Клуб одиноких сердец - Мария Митрофанова

Оля ее почти не беспокоила. Несмотря на частые советы «встряхнуться» и «не быть лапшой», Татьяна Викторовна считала, что дочь растет счастливой. У нее ведь было все, что она хотела! Она могла купить любую видеокассету, любой понравившийся диск, любую приглянувшуюся тряпку! Пребывая в этой, конечно же, весьма уютной уверенности, Татьяна Викторовна не особенно приглядывалась к тому, что интересует дочь, а если бы пригляделась, то была бы поражена тем, какие слезливые мелодрамы смотрит дочка, какую печальную музыку она слушает.

В голове у девочки была невероятная мешанина: там душераздирающие голливудские кадры, с тонущим ДиКаприо или влюбленным Бредом Питом, шли в музыкальном сопровождении «Реквиема»; там Андрей Болконский приглашал ее, прекрасную княжну Ольгу на тур вальса... Но от всех этих фантазий и мечтаний, Оле только становилось все хуже и хуже.

В тот серенький зимний денек, один из тех теплых, раскисающих деньков, когда в воздухе уже чувствуется нежное дыхание весны, Оля брела домой из школы в более грустном настроении, чем обычно. Сегодня она не пошла, как всегда, по бульвару, а решила прогуляться по переулкам, хотя зимой там обычно был страшный гололед. Но Оле хотелось спрятаться от городского шума в тишину этих маленьких двориков, побыть после напряженного школьного дня наедине со своими мыслями, пусть и не очень веселыми, зато привычными.

Она шла по желтой дорожке из песка, и вдруг заметила впереди две фигуры. Это были Даша Рычагова и Игорь Бочкин. Даша явно была в самом веселом расположении духа: отбегая на несколько шагов, она сгребала горсть снега, быстро лепила снежок и кидала в Игоря. Тот смеялся и отмахивался от нее, пытался поймать за руку, но кокетливая девчонка выворачивалась, отбегала на несколько шагов и повторяла свой маневр со снежком сызнова. Наконец Игорь, отчаявшись утихомирить подружку, стал бороться с ней ее же орудием, – начал лепить снежки и кидать в ответ. Но Даша была верткая, как змейка, и тяжеловатому Игорю трудно было попасть в нее своим снежным снарядом, а вот брошенные девочкой снежки неизменно поражали цель.

Оля наблюдала за этим ледовым побоищем, сначала автоматически, а потом уже осознанно. Ей стало смешно: как маленькие, честное слово! Носятся, визжат... Эта Даша, в общем-то, неплохая девчонка, но зачем она бегает, как припадочная? Лицо все красное, из-под замшевой шапочки выбились светло-русые пряди, и перчатки, наверное, мокрые... То же мне, удовольствие!

Но Оля кривила душой. Она мучительно завидовала Даше, что вот, она такая простая и веселая, может себе позволить визжать, бегать, хватать снег руками, не боясь потерять лица... А больше всего тому, что она идет с мальчишкой, с настоящим, не придуманным, что она может себе позволить поиграть с ним.

Даша все же угомонилась. Игорь поймал ее за рукав и, взяв за руку, укоризненно покачал головой, и что-то сказал. Даша отмахнулась, но он принялся стягивать с ее рук насквозь промокшие вязаные перчатки, снял их и положил к себе в карман, а потом стал дышать на покрасневшие, озябшие Дашины пальчики, согревая их своим дыханием, растирая их и что-то приговаривая. Наконец, он достал их кармана свои перчатки, замшевые, теплые, и, чуть не насильно, натянул их Даше на руки.

После окончания этой процедуры, они пошли дальше, а Оля осталась стоять на месте, не в силах справиться с комом, который внезапно встал в горле. Этот ком ворочался и царапался, и, к своему удивлению, Оля почувствовала, что у нее на глазах выступают слезы.

Не в силах больше глядеть на удаляющиеся фигуры Даши и Игоря, она резко свернула и вышла на бульвар, и там дала волю слезам. Плохо ориентируясь в пространстве из-за соленой влаги, застилающей глаза, она нашла скамейку и села на нее, даже не смахнув снега, уронила лицо в ладони, и старалась только не очень громко всхлипывать, чтобы не привлечь к себе чье-нибудь неделикатное внимание. Впрочем, бульвар был почти пуст.

– У вас случилась беда? – прозвучал над головой чей-то голос.

Не поднимая глаз и досадуя на непрошеного доброхота, Оля помотала головой: нет, нет, ничего у меня не случилось, только отвяжись ради бога!

– Мне кажется, вам нужна помощь, – продолжал все тот же голос.

Оля подняла глаза, чтобы отшить надоедливого помощника. Но, увидев его, сразу же передумала это делать. И даже не только потому, что голос принадлежал очень симпатичному молодому человеку лет восемнадцати. Просто глаза незнакомца лучились самым неподдельным сочувствием и были очень-очень добрыми, такими добрыми, что, казалось, у человека не могло быть таких чудесных глаз.

И Оля, кажется, тоже произвела определенное впечатление на молодого человека, потому что он застыл на минутку, а потом, стряхнув с себя оцепенение, очень вежливо спросил:

– Вы позволите мне сесть рядом с вами?

Оля кивнула.

– Только... Только здесь снег... – пробормотала она, и сама не узнала своего голоса.

– Это совершенно неважно, – заверил ее молодой человек и сел рядом. – Если вы сидите в снегу, то почему бы и мне этого не сделать?

– Вы простудитесь, – пробормотала Оля, зажмурившись и сама ужасаясь: «Что за чепуху я говорю»!

– Если вы немедленно не расскажете мне, кто вас обидел, и что произошло, клянусь: я просижу здесь всю ночь, заболею и умру!

– Не надо, – взмолилась Оля, глядя в упор на незнакомца.

Она сознавала что, наверное, выглядит глупо, что не стоит смотреть на малознакомого человека во все глаза с таким откровенным восхищением, что это просто-напросто неприлично... Но она ничего не могла с собой поделать.

– Тогда рассказывайте, – ласково улыбнувшись, сказал молодой человек и, словно прочитав Олины мысли, прибавил:

– Может быть, вам кажется, что неприлично беседовать с незнакомым молодым человеком? Тогда давайте я вам представлюсь, а вы, ежели пожелаете, можете сохранить инкогнито. Меня зовут Артур.

– А я Оля, – сказала девочка дрожащими губами.

– Благодарю, – наклонил голову Артур, как будто Оля оказала ему невесть какую честь, назвав свое простенькое имя. – Так что же с вами случилось, Оля?

Самой Оле вдруг все ее неприятности показались надуманными и детскими. Она вдруг подумала, что если бы Артур все время смотрел на нее своими ласковыми карими глазами, то она, наверное, больше и ничему на свете не печалилась бы.

– Я... Я почувствовала себя ужасно одинокой, – сказала Оля и покраснела. Ей показалось, что это прозвучало как-то ужасно по-детски. «Я в его глазах выгляжу хнычущей малышкой. Нужно срочно сказать что-нибудь умное» – решила Оля. – «Иначе он поднимет меня на смех».

Но Артур не стал смеяться. Глаза у него были все такие же добрые и серьезные, и девочке показалось, что он смотрит на нее с пониманием. Тогда ее словно прорвало:

– Я так одинока! Я всегда и везде одна, у меня никого нет: ни друзей, ни подруг, никого! И мама все время занята, а если она и решает со мной пообщаться, то только для того, чтобы сообщить, что я как-то не так живу, не так выгляжу и не тем занимаюсь! Мне даже не с кем поговорить, – все вокруг придурки какие-то, все интересы на уровне каменного века!

И Оля, уткнувшись в ладони, снова заплакала. Она не хотела плакать, но слезы сами текли по лицу.

– Ну-ну, не стоит плакать, – тихо сказал Артур, прикасаясь к ее плечу, и эта фраза из его уст прозвучала не как банальное утешение, а как какой-то весомый аргумент, так что Оля прекратила плакать, но не подняла лица от ладоней.

Она знала, что из-за очень белой и нежной кожи, на лице сразу выступают красные пятна, и не хотела, чтобы Артур увидел ее такой зареванной и страшной.

– Все мы одиноки перед лицом Вечности, – задумчиво сказал Артур. – Подумайте, все эти люди, которым вы позавидовали, эти люди, которые дружат и любят, или думают, что дружат и любят! – они точно так же одиноки перед тем, что нас ждет там, за последней чертой...

Оля оцепенела. С ней никто никогда так не разговаривал, никто не излагал таких мыслей. Правда, она сама не раз думала об этом, но только в других выражениях, и скорей умерла бы, чем посвятила кого-нибудь в свои размышления! Еще одно обстоятельство ее поразило: откуда Артуру стало известно, что она позавидовала людям, которые дружат и любят? Она спросила об этом, забыв даже о красных пятнах на коже.

– А как вы догадались, что я... Ну, что я позавидовала кому-то?

– Это очень просто, – улыбнулся Артур, и Оле вдруг показалось, что его глаза совсем рядом, что они затягивают ее в свою бархатную глубину....

– А, впрочем, я не смогу вот так сразу объяснить. Считайте, что это интуиция. Или мне подсказало сердце.

Девочка чуть-чуть улыбнулась.

– Оля, да вы совсем замерзли! – вскрикнул Артур. – У вас губы дрожат от слез или от холода?

– Я действительно замерзла, – вздохнула Оля. Ближе к вечеру стало холодать.

– Знаете, Оля, мне ужасно не хочется сейчас с вами расставаться! – заявил Артур и у Ольги громко стукнуло сердце. – Но вы, наверное, торопитесь домой?