Стихотворения и поэмы - Хаим Нахман Бялик

Пусть небо сгниет и в проклятии канет!

А вы, — вы, злодеи! — ликуйте, идите,

И, кровью своей упиваясь, живите!

Проклятье, — кто местью за ужасы воздал!

За кровь, за убийство младенца, — отмщений

И дьявол не создал!

Да льется она на ступени

Преисподней, до бездны, где вечные тени!

Пусть во мраке поток забушует багровый

И да сроет подгнившего мира основы!

1903

Перевод В. Брюсова  

AL HA'SCHCHITA

(О резне)

/Перевод Ф. Сологуба/

[19]

О милости, небо, проси для евреев,

Когда тебе ведомы к Богу живому пути.

Я к Богу путей не умею найти.

О, небо, молись за евреев!

Молитвы в устах моих умерли, в сердце нет воли,

Убиты надежды, бессильно упала рука...

Доколе, доколе, доколе!

Пронзи же мне горло, палач, — ты не знаешь пощады.

Убей, как собаку! В руке твоей нож,

И нас ты повсюду найдешь, —

Мы — малое, слабое стадо.

По черепу бей — невозбранны кровавые реки,

И детская кровь на одежде твоей, —

Она не сотрется вовеки, вовеки!

О, если есть правда, пусть явится ныне,

А если она воссияет потом,

Когда мы умрем,

Пусть трон ее рухнет в пустыне,

Пусть небо безмерною злобой истлеет,

А ваша, насильники, злость

Пусть вечно живет и тучнеет.

Не надо нам мщенья, не надо!

Отмщенья за муки невинных детей

Не знает и сам повелитель теней.

Пусть кровь просочится до ада!

Пусть падает тяжко на адские своды,

И медленно точит во тьме

Основы растленной природы.

1903 

Перевод Ф. Сологуба 

AL HA'SCHCHITA

(О резне)

/Перевод О. Ковенского/

Молитесь, небеса, молитесь за меня!

О, если Бог средь вас,

Просите Бога.

Молите вы Его: мой взор угас,

Мне в храм Его неведома дорога...

И нет уже огня в моей груди,

Темно вокруг и бездна впереди...

Палач, я твой! Казни меня скорей!

Казни! Пора уже настала.

Ударь! Мы слабы — ты ж сильней!

Кровавый свой топор в меня вонзи, как жало,

Как пса, меня убей!

Никто не будет мстить.

Но долго будет кровь моя вопить

С забрызганного платья твоего!

И если правда только притаилась,

Пусть явится она сейчас же в этот миг!

Но если после смерти будет милость,

Иссякнет пусть навек ее родник,

И небо пусть навек покроется позором!

Пусть пред злодеями мучительным укором

Алеет пролитая кровь.

Проклятие тому, кто скажет: «Отомсти!»

За смерть замученных, беспомощных малюток,

За слезы матерей, за ужас адских пыток

Где мщение достойное найти?

Но пусть же кровь всю бездну заполняет,

И, слившись с темнотой, подточит и сломает

Устои твердые, чтоб мир весь потрясти!

(1903)

Перевод О. Ковенского 

УБИЙСТВО 

(Перевод Р. Торпусман)

Небо, вступись за меня! 

Если в тебе есть дорога к Богу, 

А я не сумел найти ту дорогу, 

Хоть ты помолись за меня! 

Но есть ли он, Бог? Существует ли жалость? 

Надежда уходит, и в сердце моем 

Ни сил, ни молитв не осталось. 

Палач! Вот мое горло, бей! 

Руби, как собаку, с налету, с размаху! 

Топор занесен. Вся земля — моя плаха, 

А нас так мало на ней… 

Сейчас ты ударишь меня — вот сюда, 

И кровь моя брызнет тебе на рубаху, 

И не сойдет никогда! 

Если ты есть, справедливость, приди 

Сейчас же! А если ты явишься позже, 

После того, как меня уничтожат, — 

Во веки веков пропади! 

Пусть солнце собьется с привычного круга, 

Живите, убийцы, во тьме и в крови, 

И режьте, и ешьте друг друга! 

Но проклята будь та душа, 

Что мыслит о мести, великой и грозной, — 

Ибо дьявол еще не создал 

Мести за кровь малыша! — 

Ибо от крови земля разбухнет, 

Кровь зальет бездны, затопит мир, 

И небо сгниет и рухнет.

1903

Перевод Р. Торпусман  

ГЛАГОЛ

Разбей твой алтарь, и пламенный угль, о пророк,

Швырни средь большой дороги —

Пусть жарят они на нем мясо, и ставят горшок,

И греют руки и ноги.

И брось им искру из сердца — она пригодится

Зажигать окурок, что погас,

Озарять воровато-ухмыляющиеся лица

И злорадство прищуренных глаз.

Вот шныряют они — и твою молитву бормочут,

И во храме твоем, как дома;

Скорбью твоею скорбят, о твоей заботе хлопочут —

И ждут твоего разгрома.

И тогда на разбитый алтарь налетят, и растащат сор,

Унесут в свои жилища,

И обломками вымостят двор, и починят забор,

И разукрасят кладбища;

И если найдут твое сердце, опаленное, в куче сора, —

Швырнут его псам на еду.

Разбей же алтарь, толкни пинком позора,

И да рухнет и гаснет в чаду.

И смети паутину, что в сердце ты бережно нес,

Словно струны от арфы пророка,

И ткал из них песнь возрожденья и марево грез —

Обман для слуха и ока, —

И пусти их, как белые нити, что плавают днем

В воздухе позднего лета,

И не знают, не встретят друг друга, и с первым дождем

Исчезнут с белого света.

И надломленный молот, что треснул в борьбе бесполезной,

Но камня сердец не потряс, —

В дребезги раздроби, перекуй на заступ железный

И вырой могилу для нас.

И все, что подскажет гнев Божий, — да грянет из уст,

И дрогнуть не дай им:

Будь Глагол твой горек, как самая смерть — пусть!

Да услышим, и да знаем.

Смотри, нас окутала ночь, пред взором — черные пятна,

Как слепые, мы щупаем тьму:

Что то свершилось над нами, но что — нам невнятно,

Никому, — никому.

Взошло ли нам солнце, или погасло, умирая, —

Или погасло навсегда?

Бездна хаоса кругом, великая, страшная, злая,

И не спастись никуда;

И если взвоем во тьме, или, молясь, воззовем —

Кто нас услышит, братья?

И если проклятьями ярости все проклянем, —

На кого упадут проклятья?

И если со скрежетом гнева сожмем кулак, —

На чье темя рухнет удар?

Все это, все поглотит бессмысленный мрак,

Все ветер развеет, как пар.

Нет опоры, руки повисли, не стало пути под стопами

И безмолвен небесный Суд —

Знают давно Небеса, что вина их безмерна пред нами,

И в молчании грех свой несут…

Открой же уста, если им от Правды дано,

Пророк Конца, восстань:

Будь Глагол твой горек, как смерть, — будь он смерть сама, все равно:

Грянь!

Нам смерть не страшна — уж она нас давно оседлала

И в рот нам продела узду;

На устах у нас — гимн возрожденья, и с ним, под звоны кимвала

Мы до гроба допляшем в бреду…

1904

Перевод В. Жаботинского 

МОТЫЛЕК

Целый мир — это блеск, это гимн, и кругом

Несказанно клокочет богатство живое,

И тропинкой меж лесом и нивой бредем

Молчаливо мы двое.

Мы бредем и бредем, а тропа все длинней;

Справа бабочки вьются, колосья рокочут;

Слева заросли нас паутиной теней

И просветов щекочут.

Тень ли ангела, тучка ли там проплыла

И растаяла вмиг в синеве без предела?

Вслед за ней, как она высока и светла,

Моя греза в лазурь улетела…

И опять синеве ни границы, ни дна…

Ты идешь, — я, как пленный, бреду за тобою;

И, как очи твои, даль чиста и ясна,

И хлеба улыбаются зною…

И мне чудится: этот задумчивый лес,

Тихо дышащий тенью, прохладой, покоем,

Затаил некий клад первозданных чудес

В брачный дар нам обоим…

Чу — по нивам дохнул ветерок, и потряс,

В трепет искр и лучей и мерцаний одел их,

И посыпал метелью снежинок на нас

Тучу бабочек белых.

И один мотылек сел на косы твои

И запутался в прядь, на цветочек похожий, —

И как будто дразнил: Я целую, смотри, —

Поцелуй ее тоже!

О, почуяла ль ты, что сказал мотылек?

И почуяла ль ты, как глазами я жег,

Сам на страх мой в досаде, с мольбою во взгляде,

Эти мягкие пряди?

Твои горлинки-очи скромны, как всегда,

И напрасно бы в них заглянул я с вопросом;

Нет, я верю не им, а проказницам-косам,

Что кивают мне: да!

Так за мной же, малютка, — в тенистом леске