Обольщение по-итальянски - Сэнди Мэдисон

— Почему? — спросила Ширли.

Собственно говоря, на сегодня с нее было уже достаточно проблем с другими людьми. Именно Ширли приходилось иметь дело с подобными трудностями, потому что никто другой в агентстве не мог так хорошо, как она, улаживать споры, утешать или находить решения. Это была ее работа, и она занималась ею всерьез.

— Все, что я пока смогла из него вытащить, — это то, что один его друг сломал ногу, — сообщила Берта.

— Тот, с которым он вместе живет?

— Да, Джек или Джим, или что-то подобное, — подтвердила ассистентка.

— А в чем повод для рыданий? — спросила Ширли.

— Он лежит в больнице, и Фил чувствует себя теперь очень одиноким.

— Сколько времени должен провести в больнице Джим, Джек или кто там еще? — спросила Ширли.

— Примерно две недели.

— Тогда предложи Филу, чтобы он на это время взял отпуск, — уверенно сказала Ширли. — Если он хочет, то может тоже сломать себе ногу и лежать в кровати рядом со своим страдающим другом. Во всяком случае, здесь он мне не нужен, пока вновь не сможет нормально работать.

— А его уроки?

— Их может вести Флетчер, — решила Ширли, хотя и знала, что эта новость вызовет новый истерический приступ у чувствительного Фила. Грег Флетчер был балетмейстером и учил подопечных Ширли грациозным движениям. Но Грегори увлекался косметикой и любил надевать женские платья. Фил испытывал к нему отвращение.

— Флетчер? — с ужасом спросила Берта, которая знала об этом.

— Да, Флетчер! — подтвердила Ширли. — Я сейчас отойду на час. Мне нужен свежий воздух или я сойду с ума.

— Ты хочешь сейчас уйти? Мы еще должны сообщить Саксу, что предприняли с четырнадцатью девушками, которые им нужны для их воскресного показа мод!

— Можешь им сообщить, что они получат четырнадцать манекенщиц, — сказала Ширли.

— Но у нас нет четырнадцати девушек, — вспылила Берта. — Глэдис больна, Вероника — в свадебном путешествии, Пенни сидит в тюрьме, потому что ее застукали с кокаином, и Файа…

— У Сакса в субботу будет четырнадцать девушек, — прервала Ширли устрашающее перечисление проблем своей ассистентки. — Даже если я должна буду ловить их сачком на улице. Скажи это людям Сакса. А теперь я ухожу.

Еще не было и одиннадцати, но Ширли уже так устала, что испытывала настоятельную потребность отдохнуть.

Она вошла в маленькую ванную комнату, которая примыкала к ее бюро. Ширли снимала для своего агентства два этажа в реконструированном квартале Фултон-маркета. Этот район города считался самым безопасным и потому одним из лучших. Реставрация и санация квартала поглотили миллионы. Но теперь Фултон-маркет стал туристским аттракционом Манхэттена.

Ширли быстро сняла элегантный костюм в красно-коричневую клеточку с большими накладным плечами и облегающей юбкой, скинула черные лодочки на высоком каблуке, отстегнула пояс для чулок, стянула невесомые нейлоновые чулки и облачилась в спортивный костюм для бега, лежавший на табурете.

Надев кроссовки на толстые красные носки, Ширли мельком посмотрелась в зеркало. Ее миндалевидные зеленые глаза удовлетворенно сияли. Быстрым движением руки она пригладила взлохматившиеся волосы и вышла из бюро.

Она пересекла нижний этаж своего агентства, приветствуя встречных сотрудников легким кивком головы. Большинство из них уже привыкли к тому, что Ширли в любое время дня могла вырваться из круговерти своего бюро, чтобы немного пробежаться, и не удивлялись этому.

Ширли вышла на улицу и глубоко вдохнула. Стоял прохладный июньский день, и от Ист-Ривер[1] дул свежий ветер.

Ширли в спокойном темпе бежала по оживленной Уотер-стрит на север. Ее целью был выезд к Бруклинскому мосту. Именно этот маршрут быстро поднимал ее настроение — бег по старым деревянным доскам, овеянным традициями.

Когда Ширли через десять минут добралась до этого выезда, там почти не было никакого движения. Под ней шумел никогда не прекращающийся поток машин. Но на верхнем, построенным целиком из дерева ярусе Бруклинского моста, предусмотренном только для пешеходов, бегунов трусцой и велосипедистов, было довольно тихо. Солнце светило, и в его лучах приветливо сверкали серые воды Ист-Ривера. Отсюда, сверху, могло показаться, что они чисты и манят искупаться.

Ширли несколько увеличила темп. Ее длинные красивые ноги двигались грациозно и равномерно. Крепкие и полные груди колыхались в такт, а волосы развевались на ветру. Она чувствовала себя великолепно и вся сияла от радости.

Перед ней бежал еще один любитель бега трусцой. Он был высокого роста, пожалуй, не меньше, чем метр восемьдесят. По его стилю бега было видно, что это опытный бегун. Ширли бросились в глаза его густые, блестящие черные волосы. Пышная шевелюра делала его голову еще более крупной.

Ширли захотелось посмотреть на его лицо, и она ускорила темп. Если перегнать незнакомца, то можно рискнуть и бросить на него взгляд. «У него такие широкие плечи», — отметила она, поравнявшись с ним, и их взгляды встретились.

Лицо Ширли вдруг стало серьезным. Она привыкла обмениваться улыбками и приветствиями с другими бегунами. Но при виде этого мужчины улыбка у нее пропала. Она прочла удивление в его бархатных глазах и смутилась.

Его лицо завораживало: выступающий квадратный подбородок и необыкновенно высокий чистый лоб. Его чувственно очерченный рот был слегка приоткрыт, он тяжело дышал. Смуглая кожа и темный налет, выдающий густую растительность на подбородке гладковыбритого лица, делали его похожим на иностранца.

Ширли давно обогнала его, когда вдруг поняла, как неприлично уставилась на этого человека, и покраснела. Она, мисс Уандер, привыкшая к успеху и уверенная в себе, покраснела от удивленного взгляда какого-то совершенно неизвестного иностранца! Над этим можно только посмеяться!

Но Ширли не засмеялась. Только спустя мгновение, осознав, как ей понравился этот иностранец, она весело улыбнулась. Она чуть замедлила свой бег. Конечно, он попытается ее догнать. Значит, надо облегчить его задачу!

Марио Альбертини злился, когда был не в форме. Собственно говоря, давно следовало бы обогнать эту волнующую блондинку. В конце концов, она бежала не слишком быстро, всего лишь в нормальном темпе.

Но накануне вечером друзья его матери отмечали ее золотую свадьбу в его маленьком ресторанчике в Бруклине. И как это было принято на итальянских семейных праздниках, веселье закончилось только на рассвете.

Марио бегал трусцой не слишком часто. Но в это утро бег оказался для него единственным средством справиться со своей усталостью. Марио был сыном итальянских иммигрантов. Он жил в том же самом доме, куда в свое время переехали родители, добившись своих первых успехов на новой родине. И в этом же доме находилась его пиццерия.