствовал себя неуютно, испытывая подлинный душевный комфорт лишь рядом с неполовозрелой девочкой. Мало того, выходя за узкие рамки сексуальной сферы, неуверенность в собственных силах отравляла его существование в быту, в контактах с другими людьми.