Семейство Доддов за границей - Чарльз Ливер

Впрочемъ, table d'hôte соединенъ съ нѣкоторыми непріятностями. Вчера я замѣтила, что полицейскій офицеръ или brigadier [4], какъ здѣсь называютъ, засматривается черезъ столъ на Мери Анну. Я сказала объ этомъ К. Дж. [5]; но, какъ всѣ отцы, державшіе себя въ молодости не очень-строго, онъ отвѣчалъ: «Э, милая, пустяки! За границею такія манеры; ты сама къ этому иривыкнешь». Нынѣ мы обѣдали въ своихъ комнатахъ, и, будто въ наказаніе за то, подали намъ кусокъ баранины послѣдняго сорта и двухъ тощихъ цыплятъ. А въ счетѣ (я велю писать счетъ каждый день) поставили за «отдѣльный обѣдъ» по пяти франковъ съ персоны. А table d'hôte — по два франка!

К. Дж. страшно сердился и бранилъ мое «проклятое жеманство», какъ онъ выражается. Конечно, я не знала, что оно обойдется намъ въ пятнадцать франковъ. Теперь онъ ушелъ въ кофейную. Мери Анна плачетъ въ своей комнатѣ; Каролина сидитъ у постели Джемса, погому-что Бетти Коббъ самая плохая служанка, а Патрика Бирна мы только и видимъ, когда зовутъ насъ въ полицію, платить за него штрафы.

Въ эти мѣсяцы едва-ли мы успѣемъ сдѣлать замѣтную экономію, потому-что дорожныя издержки и пропажа моего чемодана возьмутъ у насъ много денегъ. Я, кажется, писала вамъ, что какой-то мошенникъ укралъ желтый ящикъ, гдѣ было мое черное атласное платье, отдѣланное блондою, два гроденаплевыя и два прекрасныя бальныя платья, въ томъ числѣ одно, отдѣланное настоящимъ лимерикскимъ кружевомъ. Эти пропажи и разные дорожные случаи стоятъ намъ недешево. Но поживемъ — научимся; послѣ будемъ опытнѣе.

Вѣдь я никогда и не ожидала, Молли, чтобъ въ дорогѣ было можно обойдтись безъ всякихъ непріятностей; но увидѣть свѣтъ, дать дѣтямъ истинно-европейское образованіе и блескъ, выучиться говорить пофранцузски съ настоящимъ иностраннымъ прононсомъ, попасть въ самый избранный кругъ, пріобрѣсти фешёнэбльныя манеры — развѣ все это не имѣетъ своей цѣны, и цѣны очень-высокой? Кромѣ-того, нашъ Додсборо былъ ужасенъ. К. Дж. становился совершеннымъ мужикомъ; еще годъ или два — и онъ потерялъ бы всякое понятіе о кругѣ людей, болѣе-изящныхъ, нежели Порсель и патеръ Мэгэръ. Джемсъ только и занимался своими борзыми, лягавыми и тому-подобное; наконецъ вы сами видѣли, что такое начиналось между П. Бельтономъ и Мери Анною. Она могла бы, кажется, имѣть столько самоуваженія, чтобъ искать себѣ партіи повыше деревенскаго доктора. Я говорила ей, что мать ея урожденная Мэк-Кэрти, и что только разстроенное положеніе фамильныхъ дѣлъ принудило меня думать о Кенни Доддѣ. Я согласна, что бѣдняжка Бельтонъ прекрасный молодой человѣкъ; но можно ли быть прилично одѣту, держать экипажъ, вообще достойнымъ образомъ являться въ общество съ восьмьюдесятью фунтами дохода? Какая же тутъ женитьба?

Надѣюсь, что вы опредѣлите вашего Кристи въ конную полицію: служба та же самая, что въ гусарахъ, но гораздо-дешевле. Мои ящики пришлите въ Остенде съ первымъ паруснымъ судномъ; эти суда берутъ за провозъ всего только шиллингъ и четыре пенса съ кубическаго фута, а приходятъ немногимъ-позже пароходовъ. Жаль, что пестрая корова не отелится въ нынѣшнемъ году. Но увѣрены ли вы въ томъ? Если такъ, продайте ее на весенней ярмаркѣ. Нашъ патеръ ее торговалъ: не дастъ ли онъ за нее десять фунтовъ, или гиней… лучше гиней, если только можно.

Я была отвлечена отъ письма, милая Молли, визитомъ молодаго джентльмена, на карточкѣ котораго написано «Викторъ де-Ланси». Онъ пріѣзжалъ къ Джемсу — очень милая внимательность съ его стороны, потому-что встрѣчались мы съ нимъ только разъ за table d'hôte. Де-Ланси и Мери Анна говорили много и долго, а я могла только улыбаться и отвѣчать «уи, уи». Онъ поанглійски не говоритъ. Онъ принимаетъ въ здоровьѣ Джемса такое участіе, какъ родной братъ, и просилъ позволенія просидѣть подлѣ него ночь. Мы отблагодарили и, конечно, не согласились. Мери Анна говоритъ, что онъ графъ; что при Бурбонахъ его фамилія играла очень-важнуго роль; что теперь де-Ланси въ изгнаніи. Онъ самъ говорилъ, что нынѣшнее правительство слѣдитъ за нимъ. И дѣйствительно, Мери Анна замѣтила, что все время, пока онъ сидѣлъ у насъ, въ окно заглядывалъ полицейскій.

Гость просидѣлъ у насъ два съ половиною часа; и надобно сказать, Молли, что за границею удивительно умѣютъ сближаться при первомъ же знакомствѣ: въ одинъ визитъ онъ успѣлъ поставить себя такъ, какъ-будто мы съ нимъ были знакомы цѣлую жизнь. Не слушайте Матвѣя: продайте плоды, а деньги пришлите мнѣ; Бенди Бёба ненужно держать: безъ насъ ему нечего дѣлать. Позаботьтесь, чтобъ въ «Почтѣ» и «Вѣстникѣ» еженедѣльно помѣщались объявленія о Додсборо: «отдается загородный домъ для джентльмена, одного или съ семействомъ; со всѣми принадлежностями въ лучшемъ видѣ и съ двумя стами экровъ земли; въ случаѣ надобности, болѣе». Жаль, очень-жаль, что Додсборо въ Ирландіи; только это и дурно. Иначе желающіе скоро нашлись бы. Здѣсь самая жалкая комната, съ плетеными стульями и крашенымъ столомъ, даетъ хозяину пятьдесятъ франковъ въ недѣлю.

Кончаю письмо, потому-что пора отправлять на почту. Пожалуйста, не забудьте объ ящикахъ. Лимерикской газеты не присылайте; она стоитъ три су, а новаго ничего въ ней не бываетъ. К. Дж. имѣетъ случай читать Times въ общей залѣ; тамъ всѣ ирландскія убійства и грабежи пересказываются такъ же подробно, какъ и въ нашихъ газетахъ. Кстати, какого Джедкина Дилени убили въ Броффѣ? Не-уже-ли того маленькаго человѣчка, который былъ сборщикомъ податей по нашему графству?

Скажите патеру Мэгэру, чтобъ онъ прислалъ увѣщаніе Бетти Коббъ: только патеровы слова и могутъ удержать ее отъ возвращенія домой.

Вашъ преданнѣйшій другъ

Джемима Доддъ.

ПИСЬМО III

Миссъ Доддъ къ миссъ Дглэнъ, въ Боллидулэнъ.

Если бы что могло утишить

Тоску, мучительницу сердца,

то, конечно, восхитительная жизнь въ очаровательномъ городѣ, изъ котораго пишу тебѣ; здѣсь душа раздѣлена между воспоминаніями о чудномъ прошедшемъ и удовольствіями настоящаго. Мы остановились въ Bellevue, большомъ отелѣ верхняго города; но мое наслажденіе, мой восторгъ — старый городъ, особенно Grande Place съ ея любопытной архитектурой во вкусѣ среднихъ вѣковъ, ея высокими, блестящими кровлями и рѣзными архитравами. Вчера стояла я у окна, изъ котораго пошелъ на эшафотъ графъ Эгмонтъ; осматривала телегу, на которой былъ везенъ къ мѣсту казни графъ Горнъ, и подлѣ которой упала безъ чувствъ его супруга, и я думала — да, милая Китти, признаюсь тебѣ — думала объ ужасной минутѣ нашего прощанья съ бѣднымъ Пьеромъ. Я пишу, а слова смываются слезами. Зачѣмъ, зачѣмъ сдѣлали насъ несчастными? Зачѣмъ не позволили намъ избрать скромную долю, которой испугались бы низкія сердца? Что бѣдность, если душа возносится надъ нею? Увы, папа неумолимѣе прежняго; мама смотритъ на меня какъ на дочь, недостойную ея рода и имени. Кэри [6], бѣдное дитя, не можетъ понимать меня; и пусть никогда не знаетъ она, что значитъ страдать, какъ я страдаю! Но зачѣмъ я печалю васъ моимъ горемъ?

«Веселѣй ты звучи, моя грустная арфа!»

какъ говоритъ Гансъ Бэли. Вчера мы были на большомъ балѣ у графа Хегенстрёма, датскаго посланника. Въ прошедшій понедѣльникъ папа получилъ цѣлую кипу рекомендательныхъ писемъ изъ нашего иностраннаго министерства. Лордъ П. едва-ли не счелъ папа членомъ парламента, потому-что на адресѣ стояло «Мистеру Додду, Ч. П.». [7], но ошибка эта послужила къ нашему счастью, потому-что на четверкъ мы приглашены къ обѣду лордомъ Гледвортомъ, нашимъ посланникомъ въ Брюсселѣ, а насегодня онъ уступилъ намъ свою ложу въ оперѣ; не говорю ужь о вчерашнемъ балѣ, билетъ на который намъ присланъ также отъ него. Я была въ газовомъ платьѣ на атласномъ чехлѣ, съ жонкилями и бѣлыми розами; на головѣ двѣ камеліи; кромѣ-того, въ волоса была вплетена маменькина коралловая нитка. Графъ Ambrose de Roney назвалъ меня «роза-камей»; и въ-самомъ-дѣлѣ я была хороша. Я танцовала съ княземъ Сьэрра д'Агуила Неро, родъ котораго происходитъ отъ императора Нерона — это знатнѣйшій домъ во всей Сициліи. Ахъ, Китти, какъ онъ очарователенъ! Онъ невысокаго роста; но какіе глаза! какая борода! какіе духи онъ употребляетъ! атмосфера вокругъ него благоухаетъ, какъ сады Аттаргуля! Онъ мало говоритъ поанглійски; пофранцузски поклялся не говорить: онъ называетъ французовъ предателями его отечества, la sua carissima Patria; потому, милая Китти, я говорила съ нимъ, какъ умѣла, на нѣжномъ языкѣ юга. Онъ назвалъ мой выговоръ «divina», и сказалъ, что завтра пріѣдетъ къ намъ и будетъ читать со мною Петрарку. Пожалуйста, успокой Пьера, если онъ услышитъ объ этомъ: князь принадлежитъ сферѣ, которая неизмѣримо-выше бѣдной Мери-Анны: онъ, когда пріѣзжаетъ въ Виндзоръ, всегда танцуетъ съ королевою Викторіею, и называетъ нашего принца Альберта il suo dilelto Alberto; скажу болѣе: онъ женатъ, но не живетъ съ княгинею. Онъ самъ сказалъ мнѣ это, и какъ ужасно звучали его слова, Китти! голосъ его былъ глухъ, рука судорожно прижималась къ груди. Онъ былъ страшенъ; но эти характеры, сформировавшіеся подъ солнцемъ юга и вліяніемъ славныхъ семейныхъ преданій, грозны въ порывахъ страсти! Увѣряю тебя, я только тогда вздохнула свободно, когда онъ остановилъ офиціанта съ подносомъ и взялъ ананаснаго мороженаго. Я чувствовала, что пронеслась минута страшнаго взрыва. Ты не можешь вообразить себѣ, мой другъ, какъ очаровательны люди за границею! Въ ихъ манерахъ есть какая-то нѣжная обаятельность, увлекательность, упоительность и съ тѣмъ вмѣстѣ непринужденность. Нѣтъ такой вещи, которую бы за границею мужчина не могъ сказать дѣвицѣ. Я готова краснѣть, когда вспомню, какъ я конфузилась отъ фразъ, которыя здѣсь, конечно, ежеминутно говорятся дѣвицамъ.