Папайя для Брежнева. Воспоминания переводчика о войне в Анголе - Андрей Никитин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Хорошо зная английский или немецкий, а также русский язык и историю, поступить в иняз было не так уж трудно. Однако следует заметить, что школьная программа не предполагала получение качественных знаний иностранного языка. Вариантов достижения достаточного для поступления в иняз уровня языка было два – либо пожить с родителями-работниками советских загранучреждений за рубежом, либо активно заниматься с репетиторами год-два до поступления, что стоило очень недешево. Соответственно, при кажущейся доступности, успешное поступление в иняз светило отнюдь не всем юным советским гражданам.
Что касается моей ситуации, то тяга к языкам у меня обнаружилась еще в начальных классах, а в средней школе, посещая разные иностранные выставки в парке «Сокольники», я уже мог с легкостью спросить у представителей иностранных компаний все, что интересовало меня, друзей или родителей. Помнится, иностранцев изумляло, что юный советский школьник способен вполне сносно объясняться на английском языке. Думаю, я значительно поднял имидж советской системы образования в их глазах. Меня регулярно посылали на олимпиады по английскому, где я гордо занимал то второе, то третье место по району, за что всегда числился на хорошем счету у нашей «англичанки» и руководства школы.
Потом, как помню, были курсы английского языка для взрослых, и я в целом не сильно отличался успехами от «взрослых дядь и теть» – инженеров и геологов, собирающихся в командировки в зарубежные страны. Но, несмотря на достаточно хорошие навыки в разговорном языке и английской грамматике, было решено на пару месяцев определить меня к хорошему репетитору, дабы он устранил все имеющиеся у меня языковые недочеты и подготовил к институтским экзаменационным требованиям. Наши друзья посоветовали довольно молодого, но маститого репетитора из МГУ.
И вот я отправился на первое занятие на квартиру к новому преподавателю на улицу Грановского, что рядом с метро «Библиотека им. Ленина». Это оказалось красивое старинное строение с вензелями, граничившее с бывшим «Военторгом». (Позже тот дом, несмотря на свою примечательную историю, был снесен, а на его месте появился то ли торговый, то ли бизнес-центр).
Раньше я думал, что в таких зданиях не живут, а лишь устраивают музеи и Дворцы пионеров. Но оказалось, что это обычный жилой дом, разве что с консьержем в очень помпезном подъезде, окрашенном в оливковый цвет. Перед входом в дом я заметил целый ряд табличек, указывающих, что здесь в разные годы жили крупные военачальники – маршалы Жуков, Конев, Рокоссовский, Чуйков, а также партийные работники, такие как Троцкий, Фрунзе, Жданов, Молотов, Хрущев, Косыгин и другие.
Дом 3 по ул. Грановского (ныне – Романов пер., а ранее ул. Шереметьевская) – «Дом Советов № 5», где я штудировал английский перед поступлением в иняз.
История этого «обычного» дома, которую я узнал позже, впечатляла. Началась она в конце XIX века, когда хозяин сего участка земли, Александр Дмитриевич Шереметев, решил возвести несколько построек с целью сдачи квартир в аренду. Проект был поручен архитектору Мейснеру, уже выполнившему ряд успешных работ для Шереметева. В результате эффектный ансамбль из шестиэтажных зданий был расположен так, что внутри размещался красивый двор, оборудованный фонтаном.
Этот жилой комплекс тотчас сделался элитным – музыканты Московской консерватории и артисты Большого театра, которых опекал владелец зданий Шереметев, оценили изысканность и комфорт новых зданий. Например, среди здешних жильцов несколько лет числился известный русский композитор и пианист Антон Степанович Аренский.
После революции роскошные квартиры были национализированы, и элегантные корпуса бывшего Шереметьевского дома стали носить название «5-й Дом Советов». Здания по-прежнему считались элитными, только теперь здесь проживали семьи советских военачальников, служащих государственных организаций и академиков. Разумеется, «5-й Дом Советов» не обошли сталинские репрессии, семьи «врагов народа» теряли право на проживание здесь, и просторные квартиры принимали новых жильцов.
Конечно, тогда, придя впервые на занятия к репетитору, я всего этого еще не знал – просто глядя на величественный фасад здания, испытывал необъяснимый трепет. При входе в подъезд консьерж уточнил, к кому я иду, и пропустил без лишних вопросов. В огромной пяти- или шестикомнатной квартире меня встретила молодая симпатичная женщина – она и оказалась моим репетитором. Мы прошли в ее кабинет, который выглядел словно кадр из фильма про товарища Сталина: снизу стены обиты старинным дубовым шпоном, а сверху обтянуты оливковым шелком в цветочек. Было заметно, что отделка сохранилась еще с прежних времен. Имя репетитора – Лариса – тоже невольно навевало революционные ассоциации. Я пережил тогда удивительное ощущение, словно вживую соприкоснулся с историей нашей страны, почувствовал дух времени, сохранившийся в этих стенах…
Лариса быстро оценила мой уровень знаний, наметила план действий, и мы начали «прорабатывать» времена – пожалуй, самое сложное в английской грамматике. Пока мы занимались, я все собирался с духом, чтобы спросить: кто из перечисленных на табличках великих людей жил прежде в этой квартире – Жданов, Троцкий, а может, Хрущев или Жуков? Но так и не осмелился задать мучивший меня вопрос – решил, что это будет нетактично. Позже мой товарищ, занимавшийся с этим репетитором уже больше года, рассказал, что Лариса – внучка бывшего министра иностранных дел СССР В. М. Молотова и сводная сестра политического деятеля и писателя Вячеслава Никонова.
С учетом моего достаточно неплохого базового уровня языка, за пару месяцев мы подтянули времена глаголов, структуру фраз и пересказ, что позволило мне получить высший балл по английскому на вступительном экзамене. За что я по сей день благодарен Ларисе, так как поступление в иняз стало одним из важнейших событий в моей жизни.
Поскольку вуз, куда я хотел поступить, считался «особым», в приемную комиссию помимо характеристики из школы нужно было предоставить рекомендацию из райкома комсомола. Без нее абитуриенты даже не допускались к экзаменам.
Но если ты считался комсомольским активистом, ни разу не был уличен в нарушении порядка и хорошо учился – как в моем случае, – то нужную бумажку выдавали без проблем. Мою кандидатуру обсудили сначала на бюро ВЛКСМ школы, а затем и на бюро райкома ВЛКСМ
