Возвращение Фабрицио - Марк Фруткин

Омеро пожал плечами.

— Время, друг мой. Оно перемалывает время.

Омеро хрюкнул. Еще несколько минут они смотрели на механизм, затем снова двинулись наверх. Тиканье часов затухало, они удалялись от него вверх по ступеням. Наконец звук совсем затих, как будто люди вышли за пределы времени, все глубже погружаясь в небесное безмолвие, в беззвучный механизм звездных часов.

После мучительного восхождения, главными особенностями которого стали бесчисленные передышки и непрерывный поток жалоб Омеро, они оказались перед дверью по левую руку от себя. Отворив ее, Фабрицио увидел огромные башенные колокола — всего семь, беззвучные и массивные, висящие в ряд. Каждый колокол посвящен своему святому. Фабрицио достал из кармана сутаны маленький молоточек, стукнул по очереди по всем семи колоколам и наклонил голову, прислушиваясь. Колокол святой Агаты он ударил второй раз.

— Ре-бемоль мажор. Ты знал, что святая Агата была молодой, красивой и богатой? Благородного происхождения.

— Как герцогиня.

Дон Фабрицио улыбнулся своим мыслям.

— Вот именно. Как герцогиня. — И добавил: — Святая Агата покровительствует литейщикам колоколов, а также исцеляет от бесплодия.

Он снова потянулся и стукнул по колоколу.

— А знал ты, что святая Тереза пережила трансверберацию сердца? — Омеро взглянул на него вопросительно, и он пояснил: — В момент мистического экстаза ее сердце пронзила огненная стрела.

— Наверное, комета упала с неба и проткнула ее.

— Омеро, прошу тебя! Твое воображение отнимает у тебя здравый смысл, сколько бы его у тебя ни было. — Он наклонился за корзиной с едой. — Идем дальше.

Священник и слуга начали последний этап подъема, который привел их на самую вершину башни — на широкую каменную галерею с зубчатым парапетом. Когда они вышли наружу, солнце как раз начинало садиться за горизонт. В небо взвилась ватага скворцов, черная, как облако ядовитого газа.

— Мы пришли. Наконец-то. — Фабрицио опустил корзину на пол.

Омеро, тяжело дыша, принялся рыться в провизии.

Когда пиршество закончилось — слуга все еще сидел, впиваясь зубами в свою половину дыни, — Фабрицио снял ткань с телескопа, взглянул на город, залитый предзакатным светом, и приготовился поднести прибор к глазам. Он помедлил, пристально рассматривая что-то на юге.

— Иди сюда, посмотри.

— А? — Слуга поднялся на ноги, вытирая губы рукавом. — Что?

В южной части неба виднелась коричневатая дымка, облако двигалось к городу.

Священник прищурился:

— Похоже, сирокко дует в эту сторону.

Ветер сирокко, несущий мелкий песок Сахары, налетал на город. Его называли зеркальным, он отражал свет, зрительно приближая далекие предметы.

— Это добрый знак?

— Увидим. — Фабрицио повернулся и направил телескоп на мостовую, у подножия башни. Он видел улицы Кремоны, звездой расходившиеся от главной площади. Город, совсем небольшой, был втиснут в границы окружавшей его стены — дома простые, дома богатые, башни, церкви и шеренга подпирающих друг друга мастерских. Больше ста мастерских принадлежали скрипичным мастерам и создателям других струнных инструментов, которыми славился город. Крохотные и малочисленные островки зелени. За исключением главной площади и улиц, сходящихся к ней, как спицы к оси колеса, городок являл собой беспорядочное переплетение улочек и переулков, смешение каменных и деревянных строений, уподобляясь хаотично пульсирующей живой субстанции. Фабрицио уловил запах древесного дыма из городских труб.

Он снова посмотрел вниз через телескоп.

— Видишь актеров? Похоже, на площади готовят представление.

Омеро выглянул через край, пытаясь преодолеть страх и головокружение.

— Я ничего не вижу. Представление? Когда я шел через площадь, их не было.

Священник протянул Омеро прибор, тот осторожно поднес его к глазам, ахнув, отшатнулся и сунул телескоп обратно в руки Фабрицио:

— Бесовский инструмент! Город вверх дном перевернулся!

— Разумеется. Через зрительную трубу все видится перевернутым. Думаю, это благодаря особым зеркалам. — Фабрицио поднял телескоп и посмотрел вдаль. — Per Dio[3] кажется, я могу заглянуть в бесконечность!

Он оглядел город и обратился к горизонту, направив телескоп в сторону далекой реки По.

— Ой, смотри, Омеро, тутовые деревья у реки. Напоминают мне о детстве, что я провел, собирая шелкопрядов… А это что?

Фабрицио увидел, что вдоль реки мчатся два всадника на белой лошади. Их нагоняла дюжина солдат, также верхом, и карета, вздымающая клубы пыли. Отражение вереницы лошадей и кареты, перевернутое в реке, через телескоп виделось в нормальном положении.

Фабрицио наблюдал, как двое всадников спешивались. Мужчина с нежностью и почтением помог девушке сойти с лошади. Несмотря на расстояние, через стекло все виделось невероятно отчетливо, можно было различить даже капли пота на конских боках. Внезапно появились солдаты и соскочили с лошадей. Мужчина упал на колени, подкатила карета, из нее вышла пожилая женщина — происходящее казалось сценой из оперы. Затем все исчезло в потоке света.

Священник отнял телескоп от глаз, вытянул руку вперед и принялся его рассматривать. Что же это такое я вижу? В самом деле, странный и удивительный прибор.

Что касается Омеро, он прислонился к стене и мирно наслаждался вином.

— Vivace,[4] — бормотал он, жмурясь от восторга и причмокивая губами.

Фабрицио не обращал на него внимания. Он заметил кое-что еще. Знакомая ему повивальная бабка торопливо шла по узкой улочке, полы одежды развевались, когда она прибавляла шагу. На секунду Фабрицио потерял женщину из виду, но затем она появилась на другой улице, направляясь к высоким двустворчатым дверям герцогского дворца, стоящего возле площади сразу за башней. Как только слуга открыл на ее стук, она проскользнула внутрь, не дав двери открыться настежь. Подняв телескоп на окна третьего этажа, Фабрицио увидел юную красавицу-герцогиню, лежащую в постели в своей комнате. В поле зрения показалась повивальная бабка. Когда она подошла к кровати, герцогиня выгнула спину и закричала — он видел широко открытый рот, но не мог ничего слышать на таком расстоянии. Его сердце затрепетало. Он прикусил губу, не отводя взгляда. Рождается дитя!

В телескоп он увидел герцога, с гордым видом расхаживающего по улицам. Грудь — колесом, лицо раскраснелось в радостном ожидании: сегодня должен появиться на свет его первенец. Священник опустил прибор, печально усмехнулся про себя и застыл, погруженный в размышления.

И вновь Дон Фабрицио посмотрел в телескоп. В последних лучах заходящего солнца мир был ярким, сияющим. Вдоль реки шел Родольфо со скелетом за спиной — и вдруг снова Родольфо, но еще совсем юный. Как я могу это увидеть? Каким образом этот прибор позволяет мне видеть такое? Он опять увидел Родольфо, на этот раз лежащего в зарослях прибрежного тростника, недвижного, словно мертвый. И еще он видел, как отъезжает повозка.

— Послушай, Омеро. Есть в этом приборе что-то совершенно необычное. Честно сказать, не знаю, что я вижу: прошлое, настоящее или будущее. Или, возможно, все это одновременно. Иди, взгляни еще раз. — Священник протянул телескоп, Омеро взял его. — Не бойся. — Маленький человечек посмотрел в трубу. — Что ты видишь?

— Представление на площади вот-вот начнется.

Опустилась тьма с льдистыми брызгами звезд, но комета не появлялась. Ночь тянулась, они продолжали ждать, Фабрицио терпеливо, Омеро с растущим раздражением.

— Где она? Скоро петух запоет, а я так ничего и не видел. Где эта окаянная комета? Прилетит она или нет?

— Терпение. — Фабрицио осмотрел небо через телескоп. — В любом случае ночь выдалась восхитительная. Взгляни на эти звезды — они были здесь задолго до нас и долго будут после того, как нас не станет…

Омеро зевнул:

— Мне нужно поспать.

Слуга уютно устроился у внутренней стены башни. Вскоре Фабрицио услышал его храп.

Сам он смотрел на небо и ждал.

И наконец комета появилась. В еще не рассеявшемся мраке, на рассвете дня святого Феликса, малоизвестного отшельника из Пистойи, священник благополучно разбудил Омеро. Теперь они вдвоем смотрели на комету, медленно сплетающую между собой созвездия, начиная с Близнецов, и летящую дальше, на юго-восток, на свидание с Девой.

Красота небесного зрелища рассеяла страхи Омеро, они с Фабрицио замерли в восхищении.

Внезапно Фабрицио опустил взгляд на площадь.

— Ты что-нибудь слышишь?

Омеро вгляделся в даль.

— Уже почти утро. Может быть, привратники отворяют ворота.

— Нет. Это что-то другое. Экипаж?

Фабрицио поднял телескоп. В зеркальном свечении, какое бывает перед рассветом, он увидел карету, запряженную четверкой лошадей. Она вырвалась из черного зева улицы, прогрохотала по площади и остановилась. Одна из лошадей вздрагивала и мотала головой.