Джайн Зар. Буря Тишины - Гэв Торп

лишь кровавое месиво. Ярость внутри все не унималась, не насытившаяся развернувшейся резней. Гнев скручивал живот и жег грудь. У воительницы закружилась голова, и она никак не могла глубоко вздохнуть из-за раскаленной надоедливой маски.

Почему все ощущалось иначе?

Они были не врагами. Жертвами.

Сейчас свершилось убийство, а не бой. Она сорвала с лица шлем и бросила его на поле. Позолоченная львиная морда осуждающе смотрела на воительницу с покрасневших песков.

В тени трона мелькнуло движение. Один из служителей хозяина крикнул Фараэтиль:

— Надень свою маску, танцовщица.

Девушка не обратила на приказ никакого внимания. Окровавленными пальцами она прошлась по застежкам брони и дернула плечами, чтобы стряхнуть с руки защитные пластины.

— Танцор не разоружается на арене. — В предостережении слышалось скорее брюзгливое недовольство, чем злость. — Танцора еще не освободили.

Фараэтиль потрясла головой, и с ее волос на песок полетели алые капельки крови.

Она заметила тень приближающегося стражника и услышала потрескивание активированной дубинки.

Девушка медленно развернулась, держа руки подальше от тела, словно сдаваясь на его милость. Стражник расслабился, слегка опустив дубинку, и гладиаторша немедля шагнула вперед и лягнула его ногой. Пяткой она попала в подбородок, отчего голова стражника с характерным треском кости резко откинулась назад.

Пока танцовщица бежала, по всей арене эхом разносились гневные крики. Первого врага ей удалось застигнуть врасплох, но она не справилась бы со всеми, даже если бы и не избавилась от брони и оружия. Союзником ей служила скорость, а не сила.

Фараэтиль с легкостью запрыгнула на вогнутую стену, и стражник приземлился в нескольких шагах от нее. Она пригнулась под заостренным наконечником дубинки, нырнула под руку эльдара и, сделав перекат, оказалась позади. Девушка с трудом поборола желание ударить стража. Каждый потраченный впустую миг мог стоить ей жизни.

Когда стражник развернулся, она уже на всех парах бежала вверх по крутому скату, прямо к освещенной бледно-желтым дневным светом арке, что располагалась на верхушке лестницы.

Горячий поток воздуха окатил воительницу, когда она вырвалась из амфитеатра.

И хотя она не знала, куда ей стоило бежать, ведь со времен катастрофы танцовщица не ведала о том, что находилось за пределами арены, ее подгоняла единственная мысль: все равно, куда направляться, ведь главное, что она освободилась от оков хозяина. Впереди ее ждало неизвестное будущее, но уж лучше это, чем мучения и смерть на арене.

Она мчалась без оглядки.

Первые три дня дались ей очень тяжело. Почти нескончаемый день лишь ненадолго сменялся тусклой тьмой ночи, при наступлении которой лишь казалось, что это большое облако на короткие мгновения затмевало рану на небе.

В первый день Фараэтиль постаралась уйти от арены как можно дальше. Никакой погони не случилось. По дороге на нее напали несколько копающихся в мусоре выродков, чью полуфизическую форму отравили притоки разрушительной энергии. Прямо как на кровавых песках, неистовая ярость охватила разум девушки и помогла ей расправиться с мерзкими отродьями.

Во второй день она окончательно потерялась. Даже до катаклизма Фараэтиль никогда не ходила по небесным мостам на другой берег реки. Ее ужаснула царящая повсюду пустота. Если тишина арены, время от времени прерываемая боями, несколько тревожила воительницу, то опустевшие улицы и здания целого города стали явным свидетельством того, что все потеряно. Абсолютно все. Не существовало таких слов, которыми можно было описать обрушившуюся на эльдарский народ катастрофу. В душе Фараэтиль знала, что великое бедствие настигло не только ее город. Оно распростерлось за его пределы, за границы планеты и добралось до самых дальних колоний.

Остальные ее сородичи либо уже были мертвы, либо их вскоре ждала подобная участь.

Задыхаясь, танцовщица рыдала в саду, сидя в тени подстриженного в форме феникса дерева, которое постепенно возвращало свой дикий природный облик. Легкое похолодание возвестило о наступлении вечера, и она отправилась на поиски еды в пустой дом, к которому прилегал сад, но ни там, ни в округе девушка не нашла ничего. Каждое жилое здание, будь оно личное или общинное, уже кто-то вычистил.

Во время поисков струйка воды привела ее к району белокаменных монастырей и отливающих перламутром башен. В одном из внутренних двориков воительница наткнулась на широкий фонтан, землю вокруг которого устилали обглоданные кости и испражнения. Шагая к водоему, танцовщица уловила движение в тенях.

Ощетинившийся бело-серый лирный кот, чья шерсть оказалась замарана кровью, выступил из темноты. Ростом он был Фараэтиль почти по пояс, а клыки не уступали в длине ножам. По-видимому, до катастрофы кот был чьим-то питомцем, но сейчас заметно одичал. Хищник осторожно обходил воительницу кругом, и девушка заметила под его мехом следы от клейм. Похоже, владелец кота не отличался добротой.

Зверь тихо рычал и следил янтарными глазами за воительницей, пока та шла к фонтану.

В воде плавали полусгнившие листья, а по краям образовалась легкая пена, но девушке было все равно. Как и лирный кот, она думала только о выживании. Сейчас ее мучила жажда.

Фараэтиль быстро оглядела монастырь, отмеряя глазами расстояние до крыши, окон и арок. За два шага и прыжок она могла достичь балкона, находившегося справа от нее на втором этаже, а оттуда при необходимости сумела бы сразу добраться до крыши.

Девушка встретилась взглядом с котом и медленно присела, окунув руку в воду. Зверь зарычал громче, но не рискнул подойти. Отхлебывая холодную воду из ладони, Фараэтиль проливала ее на подбородок и грудь, а затем смыла чужую кровь, засохшую на теле.

От запаха крови лирный кот заиграл ноздрями и тут же сменил поведение. Он навострил уши, забил хвостом по камню и припал к земле, готовясь ринуться в атаку.

Фараэтиль окунула руки в воду и испила из них сколько смогла.

Движение усов и подергивание хвоста предупредили об опасности за миг до того, как животное напрягло мышцы. К тому моменту, когда злобный рев зверя прогремел на весь монастырь, гладиаторша уже встала на ноги и побежала.

Фараэтиль прыгнула, ухватилась пальцами за низ балкона и, качнувшись, запрыгнула на тонкие перила. Лирный кот ревел, бил когтями и скалил зубы, явно расстроившись из-за того, что упустил добычу.

Воительница его прекрасно понимала.

На третий день Фараэтиль решила вернуться к арене. Она пыталась отыскать знакомые улочки и извилистые узкие проходы на базарах и рыночных площадях, что примыкали к амфитеатру еще до катастрофы.

Все казалось незнакомым.

Когда воительница убегала с арены, у нее не было времени разглядывать окрестности. Теперь же девушка осторожно возвращалась к месту своего заточения и не узнавала округу, в которой когда-то выросла. Извилистые дорожки и переулки