Четырнадцать дней для Вероники (СИ) - Мусникова Наталья Алексеевна

- Вероника? - голос Тобиаса дрогнул, заметался, словно попавший в ловушку волк. – Вероника, где ты?!

Юноша стремительно обежал весь небольшой домик своей любимой, даже в подпол залез и на чердак поднялся, едва не свернув себе шею на узкой лесенке с высокими ступеньками. Вероники нигде не было, она исчезла, словно сон, словно грёза, словно дивное виденье, коему не место среди грубой прозы бытия.

- Вероника!!!

Тобиас вернулся в спальню, рухнул на кровать, обхватив голову руками. Кровь гулко пульсировала в висках, тишина кольцом сжимала грудь, мешая дышать, сводя с ума.

- Так, спокойно, - юноша выпрямился, отбросил прилипшие к губам пряди, - Вероника не могла исчезнуть без следа, она...

Тобиас осёкся, лишь сейчас заметив лежащий на окошке небольшой обрывок бумаги. Что это? Рецепт, заклинание, список дел или товаров, которые нужно приобрести на ближайшей ярмарке? А может, послание для него? Боги, как же он глуп, не подумал сразу, что Вероника обязательно оставила для него послание! Всё-таки правильно матушка говорит, что все влюблённые становятся безумцами! Юноша рассмеялся облегчённо, бережно взял обрывок бумаги, прижал к лицу, вдыхая нежный запах напоенного зноем ромашкового поля. Ни одна девушка во всём мире не пахла так, это был аромат его Вероники. Тобиас прикоснулся губами к записке и лишь после этого начал её читать, но уже после первой строчки глаза его распахнулись, а из горла вырвался сдавленный стон боли. Послание было коротким, всего пара строк, но каждое слово было раскалённым металлом, терзающим сердце, смертельным ядом, убивающим душу.

"Тобиас, я не люблю и никогда не любила тебя. Мне нужна была лишь твоя магия, я думала, что смогу использовать силы инквизитора, но практика показала, что я ошиблась, а значит, ты мне больше не нужен. Не ищи меня, я не хочу, чтобы ты когда-либо утруждал меня своим обществом".

Тобиас снова и снова перечитывал записку, отказываясь верить своим глазам. Вероника не любит его? Она всего лишь использовала его, пыталась вытянуть силы инквизитора? Бред, такого быть не может! Юноша порывисто сдёрнул с шеи небольшой мешочек, высыпал на ладонь чёрный порошок, пепел поиска, подкинул его в воздух, повелевая показать, где сейчас находится Вероника. Пепел какое-то время покружил в воздухе, а затем чёрной пылью осел вниз. Вероника не просто исчезла, она сделала всё, чтобы её не нашли. Какое-то время юноша безмолвно и неподвижно взирал на пепел, безвольно уронив руки вдоль тела. Тобиас пытался и никак не мог понять, что же произошло, почему чистая и такая верная любовь развалилась на мерзкие, дурно пахнущие, словно давно сгнивший мертвец, куски? Как могла Вероника, ЕГО Вероника, оказаться настолько коварной, предать его, безжалостно и беспощадно вышвырнуть из своей жизни, словно сломанную куклу или содержимое ночной вазы? Юноша опустился на пол, с силой стиснул ледяными ладонями яростно пульсирующую голову.

- Этого не может быть. Этого просто не может быть.

Тобиас порывисто вскочил, скомкал и яростно отшвырнул прочь записку, повинную лишь в том, что каждое слово в ней было подобно раскалённому кинжалу, пронзающему грудь. Пепел поиска не может показать Веронику? Что ж, значит, нужно найти её через обряд на крови, найти, чтобы задать один единственный вопрос: почему? Может быть, её заставили отказаться от него? Такое вполне возможно, ведь матушка, да и другие родственники, изрядно гордящиеся тем, что в их жилах течёт никем и ничем не замутнённая кровь потомственных инквизиторов, совершенно точно не в восторге от того, что продолжатель их династии готов связать свою жизнь с чародейкой. Тобиас решительно отбросил упавшие на лицо русые пряди, вытащил из рукава тонкий серебряный кинжал, обильно испещренный рунами, с ярким, огнём полыхающим рубином на рукояти. Такой кинжал способен защитить своего владельца не только от лихого человека, но и от тёмной магии, может пробить броню и очистить кровь от любого, даже самого страшного, яда. Купить или каким-либо ещё способом приобрести данное оружие невозможно, оно верно служит лишь инквизиторам и переходит по наследству от отца к сыну. Если же род пресекается или в нём остаются одни женщины, кинжал рассыпается пеплом, а рубин превращается в яркую звезду и улетает на небо. По крайней мере, именно так гласят древние предания, бережно хранимые в клане инквизиторов и никогда, под страхом смерти, не выходящие за его пределы. Тобиас поспешно закатал рукав на левой руке, выдохнул древнее зубодробительное заклятие, в каждое слово, как учил наставник, вкладывая огонь своей души, а затем резко полоснул кинжалом по смуглой мускулистой руке. Тёмно-красная густая кровь побежала из раны, украшая разводами кисть, закапала на пол.

- Эверди, - выдохнул юноша, вскидывая кинжал вверх, к низкому, старательно побеленному умелыми руками молодой хозяйки потолку.

Рубин ослепительно вспыхнул, заливая всё вокруг кроваво-красным заревом. Тобиас напряжённо закусил губу, до боли в глазах всматриваясь в яростную, безумную пляску магических всполохов. Никому не дано укрыться от поиска, коий совершает инквизитор старинным зачарованным оружием, да ещё и на собственной крови, даже драконы, древние магические создания, не в силах противостоять этим чарам. Вероника же была обычной чародейкой, юной и не самой сильной, потому не прошло и пары мгновений, как она явилась Тобиасу в кроваво-красном зареве.

- Вероника!

Юноша бросился к любимой, да так и застыл, словно конь на вилы, напоровшись на равнодушный безжизненный взгляд девушки.

- Вероника, что с тобой? Ты где?

Чародейка, даже не глядя на молодого инквизитора, раздражённо вздохнула:

- Тобиас, ты ведь грамотный, читать умеешь, да и разумом тебя боги не обделили, что именно тебе осталось непонятно?

Сердце юноши заныло, восторг встречи развеялся горьким дымом, но Тобиас не привык отступать перед трудностями. Плох инквизитор, который в своих поисках не идёт до конца, страшась боли или поддавшись слабости.

- Всё! Мне не понятно абсолютно всё.

Вероника снова вздохнула, медленно подняла голову, в прямом смысле слова замораживая равнодушным взором таких прежде лучистых серо-зелёных глаз:

- Тогда перечитай записку ещё раз. Особенно то место, где я прошу не докучать мне более своим обществом.

Тобиасу показалось, что ему по лицу хлестнули грязной, вонючей тряпкой, коей общественные уборные чистят. С трудом, едва ли не физически ломая себя, молодой инквизитор выпрямился и раздвинул губы в кривой улыбке:

- Вот, значит, как. На магию мою позарилась, а она не по зубам оказалась? Что ж…

Юноша замолчал, глотая горькие слова и страшные проклятия. Какой теперь резон сетовать на судьбу или бранить ту, что лишь играла в любовь? Насильно мил не будешь, из руин прежнее счастье не соберёшь, остаётся лишь расстаться, отпустить прошлое, предать его забвению. Тобиас улыбнулся мягко и печально, последний раз окинул взглядом стройную фигурку Вероники, заглянул в её глаза и выдохнул:

- Что ж, не буду более тебе мешать. Прощай.

Лицо чародейки исказила гримаса боли, девушка дёрнулась вперёд, но затем сникла, понурилась и глухо выдохнула, словно разом перечёркивая всё, что было прежде:

- Прощай. Навсегда.

Кроваво-красное зарево померкло, а затем и вовсе исчезло, забирая с собой и облик той, что стала всего лишь воспоминанием. Тобиас судорожно вздохнул, на миг сжался, спрятал лицо в ладонях, но быстро совладал с постыдным порывом, резко махнул ладонями по щекам, стирая следы жалкой, не достойной инквизитора слабости, и едва ли не бегом покинул дом Вероники. Лишь на следующий день юноша узнает, что опустевший дом чародейки ночью выгорел дотла, до безобразных головёшек, в которых уже через год никто и не узнает когда-то полное любви и света жильё. Жители деревни ещё месяц судачили о невесть куда сгинувшей чародейке да пожаре, уничтожившем её домишко, а потом переключились на другие, более важные темы. Жизнь не стоит на месте, она покрывает прошлое пеленой забвения, врачуя, пусть порой и не очень успешно, сердечные раны. А то, что видения прошлого порой возвращаются в снах, так что с этим поделаешь? Только вздохнёшь горестно да на другой бок перевернёшься или запалишь свечу и до утра будешь незряче смотреть в окно, лаская в мыслях давно исчезнувший сладостный призрак.