Город, которого нет. Ностальгические заметки из советской жизни - Сергей Виноградов

Их утреннюю идиллию лишь иногда нарушала своим тарахтением какая-нибудь, не весть, откуда взявшаяся, «полуторка». Даже уличные собаки давно привыкли к подобному распорядку и мирно спали, как и не обремененные коровьими заботами, жильцы государственных двухэтажек, коих на улице и было то не больше десятка. К тому же час людей ещё не наступил.

По своему малолетству на коровью демонстрацию я чаще всего взирал с высоты второго этажа, уткнувшись носом в стекло наглухо закрытого окна. Каждое утро, едва заслышав знакомые, и ни с чем не сравнимые звуки, я, по мышиному тихо, выбирался из своей теплой постели и на цыпочках, чтобы не разбудить родителей, пробирался через огромную комнату к заветному окну. Даже людские шествия с изобилием портретов усатого вождя и монотонностью красных флагов, иногда проходившие по нашей улице в дни праздников, едва ли могли соперничать с этим мычащим «парадом» и всегда казались мне куда менее интересными.

Иногда по улице Карла Маркса и сегодня проходят демонстрации, но время коров окончательно прошло

Иногда, если конечно удавалось проскочить через «ночной дозор» моей всё видящей и всё слышащей бабушки, я мчался по крутой лестнице вниз на улицу, чтобы успеть, хотя бы помахать рукой вслед уходящему стаду. Уходящему со своим небритым «поводырем» куда-то туда, в далекий и по-детски таинственный для меня, свой коровий мир.

А вечером всё повторялось обратным порядком. Наполненных молоком «Машек» и «Дунек» с особым нетерпением ждали мы – дети из местных «высоток», во дворах которых самой крупной живностью были, пожалуй, лишь бодливые козы, да вечно путающиеся под ногами бегающей ребятни, куры. И вот уже в соседских дворах хозяйки гремели подойниками. На нашей улице начиналась вечерняя дойка.

И не удивительно, наверное, что самое яркое впечатление моего раннего детства это – парное молоко. Кажется, что вкус его я до сих пор ощущаю на губах. Вряд ли кто сегодня так часто пил его почти прямо «из-под коровы». Но, удовольствие это было, действительно, ни с чем несравнимое. А с выпитой кружкой молока завершался ещё один день в моей совсем ещё короткой жизни, чтобы завтра начать всё снова – с перезвона колокольчиков и мычания неспешно бредущего стада.

Теперь на месте «коровьего поля» появились вот такие красавцы дома. Так что место коров заняли люди

Глава третья. Кукурузники

Почему-то уверен, что нынешнее поколение молодежи никогда не ело хлеб из кукурузы. Не какие-нибудь современные экзотические лепешки ради собственного удовольствия, а именно хлеб, который, как говорится, всему голова. Кому-то покажется странным, что, вспоминая далёкие и вполне благополучные 60-е, я вдруг почему-то пишу о какой-то там кукурузе и «хлебных» очередях, которые сейчас ассоциируются у большинства лишь с ленинградской блокадой, знакомой только по учебникам и фильмам. Но так, действительно, было…

И главный «хлебный» магазин города находился именно на Карла Маркса. Находился он в старинном каменном здании, в двух шагах от площади Свободы, с незапамятных, видимо, времен и почти что до самого начала эпохи «рухнувшего социализма». Ещё совсем недавно здесь продавали детские игрушки. Но неуверен, что через год – другой его в очередной раз не переделают ещё во что-нибудь. Надеюсь, не менее полезное. На финише же уходящего советского времени это самое помещение кардинально менялось только раз – с буханок на бутылки, ибо и жидкий «хлеб» был в Тихвине тогда весьма востребован, как и по всей стране. И очереди здесь в дни горбачевской антиалкогольной кампании выглядели не менее внушительными, чем в период городского хлебного «кризиса» начала шестидесятых.

Вот тогда я впервые увидел, и усвоил своим детским умом, что такое хлебные карточки, потому что последние продовольственные талоны, отмененные в начале 50-х, в моей памяти не сохранились, тогда ведь я даже под стол пешком ещё не ходил.

И так. Была поздняя осень. В нашей гимназии (нынешний сервисный центр на углу улиц Маркса и Школьной) в тот год, нам, четвероклассникам, досталась вторая смена. Поэтому с раннего утра меня и пару моих друзей-соседей родители всегда командировали занимать хлебную очередь. Не помню как долго – две, три недели, месяц или больше нам доставалось это «удовольствие», но когда мы обычно добирались до магазина очередь, бывало, вытягивалась, чуть ли не до моста через Вязитский ручей. Правда, на другом его берегу, через дом, находился еще один магазин, где также торговали хлебом. Но то, что в «Лесном» (так его называли все, потому что он принадлежал какому-то лесному ведомству) можно было быстрее и надежнее отовариться, гарантии не было никакой. Как не было и очередей.

На первом этаже этого здания находился тот самый «Шиженский» магазин, куда мы ходили за «кукурузным хлебом»

Но зато в нашей очереди обязательно можно было узнать что-нибудь интересное, о чем в школе почему-то не рассказывали. Именно здесь мы впервые узнали, что «Хлебный» старики называют ещё «Шиженским». Потому что хозяином этого дома до революции был богатый тихвинский купец Шиженский. Но даже если и не купец, то всё равно персона важная – не все тогда в Тихвине жили в каменных домах, да ещё почти в городском центре. А ещё по «большому секрету» мы узнали, что даже в царские времена хлебом из кукурузы народ не кормили. И всё равно, сейчас я эти кукурузные буханки вспоминаю с ностальгией. Настолько они были огромными и пышными…

В начале 60-х годов на месте этих кустов мы сажали кукурузу. Очень полезное для страны занятие было!

Потом всех нас, «марксистов», перевели в новую школу как раз на нашей улице. Она с годами, между прочим, ничуть не изменилась, если только кирпичные стены слегка потемнели, да разукрасились кое-где произведениями современных «графитчиков». Но зато пришкольная территория, выходящая как раз на Маркса, увы, навсегда потеряла свое кукурузное великолепие хрущевского периода борьбы за урожаи «зерновых». Ведь все мы тогда в прямом смысле превратились в «кукурузников». Видимо, Никите Сергеевичу тоже кукурузный хлеб очень нравился! Сегодня, об этом можно вспоминать, пожалуй, только с улыбкой, но пару летних сезонов буквально все ученики были «мобилизованы» на выращивание «второго» хлеба. Даже к центральному входу в школу, особенно в первые сентябрьские дни, приходилось продираться, словно через джунгли. Такие вот были здесь двухметровые кукурузные заросли. Правда, наша «ботаничка» почему-то всё удивлялась, что ни одного початка так и не выросло – видимо, климат у нас не кукурузный. Конечно, где уж им быть! А мы на что были? Тем более и жили рядом. Вот только вкус свежих кукурузных початков того времени не помню…

И хотя кукуруза теперь здесь не растёт, но зато на школьных газонах растут одуванчики…

Глава четвёртая. Балаболя

Видимо потому, что мои самые лучшие детские годы прошли в коридорах не своего, а соседнего дома, где невидимо витал творческий дух, я и стал тем, кем стал – писателем вот этих ностальгических строк.

Дом №45 на улице Карла Маркса – здесь проходили все мои детские представления «театра одного актёра»

Но тогда я был всего лишь маленьким любопытным «исследователем» большого «зеленого» дома на улице Карла Маркса, не придавая при этом никакого значения, что где-то там, в одной из неизвестных мне квартир ещё задолго до моего рождения в 1918 году проходили заседания редколлегии первой тихвинской газеты «Наш край», где жил тогда редактор газеты Исаакий Петрович Мордвинов – известный краевед и журналист. Мы же тогда были увлечены не журналистикой (да и слова такого не знали), а самым настоящим театром. А мои «спектакли» тогда смотрели оказывается не только дети из этого дома, но и до сих пор жившие там родственники самого Исаакия Петровича!

Теперь я учу «балаболить» своего внука. Выступление на Рождественском поэтическом вечере в Полковой церкви дома-музея Н.А.Римского-Корсакова. 6 января 2016 года

Огромная, почти «парадная» лестница на второй этаж ребятне со всей округи заменяла самый настоящий театральный «зал», где внизу на «сцене» и происходило всё лицедейство. Лицедействовал, правда, всегда почему-то я один. За мои детские и непонятно откуда берущиеся импровизации, мне тогда даже кличку «секретную» дали, прочно закрепившуюся затем на многие годы – «балаболя». Тогда я не обижался, не обижаюсь и сейчас, тем более что отработал её в своей жизни сполна, пятнадцатью годами на местном и областном радиовещании.