Стихотворения и поэмы - Хаим Нахман Бялик

Он средь книг своих старинных.

Та же ветхая старушка

Все чулки чинит и вяжет,

Вечно молится, без клятвы

Слова старая не скажет.

Так живут они полвека,

С каждым годом жизнь их тише;

Тот же кот на том же месте;

Полусонный, ждет он мыши.

Стены — в серой паутине,

Как в запыленных волокнах.

Как когда-то, вижу груду

Мертвых мух на тусклых окнах.

Юный, бодрый мир остался

Там, за этими стенами.

Здесь все тихо, здесь вы те же,

Здесь истлеть бы вместе с вами!..

1891 

Перевод Л. Яффе

АГГАДА

О ветхие книги, страницы Талмуда,

 сказания древней Аггады, —

у вас во мгновенья тоски одинокой

 душа моя ищет услады.

Как червь, что зарылся в расселине камня,

 таясь среди мрака и пыли,

так робко я кроюсь под сень вашей тайны

 от злобного гнета насилий.

Во тьме непроглядной бреду по дороге,

 и небо туманом одето —

вы рвете туманы, и льется мне в сердце

 луч новый от вечного света.

И, бросив погоню за тенями жизни,

 стихая под сенью Аггады,

я плачу, и тихо из груди родимой

 впиваю напиток отрады.

Живу средь народов презренный и жалкий,

 не смею дать волю рыданьям:

я столько рыдал бы, что слезы б иссякли,

 но только с последним дыханьем.

Была прежде арфа — и арфу я скорбно

 повесил на иве прибрежной,

и горько заплакал, и слезы ту арфу

 умчали волною мятежной.

Ой, арфа, певица напевов Егуды!

 Теперь эти струны разбиты —

а некогда пели псалмы Адонаю[9]

 и гимны красе Шуламмиты[10]...

Угасли цари — песнопевцы Сиона;

 ни трона, ни струнного звона...

Свирель моя скорбной голубкой тоскует

 на чуждых реках Вавилона.

Но были в изгнаньи певцы и герои —

 герои народного духа,

и отзвуки арфы звенели в их сердце

 и в памяти чуткого слуха;

и вникли те люди в народную душу

 пытливостью вещего взгляда,

и дивные звуки умолкнувшей арфы

 спасли — и родилась Аггада!

И в дни морей скорби — как струн, я касаюсь,

 страниц обветшалых рукою —

поплачу над ними о горе народном

 и сердце мое успокою;

и вижу тогда я величье народа,

 с главой выше горних туманов,

и чую душою, что черви воспрянут

 и — верь! — победят великанов.

1892 

Перевод В. Жаботинского

В ПОЛЕ

Не птицею, вольно и гордо раскинувшей смелые крылья,

Не львом, раздробившим затворы в стремленьи к пустыням и

 воле, —

Собакой, побитой собакой, стыдясь своего же бессилья,

Бежал я сегодня далеко в широкое чистое поле.

И полем иду я и внемлю беседе меж Богом и нивой,

И слышу под ласками ветра шуршанье высокого стебля,

И шорох ползущего гада, и лепет потока ленивый,

И то, что рокочут колосья, тяжелые космы колебля.

Уйду я глубоко и скроюсь, зароюсь в рокочущий колос,

Сольюсь и отдамся в истоме волненью могучего жита:

В далеком молчании леса учую загадочный голос,

И станет великая тайна и мне на мгновенье открыта,

И кинусь на влажную землю, прильну и приникну, рыдая,

И стану пытать я печально у лона праматери вечной:

Скажи мне, о мать и царица, скажи мне, родная, святая,

Зачем и меня не вскормила ты грудью живительно-млечной?..

Все тихо. На западе солнце склонилося к горному краю,

И стебли меня, как родного, как будто бы с ними же рос я,

Укутали нежною тенью, и в ней я неслышно ступаю —

И небо вверху надо мною, а справа и слева колосья.

И тучки по синему небу плывут-расплываются, тая,

И крадутся тени по ниве, исполнены медленной лени;

Но миг — и рассеется тучка, и нива блестит золотая,

И дремлет под ласками ветра, и грезит в игре светотени...

 Вдруг повеяло вихрем, пронеслася прохлада,

 Встрепенулись колосья, поклонились глубоко

 И, шумя побежали, словно робкое стадо,

 Побежали далеко-далеко.

 Побежали в долину, прокатились как волны,

 Рокоча докатились до зеленого бора,

 И разлился невнятно, светлой радости полный,

 Бодрый шум золотого простора.

 Что бежите, колосья, и куда, золотые?

 Саранчей что шумите в беззаботном разгуле?

 Отчего засверкали ваши брови густые,

 Мотыльков легкокрылых спугнули?

 Не вдогонку ль несетесь пробегающей тени,

 В синий край, где раздолье, ширь и вольная воля?

 Или мчитесь в отчизну сонных грез и видений,

 О, колосья широкого поля?

Но вихрь улетел, и колосья забыли минуту испуга,

И замер взволнованный ропот тревожно-веселого гула,

Но в сердце моем зашумела другая жестокая вьюга,

Уснувшую боль разбудила, угасшее пламя раздула.

Как нищий стою перед нивой, могучей, веселой, богатой,

И мучусь своей нищетою, и сердце так шепчет упорно:

Не я вас, колосья, взлелеял, не я в вашем поле оратай,

Не я эти зерна посеял, не мне и собрать ваши зерна.

Жемчужными каплями пота не я поливал эту ниву,

Не я призывал на побеги дожди с благодатного неба,

Не я приходил улыбаться их росту, подъему, наливу,

И песня моя не раздастся в день жатвы обильного хлеба...

И все ж я люблю тебя, нива, и в сердце, тобою согретом,

Мне вспомнились пахари-братья на нивах моей Палестины.

Быть может, вот в это мгновенье они отвечают приветом

На мой молчаливый, но страстный привет из далекой чужбины.

1894

Перевод В. Жаботинского

БЛАГОСЛОВЕНИЕ НАРОДА

 /Перевод Я. Либермана/

Мои братья, да будут сильны ваши руки

Землю родную обнявшие нежно!

Да возвысят ваш дух песен пахаря звуки

С вами сегодня народа надежда!

Нам дороги ваши упорство и вера,

Слезы и пот на измученных лицах.

Подобно росе на заре, непомерны,

Вновь они нам помогают родиться.

Навеки святыми останутся слезы,

В жертвенный кубок излитые вами,

И каждая капелька пота, как роза,

Полная крови, добытой шипами.

Пускай вы лишь первые камни сложили,

Труд ваш никто не сочтет бесполезным.

Дорогу в грядущее вы обнажили —

К светлому дому под кровлей железной.

Терпеньем богаты, мы просим: неспешно,

Но навсегда возводите строенье.

И будет: мы — малый народ, но безбрежны

Толпы, глядящих на нас с удивленьем.

Отставшие, что ж вы ряды растянули?

Разве рабы вы, Израиля дети?

Сомкнитесь друг с другом, что спины согнули?

Станьте тверды, как никто в целом свете!

Довольно скорбеть! Что с того, что нас мало?

Пусть перед вами предстанут герои!

Со дней Зрубавела[11] земля не видала,

Чтобы вершил наш Иаков такое!

Позор тем, кто числит свой труд благородней!

Камень на камень, ступень за ступенью!

И громом раскатится слово Господне:

Встань и взойди![12] Вот твой путь во спасенье!

1894

Перевод Я. Либермана

«Привет вам, родимые, где бы вы ни были…» 

/Перевод Л. Яффе/

* * *

Привет вам, родимые, где бы вы ни были,

Вам, сохранившим к отчизне любовь!

Народ возрождайте, спасайте от гибели,

Стяг наш упавший воздвигните вновь!…

Нам дороги в нашей борьбе возродительной

Слезы и пот ваш на ниве родной, —

Упали их капли росою живительной

В душу, убитую рабством и тьмой.

Пусть вами лишь первые камни положены, —

Верьте, он был не напрасен, ваш труд, —

По славной дороге, впервые проложенной,

Дальше отважно другие пойдут.

Под гнетом вражды и презрения злобного

Вера горит путеводным огнем, —

Со дней Зерубавела[13] дела подобного

Мы не ковали в скитаньи своем!…

1894

Перевод Л. Яффе

У ПОРОГА

(Отрывок)

Дальше, о скитальцы, бодрыми рядами!

Путь еще не кончен, бой еще пред вами.

Свершены блужданья по глухой пустыне:

Новая дорога стелется вам ныне.

Сорок лет скитаний — зной, пески, граниты;