Гуара - Гуара

равно достаточно холодно, поэтому мне пришлось вытащить из рюкзака старый, но все еще верный спальник, и завернуться в него, чтоб хотя бы немного согреть свое тело. Все эти действия я производил под неустанным взором желтых глаз рыжего волка, каждый минимальный взмах рукой сопровождался тихим, слабым, но очень угрожающим рыком. Мы сверлили друг друга взглядом, но нападать никто не собирался.

У меня сердце в пятки убегало со скоростью прыткого зайца, но показывать свой страх противнику, даже такому слабому, как этот раненый оборотень, ему не хотелось. Скорее всего эта тварь только того и ждала, чтобы я потерял бдительность, чтоб вцепиться мне в глотку, ну или на крайний случай, обратить в себе подобное создание.

Перспектива получить укус и обратиться в волка не очень улыбалась, если честно, поэтому мне пришлось надеть цепочку на шею и позвякать амулетом, для привлечения внимания лежащей у противоположной стены твари.

Постепенно организму стало теплее, и я позволил себе немного расслабиться…а зря!

Что-то влажное и холодное коснулось моей щеки, заставив вздрогнуть и проснуться. Я открыл глаза и столкнулся с немигающим взглядом желтых, будто светящихся в темноте глаз. Оборотень не стал нападать, наоборот, он снова отпрянул к стене и сжался клубком. Он уже не рычал, просто неотрывно следил за проснувшимся человеком. Но легче от этого мне не стало. Твари нельзя было доверять ни на секунду. Тварь была опасна. А еще от меня не ускользнуло одно маленькое, но существенное замечание. Мой товарищ по несчастью был самкой. Маленькие, чуть выпирающие, покрытые гладким белым мехом груди не оставляли сомнений в половой принадлежности моей товарки.

Она снова принялась зализывать свой разорванный бок, и делала теперь это настолько обыденно и умиротворенно, что мои глаза невольно сами по себе начали смыкаться. Но уснуть я не успел. Утробное гулкое урчание вывело меня из объятий морфея. Непонимающе я начал оглядываться и снова мой взгляд остановился на рыжей шкуре оборотнице, которая все так же не спускала меня глаз. И тут снова раздалось это же самое урчание, урчание ее пустого желудка!

Так вот почему она трогала меня носом. Проверяла, крепко ли я сплю. Вот сучка!

Сколько за один раз может съесть оборотень? Хватит ли ей банки консервов или понадобиться половина моих филейных частей? Вот как раз узнавать этого мне совершенно не хотелось. Тем более, что взгляд ее желтых глаз будто бы говорил о том, что как раз ей очень даже подойдут мои немного отощавшие от недоедания, но все еще достаточно не мелкие мышцы.

Не сводя с нее глаз, я наощупь начал нашаривать в рюкзаке последнюю банку тушёнки.

–Хочешь поесть? – я достал банку и повертел ею, привлекая внимание. Во второй руке вновь держал зажженную зажигалку, чтоб в случае чего применить ее огонь, как оружие.

Рыжая напряглась. Ее черная полоска длинной гривы встала дыбом, но все же волчица напряженно встала и медленно, короткими шажками приблизилась ко мне. Протянула длинную, с острыми черными когтями лапу к банке и в мгновенье сцапала ее и уже в следующий момент снова сидела в своем углу.

–На здоровье! – пожал я плечами, но тут замер.

На моих глазах в неверном свете зажигалки тело ее деформировалось, приобретая довольно соблазнительные формы, исчезала длинная рыжая шерсть, черная грива стала копной длинных черных волос, с вплетенными в них разноцветными бусинами и какими-то амулетами. Длинные пряди прикрывали чудную округлость небольших упругих грудей, скрыв от взора самую потрясающую их часть. Кожа стала цвета меди тело истончилось пропал короткий хвост. Лапы стали длинными руками и ногами, длинная узкая морда стала достаточно миловидным, совсем еще юным личиком, с очень яркими, экзотическими чертами, миндалевидными глазами, цвета янтаря, тонкого, чуть горбатого носа, и пухлыми очерченными губами.

Лицо ее было точеным, немного скуластым, но не грубым. Почти все оно было испещрено замысловатыми узорами синеватого и зеленоватого оттенков. Это делало ее какой-то загадочной дивной.

Видимо взгляд мой стал совершенно невменяемым, ибо девушка недовольно хмыкнула и отвернулась, явив моему взору не менее прекрасную ее тыльную сторону. Я, конечно, не был святым, но вот только бабы у меня давненько не было, а при виде таких чудных форм у меня только что слюна изо рта не потекла! Зажигалка пыхнула в моей ладони и погасла, погружая наш крошечный мирок в темноту.

–Кобель! – едва слышно хрипло буркнула моя оппонентка, торопливо запихивая в рот тушенку.

–Отнюдь! – парировал я и сунул в рот кусочек сушенного мяса. – Просто думаю, почему раньше нельзя было нормальный облик принять?

–А что для тебя нормальный облик? – девушка немного обернула лицо в мою сторону.

–Двуногий, – буркнул я, проглатывая сухой, как кусок древесной коры кусок.

–Мерзко! – рыкнула она, – видок лысой обезьяны! Уж лучше шерсть на всем теле и бег на всех четырех, чем блестящая лысая шкура и все “прелести” наружу!

–Так почему же сейчас обернулась обезьяной? – не удержался я от колкости.

–А так в желудок меньше еды помещается, наесться легче! И не надо будет потом тебя из серебряной скорлупы выковыривать, чтоб доесть.

Она быстро и звонко облизала пальцы и тут же зябко поежилась. Сжалась, обхватив себя руками и тихонечко заскулила, словно провинившийся щенок. У меня сердце упало, когда я вдруг понял, что она плачет. Я вытащил из рюкзака запасную толстовку, пару носок и подошел к девушке:

–На вот, надень. – я протянул ей вещи, но она испугано отпрянула в сторону. – Да не бойся ты, надевай, я не причиню тебе вреда.

–Спасибо, – она приняла от меня вещи и торопливо натянула их.

Слезы текли по ее лицу, она продолжала плакать, но делала это молча, беззвучно, отчего у меня на душе скребли кошки. Хотелось помочь ей, но я понимал, что не смогу унять ее боль. Она оплакивала свою загубленную семью, ей было больно и страшно.

Я снова завернулся в спальник и уселся, опершись спиной о каменную стену. Девушка так и продолжала сидеть в своем углу, спрятавшись в толстовке с ногами и накинув на голову капюшон. Постепенно она перестала плакать, но после впала в какую-то прострацию, изредка вздрагивая, то ли от холода, то ли от нервного перенапряжения.

–Эй, волчица? – я позвал ее, выводя из ступора. – Ты согрелась?

–Да, немного, спасибо, – ее голос перестал быть хриплым, и оказался очень нежным, мягким, хоть и достаточно тихим.

И тут черт меня за язык дернул, и тот заработал слегка отдельно от организма.

–Ты раненная, пока залечишься, то замерзнешь насмерть. Если обещаешь не кусаться, то