Донор - Елена Усачева

А через три дня класс грохнул неожиданным известием – Алиса пыталась покончить с собой. Лежит в больнице, с ней работает психолог.

– Не переводи чернила! – Проходя мимо Алисиной парты, Игорь толкнул тетрадку Ганиной. Ее рука дернулась, выведя некрасивый зигзаг. И тут же вспыхнуло! Дурак! Она-то тут при чем? Быстро оглянулся. На лице все та же занавеска из волос. Даже слова ему не сказала, как появилась. В сердцах поддел свесившуюся тетрадку Пращицкого. Она брякнулась на затоптанный линолеум.

Очередь в медкабинет быстро двигалась. Медсестра оказалась неинтересной барышней в очках. Буркнула, не отрываясь от пробирок:

– Садитесь.

И, быстро совершив свою комариную работу, добавила:

– Идите.

Укол был неболезненный, и Игорь тут же о нем забыл. Мимо по коридору прошла Алиса. Головы не повернула. Хочет вызвать в нем чувство вины, чтобы у фразы «никого не виню» появился адрес. Не дождется!

– Давайте, давайте! Лейте кровь на алтарь науки, – прикрикнул Лавренев.

– Вы там сильно не торопитесь, я все выпил! – хохотнул следом Пращицкий.

На них зашикали из-за дверей. Пока одиннадцатый класс резвился, на втором этаже малыши проходил азы школьных премудростей.

Нелли Олеговна не успела вывести на доске название урока, как в класс ворвалась завуч. Именно ворвалась – дверь от толчка шарахнулась о стену.

– Одиннадцатый класс! Вы вообще соображаете, что творите? – грозно начала она с порога, монументальной стокилограммовой массой нависая над учениками.

– Война? Уже? – пискнул Пращицкий, очень натурально изображая испуганного.

– Я тебе сейчас устрою войну! – погрозила в его сторону солидным кулаком завуч. – Быстро признавайтесь, кто это сделал?

Все с готовностью заозирались.

– Я! – медленно поднялся Васильев, пряча лукавую улыбку. Класс облегченно выдохнул. – Но там и было всего ничего, – демонстративно пожал он плечами.

– Чего ничего? – грозно склонилась в его сторону завуч.

– Компота, – простодушно отозвался Васильев, и его конопатое лицо заискрилось. – Всего какой-нибудь литр. Я залпом выпил.

Сообразившие шутку первыми захихикали, так что завучу пришлось перекрикивать голоса.

– Какой компот, Васильев! Я спрашиваю, кто разгромил медкабинет?

– Враги, – не раздумывая, брякнул Пращицкий и уже под нарастающий хохот добавил: – Враги рода человеческого.

– Вам все шутить! – ревела завуч. – А там все пробирки перебиты. Ни одного грамма взятого биоматериала! Кто был у врача последним?

– Медсестра оставалась, вы у нее спросите. – Непрошибаемого Пращицкого даже гнев завуча не гнул к парте. – Может, она оборотень в халате?

– Когда найдем – спросим, – грозно заверила завуч. – Еще раз спрашиваю, кто был в кабинете последним?

Все дружно посмотрели на ряд у окна. Игорь невольно нашел глазами Алису. Она все так же сидела, склонив голову, спрятав за волосами лицо, и что-то чертила в тетради. Девчонки стали гадать, кто же из них был последний. Вышло, что все дружно вошли и дружно вышли, не оставив последнего.

– Кому-то наша кровушка не по нраву пришлась, – голосом ворона-вещуна прокаркал Васильев.

– Да мы все сдали кровь! – Оправдываясь, Пращицкий показал средний палец на левой руке. Вряд ли он вложил в этот жест какой-то другой смысл, кроме желания показать маленький синюшный след от укола. Но движение получилось слишком двусмысленным. Класс за его спиной грохнул. Нелли Олеговна в панике замахала на него рукой.

– Так… – Завуч наградила Пращицкого таким тяжелым взглядом, под которым и броня танка прогнулась бы, но тот лишний раз взмахнул белесыми ресницами и растянул в улыбке потрескавшиеся от весеннего авитаминоза губы. – Дружно встали и пошли в поликлинику сдавать кровь. А я пока вызываю милицию. И если виновный найдется среди вас… – Она еще раз оглядела вытянутые от удивления лица. – Считайте, что заработали свой волчий билет на экзамен.

Ошарашенный, притихший класс стал медленно собираться.

– А чего там было пить-то, – расстроенно жал плечами Пращицкий. – С каждого по пять грамм, тридцать человек. Всего полторашник какой-то. На один глоток…

– Митя, сейчас договоришься, – одернула его Нелли Олеговна, и стекла очков ее теперь уже грустно блеснули. – Иванов, Петров, Сидоров… – Она не договорила.

Игорь сдернул свою сумку со спинки стула, и голова его снова невольно повернулась к Алисе. На тетрадном листке четко и очень красиво крупными буквами было выведено: «В моей смерти…»

Ярость хлопком взорвалась в голове. Если она такая дура, он в этом не виноват. Никто же не знал, что она малахольная. Ей слово, а она сразу в русалки записываться.

– Делать больше нечего? – быстро зашептал он, склоняясь над одноклассницей. Одну руку как бы невзначай положил на ее стул, а другую опустил на тетрадь. Ладонью на страницу. – Опять на тот свет захотела?

– На тот? – Алиса перевела на него свой чистый, ясный, словно промытый перекисью водорода взгляд.

– Несчастную из себя строишь? – шипел Игорь ей в лицо.

Ганина вдруг улыбнулась. Это было неправильно. Она должна убиваться, должна умолять. Но ни в коем случае не должно быть этой улыбки.

– Дура! – выдохнул Лавренев, сминая тетрадный лист. Страница легко оторвалась. И он пошел по проходу, засовывая бумажный комок в карман.

– Узнаю, чьи шутки… – зло бурчал он потом, ожидая вместе со всеми в очереди, – заставлю кровь до конца жизни сдавать.

Девчонки испуганно перешептывались. Васильев в задумчивости гладил живот.

– Неужели я ошибся? – бурчал он себе под нос. – Точно помню, компот был. И по вкусу… Надо же так обознаться.

– У тебя компот, что ли, из клюквы был? – равнодушно тянул Пращицкий. Шутить ему уже надоело.

– Почему из клюквы? – Васильев достойно держал на своем лице удивление. – Из яблок, с черносливом.

– Цвет-то должен был быть красным, если спутал с кровью, – хихикнул Митя, разваливаясь на лавке.

– Действительно, и цвет другой был… – тянул свое на одной ноте Васильев, заставляя сидящих рядом парней сгибаться от смеха в три погибели. – С чего я взял, что кровь?

Игорь затылком чувствовал, что Ганина стоит рядом. Не смотрит. Просто стоит. Отдельно от всех. Вцепившись своим маленьким кулачком в лямку сумки. Голова наклонена, волосы занавешивают лицо.

Черт! Первый день из больницы, а уже сил никаких рядом с ней стоять. И он пошел к толпе девчонок, демонстративно приобнял Катю Сахарову, стал болтать полную ерунду, рассказывать бородатые анекдоты, но девчонки, польщенные вниманием красавца, не прогоняли, хихикая.

Медсестра им теперь досталась обстоятельная, полная пожилая женщина с мягкими руками. Она добродушно пыхтела, принимая в свою ладонь тонкие юношеские пальцы, осторожно колола, с сомнением глядела на выступавшие красные бисеринки, не спеша набирала полую трубочку, волшебным образом заставляя кровавые пунктиры подниматься вверх.

На улицу вывалили все вместе, решили сходить за мороженым, раз выдалась такая вольница. Игорь специально терся среди девчонок, с сочувствием дул на посиневший палец Иры Синявиной – у нее всегда были холодные руки, кровь из пальца почти не шла, и добродушная толстуха вдоволь намяла ее, прежде чем добилась хоть какого-то результата.

– Болит, – жаловалась Ира, и Лавренев с удовольствием склонялся к тонкой ледяной руке, пытаясь изобразить из себя мартеновскую печь. Про Алису он вспомнил, только когда шли обратно. Она шагала в стороне от остальных, четко ставя ногу по краю тротуара, словно акробат на проволоке.

В классе их уже ждал запыленный милиционер, плотный дядька с усами и с черной папкой в руках. Он время от времени почесывал свой невысокий лоб, постоянно приподнимал фуражку, словно решал какую-то непосильную для себя задачу.

– Ну, что у нас тут? – озабоченно поинтересовался он, словно весь урок класс провел не около метро с рядом киосков, торгующих мороженым, а выполнял секретное задание по выслеживанию шпионов. – Кто последний, не помните? – не столько спросил, сколько подтвердил он. – Потом все вернулись в класс. Никто в коридор не отпрашивался?

Его тон был настолько неправдоподобно неделовым, словно милиционер не происшествие распутывал, а рецепт борща уточнял. Даже Пращицкий отказался от комментариев.

Милиционер вяло заполнял протокол. Затренькал мобильный. Нелли Олеговна подняла голову, грозно глянула на подопечных.

– Кто это решил расстаться с телефоном? – Голос ее шел по нарастающей, как эхо обвала в горах.

– Извините, – буркнул милиционер и, тяжело сопя, полез в карман. – Да-да. Слушаю. Где? Через полчаса буду. Да. В школе. Ну, сейчас схожу, выясню. – Страж порядка с каким-то удивлением глянул на гаснущий экран трубки. – Что-то сегодня частят… – проворчал он. – Ну ладно. Если что-то узнаете… – Он протянул бумагу учительнице. – Подпишите, пожалуйста. – И неожиданно с отеческой мягкостью добавил: – Хорошие ребята у вас.